ОБРАЗЦОВАЯ ЯПОНИЯ

Едва ли не самым интересным аспектом работы многочисленных культурных центров, действующих в наших палестинах, является их политика национальной саморепрезентации. По их акциям прекрасно видно, какими они хотят выглядеть в глазах украинцев, да и всего мира. Культурные центры в основном работают или на развеивание традиционных представлений и стереотипов относительно национальной культуры, или на их дальнейшее упрочение. Очередной фестиваль японского кино, проходивший в кинотеатре «Жовтень» с 12 по 16 сентября, явление второй категории. Программа фестиваля была разнообразной и интересной, но показывала она ту положительно-безоблачную Японию, чей образ навязчиво создается масс-медиа.

Такая политика, бесспорно, пошла на пользу зрителям. Программа состояла из семи лент, из которых две являются международными хитами («Звонок» и «Сумо достало!»), еще две — победительницы престижных фестивалей («Смерть чайного мастера» и «Цубаки Сандзюро»), причем последняя снята самим Акиро Куросавой. Это особенно порадовало на фоне рутинных праздников национальных кинематографий, регулярно предлагаемых Домом кино, куда фильмы попадают по принципу «чего не жаль — отдам соседу». Еще одним подарком стало проведение этого действа в кинотеатре «Жовтень», да еще и бесплатно. Но этот жест доброй воли едва не обернулся трагедией: администрация «Жовтня» оказалась не готовой сдерживать разъяренную толпу падких «на шару» киноманов. Двери в зал открывались в момент начала просмотра, и толкотня на входе иногда могла привести к человеческим жертвам. Хотя на самом деле это является не проявлением организационной халатности, а скорее свидетельством незавидного положения киевского кинозрителя: ради хорошего кино киевляне готовы взять на абордаж любой кинотеатр.

Открылся фестиваль простой, как все гениальное, лентой Куросавы. Цубаки Сандзюро — выдуманное имя благородного самурая, помогающего недалеким крестьянам спасти свою общину от своеволия коррумпированной верхушки. Фильм, снятый в двух-трех декорациях и построенный на тактическом поединке двух соперников, не дает зрителю оторваться от экрана. Это прекрасный урок призабытой режиссерской манеры, способной создать напряженный блокбастер без каких бы то ни было спецэффектов и грубости. К сожалению, такие ленты едва ли откроют глаза Засеевым-Руденкам и другим мэтрам исторического кино: качество фильма не зависит от количества массовки и искренности патриотического пафоса, прущего из каждой сцены.

Абсолютно иная модель исторического кино — «Смерть чайного мастера» Суо Масаюки (1984, приз Венецианского кинофестиваля). Сюжет об убийствах монахов в средневековой Японии сразу вызывает у западного зрителя ассоциации с «Именем розы». Но общие черты присутствуют только на уровне сюжета. Этот фильм — глубокое наблюдение японской души, превратившей чайную церемонию в религиозное действо, способ трансцендентального переживания.

Вообще мало кто умеет справляться с собственной историей так, как это делают японцы. Они умеют одинаково хорошо говорить и о героических, и о трагических ее страницах. Например, такую трудную и болезненную тему, как атомные атаки на Хиросиму и Нагасаки, освоили японские аниматоры. В феноменальной отрасли японских мультфильмов «аниме» ленты об этой катастрофе весьма распространены. Показанная на фестивале «Могила светлячков» (1987) Исао Такахати, безусловно, эффективна в плане национального воспитания юных японцев, хотя и построена на довольно коварном приеме. Каждый ребенок ожидает от мультфильма чего-то сказочно-безоблачного, а ему показывают невообразимо печальную и жестокую историю мытарств и гибели двух японский детей. Такая пропасть между зрительскими ожиданиями и событиями в фильме эмоционально влияет даже на взрослых.

Более современные способы запугивания зрителей использованы в прославленной ленте Хидео Накаты «Звонок» (1998). Американский римейк этого фильма, недавно прошедший в нашем прокате, снискал славу удивительно страшного фильма, грозящего зрителю некоторыми психическими расстройствами и фобиями. Что же так ужасает в истории о таинственной видеопленке, приносящей смерть каждому, кто ее посмотрит? Похоже, этот сюжет активизирует сокровенные страхи современного человека перед всемогуществом средств массовой коммуникации, перед тем, что сейчас называют терроризмом экрана. Мотив телефонного звонка, извещающего о близкой смерти, оказался чудовищно близок современному зрителю. Звонки мобильных телефонов, время от времени звучавшие во время просмотра, вызывали просто-таки параноидальную реакцию зала, вплоть до призывов перевести телефоны в виброрежим. Оказывается, кино еще не утратило своих магических свойств — впечатления наших современников от «Звонка» напоминают реакцию первых кинозрителей, выбегающих из зала при виде надвигающегося на них с экрана поезда.

Показы выдающихся образцов японского кино оттенялись научно-популярными лентами «Актер Кабуки» и «Барабаны Японии». Их художественная ценность минимальна, но показывают они ту идеальную Японию, которую мы видим в рекламных фильмах и туристических буклетах. Однако, как известно, даже непритязательная игровая лента может раскрыть замалчиваемые стороны жизни общества, обычно не афишируемые в беспроблемных фильмах «на экспорт». В документальных фильмах образцово-показательные японцы восхищаются национальными видами искусства не меньше иностранных почитателей экзотики. А вот в молодежной комедии с красноречивым названием «Сумо достало!» (1984) — совсем другая ситуация: в японских университетах никто не хочет заниматься сумо, студенты предпочитают более демократичные виды спорта. Чтобы спасти университетскую команду, преподаватель заставляет студентов вступать к нее, угрожая исключением. Симптоматично, что фильм снят в типично американском жанре спортивной молодежной комедии: юные спортсмены-неудачники обязательно достигают успеха, пройдя через смешные испытания. То есть о своем, национальном, приходится говорить на заимствованном языке. Типичный эффект глобализации.

Конечно, истинная цель каждого такого мероприятия — создать видимость успешной и цветущей национальной культуры. Свою миссию японцы выполнили. А вот что увидит зритель между строками кинематографического текста — совершенно другое дело.