ОСКОРБЛЕНИЕ В КАЧЕСТВЕ ПРИЕМА

Европа чувствует себя oversexed и underfucked, пишут литературные критики, утверждая, что именно так считает лауреат Дублинской премии Мишель Уэльбек, скандальная слава которого докатилась даже до Украины, а это можно считать величайшим достижением в карьере любого писателя. Чтобы привлечь внимание украинского издателя, часто бывает недостаточно получить Нобеля, Букера или иную престижную награду. Но Мишелю Уэльбеку повезло. Подходит к концу всего третий год после выхода его романа «Платформа», а он уже переведен на украинский. Гюнтер Грасс не переведен, Генри Миллер не переведен, Роберт Музиль только переводится, а Уэльбек уже готов.

Не очень хочется вдаваться в подробности этого перевода, сделанного для харьковского издательства «Фоліо» Р.В.Мардером, далеко не худшего, несмотря на традиционно высокий процент русизмов и грамматических ошибок. Чувство дискомфорта вызывает и стилистическое несоответствие архаической и патетической лексики перевода ироничному и эпатажному содержанию произведения, которое критика назвала «метафизической порнографией». Например, предложение «Жінки в мене теж досі немає» в других переводах звучит как «А також я не одружився». То есть речь идет не о целомудрии героя, а об отсутствии жены. Фраза «Безшлюбність — мій тяжкий хрест», которая хорошо вписывалась бы в лексику произведений ХІХ в., здесь режет ухо. В других переводах в этом месте: «Про те, що я не одружився, я часом шкодую». Слово «разврат» в украинском варианте заменено на «інші вади» и т.п. Но критиковать — дело простое. Сам по себе факт выхода на украинском языке такого «свежего» западного бестселлера — явление новое и редкостное на украинском рынке. И это самое важное.

Пишут об Уэльбеке значительно больше, а часто и лучше, чем о его творчестве, а все это читать интереснее, чем сами романы («Расширение пространства борьбы», 1994, «Элементарные частицы», 1998, «Платформа», 2001). «Литературный критик в подобной ситуации попадает в ловушку. Возникает сомнение: а что собственно обсуждается? Книга или ее автор?» — этот вопрос звучит во многих статьях и свидетельствует об умелом создании писателем своего скандального имиджа. Уэльбеку нравится бросить в интервью фразу типа: «Я не понимаю, как вообще люди с высшим образованием могут верить в Бога. Они что, не изучали биологию?» Или: «В течение последних ста лет проза не имела эмоциональной формы. Но настоящая смерть романа наступит, видимо, после того как клонирование войдет в быт».

Психологически очень правильно избранная тактика. Ведь ничто не привлекает внимание собеседника лучше, чем брошенное ему в лицо оскорбление. Тот же метод писатель применяет в своей прозе: «Іслам народився посеред самої пустелі, серед скорпіонів, верблюдів та всіляких хижаків. Знаєте, як я називаю мусульман? Нікчемами Сахари. Тільки на таку назву вони і заслуговують. Іслам міг народитися тільки в тупій пустелі, серед немитих бедуїнів, у яких немає інших справ, ніж, — пробачте мені — содоміти (видимо, имелось в виду «содомити», т.е совершать «содомский грех». — Н.С.) своїх верблюдів. Чим ближче релігія наближається до монотеїзму, тим більше вона стає нелюдською і жорстокою, а іслам найзавзятіше порівняно з іншими релігіями насаджує монотеїзм. Із самого початку він відзначається безперервними загарбницькими війнами, кровопролиттям та різаниною. Доки існує іслам, ніколи у світі не настане згода і злагода, а розум і талант будуть зайвими на мусульманській землі».

Готовый текст рекламного ролика книги, плюс еще одна «скандальная» подробность: автор — сын мусульманки. Тактика оказалась действенной, судя хотя бы по тому, что незначительная часть рецензентов размышляет над эстетическими достоинствами «Платформы», на первом плане в обсуждении — контроверсионные взгляды автора на сексуальный туризм и ислам. «Некоторые писатели талантливо описывают несчастье, другие — надежду, Уэльбек непревзойденно умеет оскорблять», — отметил один из критиков, и это, пожалуй, самая точная оценка авторского стиля. Расчет точен и безошибочен — прочтут и те, кого оскорбляют (например, мусульмане), и те, которые возрадуются, что на сей раз оскорбляют не их, и возмутятся расизмом автора (например, французы). Хотя Уэльбек никого вниманием не обделяет: «Это, наверное, совершенно по-французски — по малейшему поводу говорить о сексе, но никогда ничего не делать». Или еще более обобщающе: «Отдавать свое тело бескорыстно, просто ради удовольствия: вот чего больше не умеют делать жители Запада. Они полностью разучились делать подарки и поэтому напрасно пытаются ощутить настоящий естественный секс. И ничего у них не получается, что бы они ни делали. Невозможно заниматься любовью, не согласившись на определенную, хотя бы временную зависимость и слабость. Чувственная увлеченность и сексуальное ослепление имеют одинаковое происхождение. И то, и другое предполагает частичное небрежение своими собственными интересами».

Тактика себя оправдала — тираж «Платформы» во Франции уже превысил полмиллиона.

Оптимальный способ чтения этого произведения, видимо, описан автором в сцене, где главный герой Мишель читает известный бестселлер Джона Гришема «Фирма», пропуская события между описаниями эротических сцен и мастурбируя на страницы с особо удачными описаниями: «Із стогоном задоволення я кінчив прямо поміж двох сторінок. Вони злипнуться... Ну нічого, все одно ця книжка для одноразового читання». Страниц, имеющих шанс слипнуться, здесь хватает. Главный герой — бухгалтер в министерстве культуры — едет с туристической группой в Таиланд, где занимается в основном тем, что покупает «виагру», мастурбирует, посещает массажные салоны с тайскими проститутками и считает всех своих спутников ничтожествами и неудачниками. Себя он тоже характеризует самокритично: «Вигляд у мене не дуже веселий. З прямим волоссям, у тонких окулярах, з похмурим обличчям та головою, трохи схиленою вперед, щоб краще чути похоронний хор, я почувався дуже зручно, набагато зручніше, ніж, скажімо, на весіллі. Похорон, достеменно, — це для мене».

Кроме того, он читает все, что попадает ему в руки и подробно и занудно пересказывает прочитанное на страницах произведения. Читатель получает полноценную возможность прочувствовать воспетую европейскими критиками атмосферу oversexed (в плане предложений профессионального секса) и underfucked (в плане удовлетворения жизнью). «Безшлюбність — мій тяжкий хрест», — плачется герой и, несмотря на мастерство таиландских проституток, продолжает ощущать абсолютный Weltschmerz, от которого не спасает даже полученное после смерти отца наследство.

Немного веселее жизнь становится после возвращения в Париж, где у героя завязывается бурный роман со спутницей по путешествию Валери: «До Валері жодна дівчина, з якою я контактував, не могла навіть наблизитися до тайських повій». Такой высочайшей оценки заслуживает эта идеальная любовница, всегда готовая заняться любовью — даже после 15-часового рабочего дня. Разве что в состоянии полного изнеможения она ограничивается «легким міньєтом», а так все происходит по полной программе — вдвоем, втроем, вчетвером — все что угодно, все когда угодно, в каких угодно количествах, позициях и как угодно долго. И самое важное — все это описано столь детально, что может служить инструкцией для желающих повторить сексуальный опыт Мишеля.

«Возможно, сыграло свою роль то, что прежде чем писать «Платформу», я женился, — кокетливо признается Уэльбек в одном из интервью. — Наверное, поэтому Валери имеет прическу и цвет волос, противоположные прическе и цвету волос моей жены. А Мишель, в отличие от меня, носит очки и бороду».

Чем еще можно объяснить колоссальный успех этого откровенно посредственного по эстетическим критериями произведения, в котором хватает фраз типа: «Не знаю чому, але ж я радий, що ти багата. Насправді це не має значення, однак мені чомусь дуже приємно»?

«Платформа» — роман «на злобу дня», выражаясь распространенными в этом произведении (или его украинском переводе?) газетными штампами. Вечно острая тема секса плюс остроактуальная в последнее время тема терроризма, — коктейль срабатывает безотказно: «Отже, з одного боку в тебе сотні мільйонів західних туристів, які мають усе, але позбавлені можливості мати сексуальне задоволення: вони постійно шукають, але нічого не знаходять і через це відчувають себе вкрай нещасними, ображеними до глибини душі. З іншого боку, в тебе є кілька мільярдів людей, які не мають нічого, які пухнуть з голоду, вмирають молодими, живуть у страшних умовах і в яких немає нічого більш цінного, ніж власне тіло і незаймана сексуальність. Це так просто, надто просто зрозуміти: ми маємо ідеальні умови для обміну. Навіть важко собі уявити, скільки грошей можна тут заробити». Жаль, что автор не догадался ввести в роман еще несколько эпизодов педофилии, оправдывая их подобными теоретическими изысками, это позволило бы увеличить тираж книги еще на каких-то полмиллиона возмущенных родителей. Или наоборот, следовало осудить педофилию, как герои «Платформы» осуждают садомазохизм, и вынудить критиков говорить не просто о «глубоком католицизме книги», как они это делают сейчас, а об «очень глубоком католицизме». Или вообще о религиозности как об основной тематике романа. Не зря же Уэльбек так любит сравнивать мировые религии: «Существует столько же толкований Корана, сколько существует мусульман. Это своеобразный противовес католицизму и больше похож на протестантизм». Глубоко, не так ли?

Проникнуть глубже в суть вещей писателю удалось разве что в процессе своих футурологических рассуждений: «Возможно, поиски любви помогут переждать время, пока у нас не появится генетически оптимальный человек. Я хочу уметь летать, дышать под водой и иметь тело, которое оптимально функционирует во время секса. Генетика сможет обновить старые мифы человечества. Клуб «Афродита», созданный в моем романе Мишелем и Валери, — это что-то наподобие такого острова пережидания».

А какого же мнения обо всем этом критики? В основном, отклики весьма положительны, но иногда даже очень благосклонная и гордая успехом земляка французская критика позволяет себе заметить, что «как и Вольтер, Уэльбек не очень хороший рассказчик, хотя именно Уэльбек наконец-то дает Франции возможность пополнить современный роман чем-то очень важным и очень французским».

Есть и более смелые предположения: «Если бы автор не был таким известным и на каждом шагу не висел его портрет, можно было бы без труда представить, что «Платформа» — это неплохо сделанное порнографическое чтиво. И это был бы еще большой комплимент», — написала немецкая газета Sueddeutsche Zeitung.

«Во время своих встреч с публикой Уэльбек будет читать отрывки из нового романа. Но если бы организаторы объявили, что в этот раз он будет делать лишь то, что и принесло ему такую популярность, — интенсивно курить, пожимать плечами, потеть и полемизировать, вряд ли кто-то из его поклонников остался бы дома», — иронизирует обозреватель другого влиятельного журнала Frankfurter Rundschau.

Любовь Мишеля и Валери заканчивается трагически. Едва лишь они решают навсегда остаться в Таиланде, как террористы осуществляют дерзкое нападение, и Валери гибнет. Иного выхода у автора не было, ведь невозможность гармоничной супружеской жизни он уже доказал на примере второстепенных персонажей. Не делать же героев в самом деле счастливыми? А как же тогда суровый приговор современному обществу? Не годится. Поэтому Валери гибнет, а Мишель впадает в депрессию. Точнее, возвращается к своим мыслям, с которых начинался роман. А Уэльбек отвечает журналистам на вопрос о своих чувствах во время теракта 11 сентября: «Откровенно говоря, моей первой мыслью было: «Жаль, что террористы погибли». Я хотел бы поговорить с ними, чтобы узнать, что они думали в тот момент. Я бы вырезал себе их инструкции и подшил в папку — это захватывающий документ. И не только для того, кто пишет книги».

Что ж, возможно, это правильное решение — переждать, пока генетика добьется своего, и тогда клонированный Мишель Уэльбек будет способен не только провозглашать контроверсионные идеи и подробно описывать позиции «Камасутры», но и начнет писать романы, которые будут больше напоминать настоящую литературу, чем общественно-критическую публицистику.