«Осень средневековья» и мечты о новом фестивальном лете

Когда пишешь о событии, к которому причастен «изнутри», не избежать субъективизма. Однако специфика описываемого действа — именно в том, что большинство из посетивших Гостиный двор на Подоле в тот вечер могли бы рассказать то же самое, поскольку безучастным не остался никто. И каждый, передавая трепетный огонек от своей свечи к свече соседа, мог ощутить тот особый ток ритуального родства и посвященности, объединявший некогда членов цеховых корпораций и церковных братств — атмосферу, ставшую результатом совместных усилий (организаторы позаботились о том, чтобы каждый приглашенный не только захватил с собой свечу, но и пришел на праздник в этнической одежде — нарушителей останавливали строгие и требовательные привратники). Итак, речь пойдет о Средних веках и об акции «Осень Средневековья» — первой в новом сезоне вечеринке от этнофестиваля «Країна мрій». Сейчас в почете длинные родословные, берущие начало от князей и знати. Вот и решил инициатор фестиваля Олег Скрипка и другие «мрійники» начать путь к новому фестивальному лету с «Осени Средневековья», иными словами — с эпохи Ренессанса.

Возрождение в истории европейской культуры — эпоха распространения книгопечатания и огнестрельного оружия, время, когда ученые мужи пытались вмонтировать эпохальные научные открытия в схоластическую, завершенную картину мира, когда люди еще верили в гармонию и поклонялись красоте. Наш ренессанс, украинское барокко, исторически совпал с началом Руины. Возможно, именно поэтому он так напоминает фантастичное цветение осенних каштанов в Киеве. Но довольно блуждать в потемках истории. Подол. Низкое вечернее солнце искоса поглядывает на асфальт и остроугольный бетон и надолго задерживается на белых стенах барочных зданий — удивительно пластичных и теплых в эту пору. Сквозь утомленный гул Контрактовой площади доносятся звуки лютни, флейты, колесной лиры и барабанов. Вот в проеме высоких железных ворот появился отблеск свечи. Процессия во главе с цехмистром в длинном плаще-епанче движется по мощеному двору. Звучит Аллилуйя. Навстречу выходит другой цехмистр в расшитом шелком плаще с капюшоном, церемонно кланяется процессии, принимает из рук ее главы бронзовый подсвечник и ставит его рядом с иконой. Хор располагается широким полукругом на возвышении и величает присутствующих. Затем произносится декламация о триумфе Киева, о втором Иерусалиме, о том, как апостол Андрей Первозванный воздвиг крест на одной из днепровских гор и предрек великую славу этой местности.

Нет, вы очутились не на съемках фильма и не на спектакле по мотивам пьесы Ивана Кочерги «Свіччине весілля». Это игривая и одновременно серьезная попытка уловить отблеск другого Киева — давно ставшего историей, если не мифом. Однако в его излучении — квинтэссенция эпохи, в которую наш Город и его жители обладали в избытке и гонором, и учтивостью, умели проявлять характер и отстаивать свои права. В том числе — право на свет. Именно в этот день святого Симеона Столпника, открывающий новый церковный и деловой год, происходило обновление света — был праздник свечи, или же свадьба свечи. Киевские мещане устраивали его ежегодно в ночь с 14 на 15 сентября (по старому стилю — с первого на второе сентября) на Контрактовой площади в Киево-Подоле. Еще с вечера сюда сходились члены (Богоявленского) братства и братчики-цеховики со своими знаменами и хоругвями. Они шли и пели цеховые гимны — песни и божественные песнопения. Каждое цеховое братство несло свою большую восковую свечу. В полночь вся площадь вспыхивала множеством свечей и факелов. Начинались танцы, разыгрывались театрализованные драматические диалоги, декламировались лучшие поэтические произведения тех времен.

Как свидетельствуют архивные источники, праздник свечи, или «женитьба свечи», хоть и в модифицированном виде, но дожил до начала ХХ века. Это было последнее воспоминание о Магдебургском праве, которым киевляне руководствовались по меньшей мере с конца XV века. В летописи того периода упоминается о том, что «Великий князь Литовский Александр Казимирович освободил жителей от воинских повинностей, освободил от налога и предоставил киевоподольским гражданам право вольных имперских городов по Оттонскому, или же Магдебургскому кодексу». Позже, в начале XVІ века король польский Сигизмунд І подтвердил эти права. Магдебургское право в Киеве было отменено только в 1830-х годах, во время царствования Николая І. Кстати, его предшественник, Александр І, почтил киевлян подтверждением их магдебургских вольностей (хоть и номинальных на то время), за что и удостоился торжественного приема, устроенного пятнадцатью киевскими цехами. А площадь назвали в честь благородного монарха Александровской (сейчас — Контрактовая).

Но вернемся на Гостиный двор. У вас Средневековье все еще ассоциируется с темными веками? Тогда стоит послушать, с какой ясностью мысли и духовной сознательностью люди в те времена ставили граничные вопросы бытия в «диалоге мастера Поликарпа со Смертью» или в канте «Блажен муж иже не идет на совет нечестивых». Скажете: им бы наши проблемы, они бы не то запели. А может, наоборот — нам бы их танцы и песни! Смерть, как и положено, явилась неожиданно, когда после церемониального открытия праздника в руках всех присутствующих уже горели свечи, музыканты принялись наигрывать танцевальные мелодии, а некоторые легкомысленно присоединились к танцующим, где уже размахивала косой Костлявая. Так оно всегда и бывает (коса, между прочим, была настоящая). А вызвал ее тот самый «… нікотрий мудрец, Полікарпусь визваний, великий майстер вибраний, котрий просил у Бога, аби Смерть виділ і питаючимся о ній добре повідал…» Она милостиво явилась. Рассказав о своей родословной, о грехопадении Адама, о том, что наделена одинаковой властью и над вельможей, и над нищим, о том, как зазубрила косу о Христа, Смерть станцевала с Поликарпом — под песнопение «А Бог Адама створив рукама…» (он, видите ли, тоже был мастером и не гнушался ручной работой) — и исчезла, предупредив: когда явится во второй раз — не сносить мастеру головы.

Не вечен и праздник. Думали ли об этом его участники, пускаясь в пляс, — не знаю. Ибо сложный музыкальный ритм требовал постоянного внимания к рукам и ногам, которые вначале не могли попасть в такт средневековой мелодии — такой незатейливой, но такой неуловимой в своей гармоничной простоте. Я тоже не думал, не до того было. Зато потом, шагая по почти ночному Подолу мимо Братского корпуса Могилянской академии, мимо фонтана Самсона, понял, что мне совсем по-другому открывается архитектоника этих строений. Не даром же спудеи средневековых университетов вместе с грамматикой и поэтикой, логикой и риторикой, философией и теологией изучали математику, небесную механику и музыку. А может быть, эти ассоциации возникли под действием вина, налитого в мой бокал щедрой рукой виночерпия. Не знаю. Будет следующая вечеринка — разберемся.