Они бродили по дорогам. Франковцы прониклись тяготами украинских наймычок в итальянских «прыймах»

Национальный театр имени Ивана Франко продолжает в этом сезоне активно стрелять премьерным конфетти. Не остыли после февральской жары в связи Н.Сумской («Кайдашева сім’я «) — нате… целый «бабий бунт» в авторском проекте сверхактивного режиссера Александра Билозуба «…Я згадую… (Амаркорд)». Вы не обманулись: Ф.Феллини тут тоже «при чем».

Пока Богдан Ступка вживается в Польше в образ подагрического олигарха в новом фильме Кшиштофа Занусси, дома, в подведомственном ему драмхозяйстве подчиненные без дела не маются. Без премьер не сидят. «Всем работу нашел!..» — можно перепеть Марко Вовчок (повесть «Институтка»). Ведь в театре, а это не тайна, важнее важного трудоудовлетворение именно женского контингента. Этот иногда взрывоопасней любого «ограниченного...».

Это вечная прорва, ежесезонные стенания: «мне не дали, а ту распределили!», «сколько можно ждать, ведь пенсия на горизонте?»

И так в каждом академколлективе (не «академ» скоро уж не останется).

Посему в целях пожарно-театральной безопасности многие художественные руководители, не мудрствуя, и делают «бессмертными» совсем уж смертные произведения наподобие «Восьми любящих женщин» Р.Тома (недавно в столице даже бизнес-леди блеснула в этом творении) или «Бабьего бунта» Н.Хикмета.

Только мы пойдем «другим» путем...

И путь этот в страну Италию. Куда толпами, семьями, порою, даже целыми поселками (последние электоральные замеры на выборах в Западной Украине — тому подтверждение) уезжают наши дочери, сестры, неньки.

Едут не за романтической «птицей счастья завтрашнего дня». Эта пташка давно сдохла. И нечего ждать соловьиных трелей. Едут за куском хлеба насущного — пропитания ради. Ради детей своих едут.

И не остановим этот «железный поток». И тает население на родине, как пломбир среди жаркого лета.

Молодой да цепкий постановщик А.Билозуб правильно расцарапал больную тему. Тему почти неразрыхленную родным театром. А ведь это болит. А ведь почти что каждый у нас об этом говорит.

Это же все исконно родное, классически неистребимое — наймычки, бурлачки, безталанні. А тут еще и артконтекст международный. Поверьте на слово, уже сама эта идея — попросту зашкаливающий уровень блистательности.

То есть… Есть толпа милейших украинских заробитчанок. «Экскурсоводы» заводят их не куда-нибудь, а в тот самый Римини — на родину Феллини. Там, где и родился гений, там где прах его упокоен. И о них — об этих бесталанных — снимают фильм как бы в манере «документального Ф.Феллини». Монологи на заданные темы — на камеру. Со всей бабьей непринужденностью и непосредственностью. Есть, конечно, еще и блуждающие фантомы из «Амаркорда» — знаменитого фильма-воспоминания. Силами сценографа Владимира Карашевского и итальянского композитора Алессио Влада навевается соответствующая атмосфера киногородка, где, судя по всему, ничего не меняется со времен Федерико… Ведь музыка — вечна. Особенно, если подлинный композитор — Нино Рота. А уже «аранжировщик» некоторых его тем — собственно Влада, неоднократно работавший с Дзеффирелли (музыка в этом спектакле действительно волшебна).

И вот наши «Маши» вспоминают…

Одна о старой маме: як вона там, старенька, може померла вже?

Другая о своих школьниках, которых когда-то натаскивала дома, в украинской школе.

Третья — еще раз про любовь, после которой получился ребенок (он появится ближе к финалу, а потом почему-то бросится под поезд).

У четвертой уже «новейшая» история — о породистых собаках, которых холит-лелеет в итальянском особняке.

Все эти бабьи «моноклипы» — настоящие бенефисики для актрис не сильно избалованных главными ролями. Они понимают свою миссию, осознают всю историческую ответственность… И в старании своем, в прилежности актрис-учениц — каждая по-своему симпатична и убедительна. Каждая по-своему трогательна. Никто не вызывает недоуменного скепсиса: «А этой не верю!». Как не поверить-то? Небось не Шекспира или Бомарше играют, а материал в виде «домашней заготовки». Наподобие «что режиссер увидел — то они и спели». И, скажу я вам, некоторые девушки гораздо рельефней на этой сцене в этом сочинении, чем в «Фигаро», например. Имею в виду актрис Наталью Ярошенко и Татьяну Олексенко. Первая — умеренно эксцентрична. Вторая — стеснительно драматична. «На разрыв аорты» моноклип у Любови Кубюк — давненько не играла с такой страстностью и самоотрешенностью. Ее героиня — посреди шумного шоссе. Она то ли машину ловит, то ли броситься под нее хочет — от отчаяния. И все ее вопли про старую маму, про потерянную родину — очень, ну очень больно.

Неожиданно удивила народная артистка Украины Л.Смородина. Можно, оказывается, играть даже двух великих королев в одном, «малом», спектакле, и толку немного. А можно стать «красной тряпкой» для быков (ее платье — одно из самых ярких пятен спектакля), можно безоглядно «влить» свое мастерство в нужную форму, можно преломить под потребности материала всю свою трудную психофизику — и глаз не оторвать.

Приятно, конечно, что постановщик чуток и чувственен к неиспользованным залежам артистических потенциалов. Хотя (вроде бы) его больше увлекают и не лицедейские метаморфозы, а иное. «Феллинизация» и визуализация сценической действительности. Его «творческий метод» (если вспомним еще и бородатые шаблоны) — это «стратегия рефлексивности» часто по поводу, а иногда и без оного. И Карашевский ему в помощь: талантливый художник, который уверенно движется по «лидерской» сценографической дороге. И путь этот обязательно приводит к какому-нибудь храму. «Почерк» Карашевского строг и рельефно-метафоричен — одновременно. Итальянский городок — как съемочный павильон. Вокзальная тележка — как вагон в никуда. Средиземное море — как «километры» целлофана, используемого, как правило, исключительно для мусорных целей.

Мусорный ветер колышет волны этого моря. И жизнь человека — лишь соринка в вихрях ветров.

Но это в жизни.

А в кино озорные феллинивские мальчишки и почтенный киномаэстро — словно поклон старому великому синема, равного которому не было и не будет. Эти феллиниевские ритмы «прошивают» разрозненные слайды историй про наших бесталанных, унесенных тем самым ветром в чужие, хотя и теплые страны.

…И именно в этом месте, думаю, следует оглянуться. И заметить следующее. Режиссер А.Билозуб — некогда подмастерье у А.Жолдака, а нынче «доверенное лицо» у Б.Ступки — на самом деле большой молодчина. Наступательный креатив буравит его натуру. В отличие от иных своих ровесников-современников, он без дела не сидит. Вечно где-то и что-то производит. Без конца и края перетряхивает старые мифы. Как в случае с «Соло для часов с боем», когда дал побенефисить не звездам, а маловостребованным франковцам старшего поколения. Без всяких тормозов он сочиняет свои очередные новаторские космогонии. И вот «великая немая» Соломия Крушельницкая в спектакле-дивертисменте до сих пор в репертуаре и меня сильно удивляет эта продвинутость столичной аудитории. Старый добрый ад, известный нам из школьной программы по «укрлит», этот молодой режиссер «самотужки» выворачивает «потерянным раем»… Как это у него и получилось на материале неканонической судьбы Т.Шевченко: спорный, но достойный спектакль «Божественное одиночество» (он идет раз в год — сугубо в день рождения Кобзаря).

И надо было обустроить предприятие таким образом, чтобы самолично посол США г-н Тейлор на эту премьеру пожаловал, а потом радостно хлопал в благостном неведении особенностей эстетского столкновения двух миров — киношного и острабайтерского… Раньше, помнится мне, из знатных дипломатов на киевских премьерах выделялся, пожалуй, только В.Черномырдин. В основном, в Русской драме. Теперь, судя по всему, даже сферы театрального влияния уже поделили. Американский — в украинскую (драму). Русский — к своим же. Впрочем, у каждого своя дорога. Вот и я вернусь на проторенную…

Не убедишь меня — ни при каких обстоятельствах — в том, что «сканирование» названия великого фильма Феллини для афиши франковцев — самый удачный креатив… За феллиниевским названием — своя история, своя философия и очень личностная тема. И примазываться вроде негоже. И никакие игры в постмодерн не оправдают способности соотносить великое и временное. Это то же самое, если бы на афише Русской драмы красовалось «Олег Вергелис, «Гамлет». Смешно. Вот и здесь садистский юмор — «Олександр Білозуб, Олена Сікорська, «Амаркорд».

Но это внешнее — сугубо обертка. В «начинке» спектакля тоже есть продукт трудноусваиваемый. Собственно, литературное качество монологов наших красавиц. Тут уже действительно несоответствие блистательности задумки и уровня «наполнения». Задумка порою давит сам действенный каркас… И, думаешь: эх, к этой идее еще Тонино Гуэрра — в качестве драматурга. И сошлись бы тогда все швы в итальянском платье на вырост. Самый сильный монолог, как замечено выше, у героини Кубюк. Остальное может быть, а может и не быть… То есть, другие актрисы вообще могут нести любую отсебятину и спектакль от этого, глядишь, только улучшится, приобретет естественную упругость.

Очевид­но, что режиссеру было бы полезно «воздержание» — для художественного самочувствия особенно. Воздержание и ограничение в плане автоизлишеств… В спектакле можно найти три равноценных финала. Из него можно вымарать несколько «висячих» сцен и персонажей. Его можно сжать в одну тугую пружину — потом разжать… И он, наконец, выстрелит. А не выхолостится, как это и произошло на третьем часу просмотра (без антракта).

По этой причине пока самым совершенным произведением режиссера-визуалиста, на мой взгляд, следует считать «Голодний гріх» в Центре Леся Курбаса. Там «ограничителем» был Стефаник. Сам материал, который не позволял растекаться мыслию по морю.

Если же в целом, то «Амар­корд», безусловно, найдет свое место в репертуарной нише франковцев. Рядом с великим «Тевье», пошлыми «Зайцами», актуальной «Наталкой», семейным «Кином», ужасным «Ромео», веселой «Кайдашевой», этот «Амаркорд» — «полезный» спектакль. Как для десятка актрис, встряхнувшихся в трудной работе. Так и для свето-звуко-техников — не каждый день живые классики на премьеры приезжают.