НОВЫЕ ОДЕЖДЫ СТАРОЙ ОДЕССЫ

Хорошо иногда убедиться, что Киев — это еще не вся Украина. Иногда даже приходится убеждаться в том, что с точки зрения выдающихся музыкальных событий Украина — это вовсе не Киев. И тогда можно порадоваться, что, кроме столицы — вотчины Союза композиторов, — есть еще Одесса, силами хрупкой Кармеллы Цепколенко и ее небольшой, но энергичной команды оставившая за собой статус вольного города в области музыки. Его не поддерживает близость западной границы и не умирающая память о «другой империи», подпитывающая Львов с его «Контрастами». Тут есть ощущение огромного простора, открытого для бесконечного творческого эксперимента. Наверное, это оттого, что рядом море. В прошлые выходные Ассоциация «Новая музыка» провела восьмой международный фестиваль «Два дня и две ночи новой музыки». Этот фестиваль не надо рекламировать и даже просто представлять — его знают. Возможно, это единственное, что знают сейчас об «Одессе культурной» не только за пределами нашей родины, но и в Киеве. Есть еще Юморина, эксплуатирующая протертый до дыр имидж «столицы юмора» и даже «литературной столицы», который давно померк и превратился в разменную монету. А Ассоциация «Новая музыка» вполне может предложить родному городу отлично сшитый новехонький костюм столицы музыкального авангарда.

Впрочем, все это делается как у нас заведено — т.е. не благодаря, а вопреки. То, что поддержки становится все меньше — хотя должно бы быть наоборот, поскольку авторитет фестиваля растет — сказывается на программах: в этом году и списки участников значительно короче, и, соответственно, программа выглядит однообразнее. Если еще совсем недавно фестиваль выглядел панорамой, то в этот раз он производил впечатление достаточно глубокого выборочного зондирования. Это естественно — каждый коллектив, исполняющий по пять-шесть произведений, дает довольно полное представление о своем сегменте пространства новой музыки. Так что даже проигрыш в широте охвата фестиваль обратил в пользу — дал возможность заглянуть в глубину явлений. Что, на мой взгляд, не менее интересно. Ведь главное, за чем приезжают на этот фестиваль неспециалисты (может, специалисты тоже — но они не признаются) — за своим собственным ответом на вопрос о сущности новой музыки. О направлениях музыкального эксперимента. Вообще для разрешения или углубления сомнений «о новом». И тут особенно интересно не то, что именно делается (это делается уже достаточно давно), а как и в какой контекст это поставлено сегодня.

Некоторые экспериментальные моменты, представленные на «Двух днях и двух ночах», держатся и модифицируются в европейской музыке уже не менее пятидесяти лет — препарирование инструмента, использование в композиции «натуральных» звуков, магнитофонной записи, элементов перформанса. Среди «привозных» перформансов у зрителей лидировал Kabinetttheater, показавший Ursonate В.Миттерера и «Странных старых женщин» О.Нойвирт (по поэзии Д.Хармса). Последнее произведение вызвало бурный восторг публики — а как иначе может быть с Хармсом, тем более в Одессе? Но первое показалось более интересным музыкально и сценически с точки зрения «внеконтекстного» зрителя, слышащего звуки чужой речи (непонятной до определенного момента), и хорошо сделанную композицию для подготовленного рояля.

А вот еще один образчик «фортепьянного перформанса» — Оттив Мопс А.Фигга (по поэзии Эрнста Яндля) не произвело такого яркого впечатления. То ли мешало незнание поэзии Яндля, то ли знание других подобных перформансов, то ли некоторая однообразная наивность постановки. Впрочем, зритель, при виде пианистки, кидающейся туфлями, ходящей вокруг рояля и бьющей его то по деке, то по струнам, то пяткой по клавиатуре, пришел в экстаз. Что и требовалось, собственно, — а для чего еще исполнитель выходит на сцену?

К сожалению, не приехал на фестиваль отечественный любитель подобных представлений С.Зажитько, поэтому мы не получили возможности сравнить наши достижения в этой области со всеобщими.

Произведения, разворачивающие свой поиск в области собственно музыкальных средств выразительности, демонстрировали главным образом убегание от классического канона «звуковой красоты» и формирование нового канона. Он состоит главным образом в наборе диссонансов и чистых консонансов, лишающих слушателя какого-либо привычного «центра притяжения», свойственного тональной музыке — такая вот комбинация очень недавнего и очень старого канонов. Фестиваль продемонстрировал склонность современников к «убеганию от времени» в статических композициях, где подавление ощущения движения и попытка перехода в «пространственное» измерение достигается исключительно музыкальными средствами — экспериментами с ладами, мелодикой, ритмом. Особых слов заслуживают неожиданные как для приученного к «классике» слушателя наборы инструментов. Было представлено довольно много музыки для медных духовых инструментов — трубы, валторны (хотя на этом фестивале фаворитом казался все-таки кларнет) и баяна, редко солирующих в традиционной академической музыке. Как показывает одесский опыт новой музыки, некоторое высокомерие «академистов» в отношении этих инструментов несправедливо. Абсолютно заслуженным успехом пользовались на этом фестивале трубач Райнхольд Фридрих, валторнист Оливье Дарбелляй. А композиции для перкуссии для «Двух дней и двух ночей» стали уже традицией, с честью продолженной и на восьмом фестивале.

Довольно большой популярностью на «Двух днях и двух ночах» пользовались также композиции с использованием магнитофонной записи. Фестиваль открылся с произведения для саксофонного квартета и магнитофонной пленки в исполнении Стокгольмского саксофонного квартета. Весьма оригинальная композиция настраивала на присутствие достижений безличностной техники (воспроизводящей в первую очередь) и ее влияние на довольно консервативно гармоничную область музыки (уникального момента личного творчества), а также поиск самих возможностей новой гармонии такого разного мира. Лучшим образчиком подобной гармонии, на мой взгляд, стал Клавирштюк VII Эрнста Гельмута Фламмера в исполнении Вернера Баро. Эта композиция не представляет собой чего-то принципиально нового, суперэкспериментального, шокирующего и прочего, что мы с готовностью вкладываем в понятие «нового». Это очень хорошо выстроенное, выверенное и исполненное произведение, которое показывает, что «новому» совсем не обязательно приносить в жертву такие «старые» ценности, как профессионализм — и исполнительский, и композиторский.

Впрочем, то же можно сказать о многих произведениях, представленных на «Двух днях и двух ночах». В этой музыке много и совсем экспериментального, необычного (хоть и давно разрабатываемого), и в то же время основательного. Можно сделать вывод, что «эксперимент ради эксперимента» потихоньку чем-то вытесняется. В новой музыке по версии «Двух дней и двух ночей» много синтетичности, штучности, медитативности (или иронии), в худшем случае — напыщенной и потому смешной потуги на философичность. Эксперимент и поиск, безусловно, продолжается — в области мелодики, лада, жанра, инструментовки, сращения с натуральными звуками. Иногда — до тупика, выраженного однообразием. Иногда возникает ощущение установления некоей негласной то ли «усредненности», то ли «нормы». Современная музыка постепенно начинает одеваться в плоть и представать перед слушателем как нечто «устоявшееся», обладающее набором вполне определенных качеств. Тот, кто подумал, что это означает «конец нового», может отдохнуть — это означает максимум конец одного эксперимента, а значит, готовность к новому витку.

Судя по восьмому фестивалю «Два дня и две ночи новой музыки», этот виток вполне могут осилить украинские композиторы. Казалось еще недавно — мы в большом отрыве, мы отстали (любимый рефрен), мы мало можем, потому что мало знаем. Нас не поймут, потому что, опять-таки, мало знают. Что ж, не поспоришь — знаем мы не так уж много. Нас не перекормили современной музыкой. Так или иначе, но почему-то не кажется случайным то, что самые интересные музыкальные события Украины происходят не в нашей славной столице, а «на периферии» — в Одессе и Львове. Лучший киевский фестиваль — Киев Музик Фест, подававший такие надежды столичным жителям, очень скоро был оседлан Союзом композиторов со всеми грустными для фестиваля последствиями. Неприятно об этом говорить, но новая украинская музыка остается закрытой не только от мира, но и от собственного слушателя.

Поэтому в первых строках обзора украинской музыки, прозвучавшей на «Двух днях и двух ночах», хочу отметить мудрую политику фестиваля, согласно которой в репертуаре многих «импортных» коллективов были представлены в числе прочих произведения украинских композиторов-современников. Тем самым мы получили возможность услышать эту музыку в хорошем исполнении (чего тоже нелегко добиться от многих отечественных коллективов), мир через гастролирующие коллективы получит представление об украинской музыке.

А нам, как выяснилось, есть что представить. Причем в самых разных жанрах и стилях. Композиция Аллы Загайкевич «Тікати», исполненная С.Охримчуком (электроскрипка) и самим автором (компьютер), показала, что в Украине ведется эксперимент в области электронной музыки, и ведется вполне профессионально. Эта аудио-визуальная инсталляция была не очень интересной с точки зрения «видео», но вполне компенсировала любительство зрительного ряда профессиональными качествами аудиоряда.

В области перформанса выступил В.Буланов, представивший на суд публики премьеру «Реверсий» для четырех танцующих трубачей. Упор был сделан в большей мере на музыкальный, чем сценический компонент, тем не менее произведение вполне состоялось как действо.

Правда, и самая большая неудача фестиваля случилась тоже именно в области действа и в области украинской музыки. Если в свое время Ф.Пуленку и Ж.Кокто удалось превратить женскую истерику в произведение искусства, то Л.Самодаевой и А.Палашек-Сторожук это решительно не удалось. Причем если еще с музыкальной точки зрения монооперу «Танец с тенью» можно считать приемлемой (хоть и вторичной), то выбор литературного текста и режиссура обескураживают. Напыщенная и банальная метафорика, псевдофилософствование средствами вокала вызывали позывы к смеху, а не к состраданию. Впрочем, статус «нового» и «экспериментального» предполагает неровность программ, наличие в ней как удивительных взлетов, так и откровенных неудач. Наверное, если бы было иначе, фестиваль показался бы скучнее.

Очень хорошее впечатление произвели собственно музыкальные произведения украинских композиторов. Отмечу в первую очередь Дуэль-Дуэт 7 хозяйки фестиваля Кармеллы Цепколенко, «EcHorn» Юлии Гомельской для валторны и эха, «Цветение» Виктории Полевой для сопрано, кларнета и баяна. Особо теплых слов заслуживает ученица К.Цепколенко Светлана Азарова — не в качестве «поощрительной премии самому молодому участнику», а в качестве признательности слушателя за прекрасную музыку, радужные надежды на будущее. Две ее композиции, исполненные на фестивале разными коллективами, синтетичны, парадоксальны и в то же время очень стройны композиционно, т.е. композитору удалось нащупать тонкую грань между экспериментом и профессионализмом, использовать наработки предшественников и притом не впасть в эпигонство.

Итак, в плане музыкального роста перспективы в украинском искусстве вполне хороши. То есть к этому готовы композиторы. Относительно исполнителей — разговор особый. Как показал фестиваль (и не только он), среди отечественных исполнителей нет единодушия по вопросу новой музыки. Они бы и готовы ее исполнять. Но как? Школа новой музыки в исполнительской области пока не сформирована. Может, еще и потому особо экспериментальные произведения наши композиторы исполняют либо сами, либо доверяют «проверенным людям». У «непроверенных» такого рода музыка получается довольно тусклой и заунывной. Или, наоборот, режущей слух (особенно в вокале и струнных).

Есть еще одна составляющая процесса, о готовности которой говорить не хочется, но приходится — это зал и публика. Не секрет, что не каждый зал может выдержать экспериментальное искусство. Но, как показывает практика, не каждое искусство может выдержать публику. Эти две проблемы показались спаянными воедино на фестивале «Два дня и две ночи». Помещение ночного клуба, избранное в свое время для проведения фестиваля (ничего лучшего не было), показалось очень удачным. Новая музыка — в отличие от академической, претендующей на элитарность, на «интеллигентного» слушателя — позиционировала себя как демократичную, открытую, в определенном смысле «клубную». Но демократия — как это хорошо известно у нас — имеет свои издержки. Равно как и статус «ночного клуба». В фойе и в зале помимо любителей новой музыки, пришедших именно на фестиваль, можно было видеть публику двух категорий — местную «золотую молодежь» и местный «средний бизнес-класс». Обе категории уверены в том, что это «их клуб». Модель поведения, соответственно, максимально раскованная. Ну кто сказал, что в клубе надо выключать мобилки? Или что чавкать чипсами во время исполнения музыки некрасиво? Или что нельзя выйти на «танцпол» (сцена фестиваля) и предложить в перерыве поиграть в игры? Впрочем, надо отметить, что несмотря на явно низкую слушательскую культуру (возможно, частично оправданную самими стенами), «золотая молодежь» в большинстве своем с удовольствием слушала отдельные номера и явно искренне реагировала на происходящее. Наверное, испытание подобной публикой — это одно из основных испытаний фестиваля. Да, от демократичности до хамства один шаг (и наша публика этот шаг совершает с легкостью), но это еще не повод отказываться от демократичности. Новое и демократичное рука об руку — не правда ли, символично...