О тех, кто выживет

Последний фильм Джима Джармуша "Выживут только любовники", "доживший" и до нашего кинопроката, празднуют как возвращение Мастера. Автора "Мертвеца" - культового фильма, подарившего неформалам 90-х стиль, настроение, эстетику, часто миксовавшуюся в юных головах с другим, снятым на год раньше шедевром "Криминальное чтиво"...

Совсем неудивительно услышать в "Любовниках" хит Чарли Фезерса Can't Hardly Stand It, знакомый по саундтреку "Убить Билла". Настолько Джармуш и Тарантино в тот свой звездный период были вестниками нового авторства, вампирами, высосавшими кровь из старого искусства, чтобы вдохнуть жизнь в новое.

Как минимум в середине 90-х их появление давало на то надежду. Но кино, как и история, ходит по своему мистическому кругу. И Джармуш возвращается к нам сегодня как режиссер фильма, где снова в героях "мертвецы" - вампиры, приобщенные к вечности и бесконечности. Носители неподъемных чемоданов человеческой культуры, живущие этим наследием, пусть и презрительно именующие Байрона "напыщенным болваном".

На одном континенте в Детройте - Он. На другом - в Танжере - Она. У него (Том Хидлстоун) - музыка и меланхолия. У нее (Тильда Суинтон) - литература и крутой друг, сам Кристофер Марло, предшественник Шекспира, а по некоторым хитросплетенным версиям - истинный автор великих пьес.

Так или иначе, Джармуш (автор идеи и сценария) на этом настаивает. В разлуке они недолго, всего несколько веков. Потом встречаются, разговаривают о прекрасном, играют в шахматы, и, отдавая дань самому, наверное, стильному и забирающему фильму о вампирах "Голод", посещают ночной клуб в черных очках.

Суинтон, конечно, ни разу не Катрин Денев, а у Хидлстоуна, прямо скажем, общего с Дэвидом Боуи - лишь английская прописка, но "Любовники" выживают - стильность, в рабство которой стремится наша продвинутость, здесь выдержана не хуже, чем в "Голоде", хотя тоном эстета Джармуш, в отличие от Тони Скотта, с нами не разговаривает. "Любовники" - вообще не фильм-повествование. Это фильм-блуждание. Медитация и сон... "Какие сны в том смертном сне приснятся?.."

То, что независимый и культовый Джармуш заступил на территорию жанра, да еще такого низменного как "кино о вампирах" - не значит ровным счетом ничего. Дело здесь не в жанре. И даже не в его предполагаемом апгрейде. Последнее - как раз больше по части Тарантино.

Небольшая уступка массам, не более. Манок, развеивающий страх и программный трепет зрителя (сейчас набросится, вопьется, страшно или смешно брызнет кровь...) после первой рюмки... Первой рюмки крови, выпитой героями в доказательство того, что вампир, приятельствовавший с Шубертом, давно не дикарь. Не охотник за жертвой в лунной ночи (пусть даже романтики в том больше), а тонкий ценитель прекрасного. Все логично - культура репрессивна, культура истончает. А большая культура отдраивает тебя добела, до эфирного бледного подобия женщины, как в случае с героиней Суинтон. Она - очевидная первая скрипка в картине. Подобно многим нынешним приверженцам эскапизма, ухода в собственно скроенный мир идеалов - тонкого вкуса, мании здорового образа жизни, высокоинтеллектуальных бесед, герои Джармуша воздвигли себе "вольер" из очарований и ценностей духовного порядка.

Гитара образца 1905 года не капиталовложение, а волшебным образом осязаемая связь веков, осознание вечности, помогающее выжить. Особенно, когда жить приходится долго. Практически от сотворения мира.

Что ж удивительного, что джармушевские вампиры (имена им - Адам и - не поверите - Ева) из века в век несут проклятие, оно же спасение рода человеческого - любовь. А там где "любовь", на цыпочках подкрадывается и пошлейшая рифма - кровь. All you need is blood.

Кровь в "Любовниках", по примеру потребляемой Адамом и Евой духовной пищи, - высшего качества. Достается в научных лабораториях и по блату. Опускаться до убийства? Это так несовременно. Мотив отнюдь не новый.

За год до Джармуша о вампирах-филантропах сняла свой "Поцелуй проклятой" Александра Кассаветис. Герои там тоже пребывали во власти чувства собственной элитарности и на первом свидании, к примеру, наслаждались просмотром "Виридианы" Бунюэля.

Удивительно, из какого воздуха хватают одни и те же идеи эти американские независимые - и полнометражный дебют средней дочери Кассаветиса, и "лебединая" (хотелось бы верить, что все же не эта) песня Джармуша перекликаются не только идеологически, но и сюжетно. В "Поцелуе проклятой" в идиллический момент вампирского бытования врывается никем особо не ожидаемая сестра героини. С очевидными малоприятными последствиями.

Практически слово в слово этот кульбит повторяют и "Любовники". Но эффекта вторичности не возникает. Наоборот, это кажется стандартной вампирской историей, элементами семейной драмы упырей. А вот что Джармуш отбрасывает напрочь - это секс и какой-либо вообще эрос (несмотря на название и прочую вампирскую мифологию) Если, конечно, не брать в счет тот эротический трепет, который у подкованного зрителя вызывают все эти бесконечные пасьянсы из культурных мемов, самоговорящих названий и самопредставляющихся имен. Там, где будет доктор, будет поминаться и Калигари, и Стрейнджлав, и даже доктор Ватсон. Если Адам покажет своей Еве дом Джека Уайта - гитариста группы The White Stripes, то название их по-настоящему успешного альбома "Последнее прибежище белой крови" всплывет само собой... Не говоря уже о сожалениях Марло (Джон Херт) о том, что Гамлета удачнее всего было бы писать с Адама. И так далее.

Зрителя растворяют среди бесспорно весомой символики, завлекают в кружение с персонажами классической культуры. Ничего другого таким выхолощенным существам, как вампиры, боюсь, не остается. Жонглировать знанием, "когда покров земного чувства снят". Фильм Джармуша проходит по разряду снов. А во сне все всплывает невпопад... И невольно, как и Ева, задаешься вопросом "Это был плохой сон?" "Мог быть и хуже", - отвечает Адам.