Нота контекста. Юрий Рыбчинский — о Пиаф и Парфюмере, о Лужкове и Пугачевой

Душа радуется, когда в Украине поэт не только «больше, чем поэт», барахтаясь в делах общественно-политических, но еще и неугомонный пиит. То есть — творец, «митець», ловец снов, коллекционер энергий, конструктор вселенных, медиум иллюзий. Эти красивости — все до одной — как ордена можно прикрепить на лацкан пиджака Юрия Евгеньевича РЫБЧИНСКОГО, знакового поэта земли нашей. И, разумеется, искусного песенника, чьи хиты слышны от Говерлы до самых до окраин. И на этом с комплиментами покончим! Потому что повод для разговора с мастером слова оказался совершенно не выспренный, а очень актуальный. Рыбчинский стал идеологом и одним из авторов премьерного украинского мюзикла о судьбе знаменитой «поющей в терновнике» — об Эдит Пиаф. На будущей неделе — премьерные аккорды спектакля «Эдит Пиаф. Жизнь в кредит» на сцене Национального театра имени Ивана Франко. Режиссер — Игорь Афанасьев. Пиаф играют две актрисы: Татьяна Михина (из франковской труппы) и Виктория Васалатий, которую когда-то открыл для эстрады непосредственно Рыбчинский.

«Я вытравлю из тебя Пугачеву по капле!»

— Я когда-то создал драматургическую основу для музыкального спектакля «Белая гвардия» по мотивам Булгакова. Это, на мой взгляд, интересное произведение загорелся поставить режиссер Павел Хомский на сцене Театра имени Моссовета. Уже начали репетиции. Тема белой гвардии всех тогда волновала особо. Это еще было в новинку. Практически весь спектакль актеры должны были петь. Но постановка так и не родилась...

— Ее закрыли по каким-то причинам?

— В театре Моссовета тогда работал знаменитый директор Лосев, в свое время опекавший Фаину Раневскую. И вот он почему-то запретил и мне, и композитору Марку Минкову появляться на репетициях. И мы поступили «по-офицерски». Порог театра более не переступили. И отозвали свои авторские права. Вот Бог, а вот — порог.

— Но ведь потом на сцене этого же театра все-таки вышла «Белая гвардия» — драматический спектакль довольно скромных достоинств (с Остроумовой и Голобородько).

— Это было уже без нас. А наша музыкальная «Гвардия», как это ни удивительно, до сих пор невостребована.

— Почему же вы здесь никому не предлагаете? Все-таки киевская тематика и магия булгаковского имени.

— И что ж, «Гвардия» так и тухнет в запасе?

— Был момент, когда одна композиция все-таки «пробилась» наружу. И способствовала этому Пугачева.

— ?

— Марк Минков, написавший для Аллы «Не отрекаются любя» и «Летние дожди», показал ей материал. Она заинтересовалась. И выбрала для шоу «Рождественские встречи»… вальс белогвардейцев. Правда, Алла подкорректировала его «под себя». И у нее получилось: «Нас, господа, связал дивный рождественский бал, а я — хозяйка бала!»

— Хорошая песня. Но кто мог представить, что она из мюзикла «Белая гвардия»?

— С Пугачевой, между тем, как бы косвенно связана и история рождения мюзикла о Пиаф. Вика Васалатий — талантливая молодая певица — с малых лет была поведена на творчестве Аллы. Жила ею, знала песни наизусть. Подражала пугачевской манере. Сама Вика из Винницкой области, из сельской местности. Хотя ее родители — интеллигенты. Вокальные данные этого ребенка меня когда-то потрясли. На одном из песенных конкурсов она выделялась среди других. Я просил даже Поплавского, чтобы он помог ей… И в итоге Вика оказалась в классе Павла Зиброва. Потом у нас появились совместные песни. А вот в какой-то момент я сказал: «Все, Вика! Я выбью из тебя Пугачеву! Я вытравлю ее из тебя по капле, как вытравливают из себя по капле раба!»

Что я имел в виду? То, что и сама Алла тоже многое в себя впитала. Одна из ее ипостасей — та же Пиаф. То же самое, порою, бесстыдное женское начало. О чем, кстати, еще Раневская говорила…

— Интересно, о чем же она говорила в связи с Пиаф и Пугачевой?

— Раневскую как-то попросили оценить советских исполнительниц, выступавших в сборном концерте. «А как вам эта певица? А как эта? А как та?» Великая актриса говорит: да, мол, вот эта «певица» и эта «певица». А вот Алла — нет, это не певица! «Фаина Георгиевна, а кто же она?» — «Она — поющее влагалище!»

— Да уж, из песни Раневской слова не выкинешь.

— Но это была не издевка и не оскорбление. А точно, хоть и соленым словцом, выраженное ощущение, когда исполнительница поет не только «верхом» — головой (разумом), но и «низом»… Поет всей мощью и необузданностью женской физиологии. Это в высшей степени комплиментарно. И вот именно так — не верхом, а «низом» пела и Пиаф. Однажды я сказал Виктории: «Почему же ты должна все время подражать Пугачевой? Давай копнем в другом направлении — и будем думать о Пиаф». То есть о музыкальной теме девочки-женщины, которая ищет себя в трудном мире и, спотыкаясь, поднимается на самую вершину песенного олимпа. И наша сценическая история как раз и обрывается в самый момент приближения певицы к этому олимпу. Поскольку все, что было в жизни Пиаф потом — громкие триумфы и любовные драмы, это все хорошо известно из многочисленных фильмов, книг, постановок. А наша «Пиаф» — это только ее шаги к горизонту. То, что «за горизонтом», вы, очевидно, знаете.

«Все, кого любила Пиаф, — погибали»

— Вы смотрели «Оскаром» увенчанный фильм «Жизнь в розовом цвете», где Пиаф очень хорошо и «портретно» играет Марион Котияр?

— Видел. Актриса прекрасная. Но в фильме слишком задана трагическая тема. Это даже утомляет. Ведь не может быть в жизни только черный цвет. Даже у Шекспира многие трагедии начинаются как комедии. «Ромео и Джульетта», например.

— В том же Театре имени Моссовета когда-то была удачная «Пиаф», которую на малой сцене потрясающе играла Нина Дробышева.

— Конечно! Актриса тогда нашла интонацию, манеру. Она переплавила свой тембр с фонограммой Пиаф. Это было завораживающе. А свою пьесу о Пиаф я написал быстро. За три дня. Это вылилось само собой. Виктория сочинила всю музыкальную часть. Это никак не связано с великими песнями Пиаф, которые появились уже после ее восхождения на олимп. Все эти песни знают. И они сами по себе — музыкальный материал. Мы же искали свою музыку, но как бы «аранжированную» ранней Пиаф. И чтобы окунуть молодую певицу поглубже в ту атмосферу, я загорелся идеей поездки в Париж — по «боевым местам» Пиаф. Видели эти дома, площади. Потом оказались на кладбище Пер-Лашез, где Пиаф похоронена. Она, кстати, умерла, приняв православную веру. И об этом знают немногие. Это случилось, когда Эдит вышла замуж за 27-летнего грека — парикмахера Тео Сарапо, который был на двадцать лет ее младше. Он оставался рядом с Пиаф до ее последнего вздоха.

— И у Симоны Берто об этом тандеме восторженно написано, и у других биографов Пиаф. А у вас не закрадывалось сомнение, что это был своеобразный пиар 60-х, когда парикмахер решил стать певцом при помощи великой… Пародисты же становятся сегодня певцами? Почему парикмахерам нельзя было раньше?

— И все же уверен: это любовь. Он с детства был одержим ею. И ничто не заставит человека притворяться столько времени, находясь рядом с полуразрушенной, медленно умирающей, погрязшей в долгах и наркотической зависимости женщиной. Даже на ее могиле — «Эдит Сарапо». И только в скобочках (Пиаф). На этом кладбище, когда мы пришли поклониться праху Пиаф, в тот же момент произошло нечто невероятное…

— Не пугайте!

— Нежданно-негаданно грянула гроза — и пошел такой ливень, будто бы разверзлись небеса. Мы спрятались в каком-то склепе. И я сказал Виктории вовсе не в шутку: «Возможно, это благословение?..»

— Помогло?

— Ну, как вам сказать? Жизнь этого спектакля только начинается. Первым, кто предложил нам сцену для постановки, был Федор Стригун из львовского Театра имени Марии Заньковецкой. Но есть моменты не творческие, а технические. Во-первых, аппаратура. Во-вторых, трудно разрываться между Киевом и Львовом, если это спектакль репертуарный. И я пришел к Богдану Ступке. Он, кстати, всегда приветствует любые творческие порывы — и в этом плане он большой молодец. Наша сценическая история построена на одной немаловажной детали из биографии певицы. Эта «деталь» мне сразу бросилась в глаза. У Пиаф ведь была достаточно мощная энергетика…

— У больших певиц «слабых» энергетик и не бывает. Иначе это не певицы, а Ирина Билык.

— Но у Пиаф особая энергетика. Она запросто могла поднять человека на высшую ступень успеха, но если он долго оставался с нею, то…

— Коллизия, чем-то похожая на судьбу Далиды?

— Возможно. Безумно обожала Эдит своего ребенка — он умирает. Первая ее любовь — тоже летальный исход. Даже ее секретарь — и тот умер незадолго до ее ухода. Ив Монтан, однажды что-то почувствовав, написал: «Я ушел от нее, потому что чувствовал погибель!» И Азнавур знал об этом же роке. Поэтому многие и дистанцировались от Пиаф, старались остаться только друзьями, не переходя «черту». А тот, кто переходил… Тео Сарапо погиб в автокатастрофе через семь лет после ее смерти. Гораздо раньше разбился любимый летчик. Любимый боксер Марсель Сердан — тоже погибель. Жуткая зловещая закономерность одной судьбы! Поэтому я и ввел образ Смерти...

— Костлявую старуху с косой под мышкой?

— Совсем наоборот. Это элегантная Белая Леди — а-ля Марлен Дитрих. В спектакле ее играет Людмила Смородина. Она — соблазн, очарование и стиль. Эта Леди и находится с Певицей в постоянном противостоянии. Она хочет отобрать у нее Голос, то есть часть души. Как известно, разум у человека отобрать можно…

— Это заметно и на коллективных примерах…

— …а вот душу почему-то непременно нужно «продать». А голос — это важнейшая составляющая души. Поэтому говорят: «Поет душой!». Голос-душа — проводник между адом и раем. Этот мистический голос пульсирует в Эдит с малых лет. Ее мать зарабатывает на этом голосе в грязи и на помойках. Ее отец на «цирковые представления» в кафе таскает за собой ребенка с еще не окрепшим тембром… И Смерть предлагает взамен на этот Голос множество «контрактов». Но…

— Юрий Евгеньевич, почему вдруг такой безотрадный пессимизм? Мюзикл же! Петь и плясать должны! А у меня прямо мороз по коже, когда представлю, как бедную Пиаф эта негодяйка держит за шею ледяной рукой.

— Ну, знаете, если у Золушки была добрая Фея, которая вела ее на бал удачи, то у Эдит вместо феи, полагаю, была вот такая Леди, которая часто и подталкивала певицу к пропасти. И словно играла в кошки-мышки. Мне так кажется.

Все ее преждевременные потери и достаточно ранний уход — это торг со смертью. И потом, дорогой мой, мы же прекрасно понимаем, что каждый наш день, каждый миг нашего старения — это тоже неуловимые лики той самой Леди… Как угодно ее назови, а вот уходит кто-нибудь из близких — и снова Она… Клетки наши отмирают — Она же. Моя мама была военным врачом. И по какому-то поводу однажды заметила: все неизлечимые болезни — это не случай... Так просто ничего не бывает. И даже домашние животные, порою, отдают за нас свои жизни, поскольку видят ауру человека и чувствуют Ее приближение.

«Она озвучила парижские улицы»

— Здесь — стоп! Повернемся-ка ликом к свету! Почему, на ваш взгляд, вот этот парижский воробышек, это сплошное несчастье в лохмотьях до сих пор гипнотизирует человечество? «Пиафомания» какая-то. И почему ее последовательницы — та же Матье — медленно растворяются, а легенда Пиаф разгорается и все более дразнит?

— Все, о чем вы говорите, относится не только к ее гипнотическому голосу. Хотя и в нем огромное значение. Любое рождение таланта — конечно, это небо. Но и на земле был определенный период накопления некой музыкальной энергии. В данном случае, шансонной. Нынешний «шансон» исказил представление слушателя об этом уникальном жанре.

— То, что сегодня звучит на FM в разделе «каторжной музыки», имеет такое же отношение к подлинному шансону, как… Ну ладно, без примеров.

— Французская песня всегда тяготела к голосам улиц. Она словно подслушивала эти голоса. Даже Ленин когда-то на это обратил внимание! В Италии песни часто воспринимаются в ракурсе оперном — мелодика, «структура» и т.д. А французская песня — иное. Это именно улица, подворотня, площадь. Между прочим, именно Вертинский, один из «первопроходцев» российской эстрады, использовал французские основы. Эта энергия французской площадной и уличной музыки накапливалась… Словно ожидала своего избранника. Своего проводника…

— …и родился такой «избранник», между прочим, прямо на улице — под фонарным столбом!

— Со временем же эта девочка, которая и ослепла, и в которую мало кто верил, и с некрасивым телом, и в жуткой одежде сумела рассказать о «низе» жизни так возвышенно, что ее приняли абсолютно все — от проституток до представителей элиты! Приняли, конечно, со временем. Когда она уже общалась с первыми интеллектуалами Франции. И, кстати, умерла в один день с Кокто в 1963-м… Поэтому в Пиаф до сих пор и привлекает не только трагедийная канва ее судьбы, но и сосредоточенная музыкальная энергия, выразившая целую эпоху.

«Зюскинд пока не дал «добро» на мюзикл «Парфюмер»

— Со сценическим стартом вашей «Пиаф» — вроде слава Богу. Но почему завис «в сети» еще один ваш музыкальный проект, за который театры должны были бы растерзать друг друга. Имею в виду «Парфюмера» по мотивам популярнейшего романа Патрика Зюскинда?

— У нас был концертный вариант этого проекта в Москве. Принимали участие интересные артисты. В том числе и Владислав Пьявко. Идея мюзикла принадлежит киевлянину Игорю Демарину. А почему «Парфюмер» не может состояться как полноценный спектакль? Это проблема, связанная только с автором романа, с самим Патриком Зюскиндом. Он пока так и не дал своего согласия. Мне иногда кажется, что этот гениальный человек — и не человек вовсе, а некий фантом, человек-невидимка. Кажется, его невозможно увидеть. Нереально с ним пообщаться. Он, если и появляется, то на миг. А потом если исчезнет, так не найдешь. Гений… И роман его гениальный. Как драматургический материал для музыкального спектакля все это безумно трудно выстроить. Вот, скажем, «Белая гвардия» — иное. Собственно, текст написан талантливейшим драматургом. А «Парфюмер» — описательность, это роман настроения и ощущения.

— Когда вы адаптировали книгу для мюзикла, любопытно, какие главные эмоции у вас вызвал Жан-Батист Гренуй — персонаж во всех отношениях необычайный?

— Отвращение! Я даже внутренне сопротивлялся, обдумывая какие-то драматургические нюансы.

Он — гениальный убийца. Он — не такой как все. Но он убивает не потому, что не может без этого жить, а потому, что им движет одна гениальная способность. Он чувствует запахи как никто другой. Он их слышит и ловит. Из запахов у него складывается особая картина мира. И поэтому каждое его очередное убийство — совсем не убийства ради, а ради того, чтобы добавить очередной пазл в складывающуюся для него «картину мира…»

Я вначале растерялся. Ведь некоторые его шаги нужно было как-либо мотивировать. Потом мне стало понятно — его никто не любит! Он вызывает отвращение уже тем, что не имеет собственного запаха. Он маньяк, но и художник. Мне кажется, что это произведение Зюскинда в ряду лучших романов ХХ века. Наряду с книгой «Сто лет одиночества» Маркеса.

— У Зюскинда «зло» как бы наказуемо. Парфюмер растворился. Это, по-вашему, «утешение» от Зюскинда? Мол, «все будет хорошо», когда растерзаем всех маньяков?

— Чувствуется лукавство финала. И, знаете, я пошел на рискованный шаг в драматургической адаптации. В моей версии Парфюмер исчезает. Но не совсем... Одна из девушек рождает от него ребенка… И само-собой получается, что дьявол этот в любом случае уже не исчезнет. И рано или поздно возникнет — пусть в иной ипостаси.

— Как Омен-2, 3 или 4? Сказано же умными людьми: самая большая хитрость дьявола — доказать миру, что на самом деле его нет.

— У зла не бывает «последней страницы»…

«Однажды я сказал Лужкову по поводу Севастополя…»

— «Пиаф» у вас на украинском языке. «Парфюмер» — на русском. А вот как душе вашей пишется — на каком языке?

— Моя душа, если б она знала французский, китайский или японский, писала бы и на этих языках. Потому что язык — инструмент для поэта. И когда я порою слышу общественно-политические дискуссии на эти темы, думаю: Господи, ну у нас же такой красивый и пленительный язык, что его ни в коем случае нельзя навязывать! В него можно только влюблять! Был период в моей жизни, когда более тесно общался с политиками. И эти проблемы поднимались в том числе. Какие дискуссии вообще могут быть на эту тему? Конечно, государственный язык один! Но чтобы его полюбили люди других национальностей, нужно строить мост к этим людям, а не рубить сплеча. Только мост и может объединить разные берега.

— А сегодня некогда мосты строить, потому что друг друга в пропасть толкают?

— Я иногда вспоминаю случай с Ганди, когда Индия переживала последствия «развода» с Англией. Ганди сказал: «Мы не должны путать английский империализм с английской культурой...» И нам надо осознать: отношение к нынешнему правительству России не нужно путать с отношением к культуре.

— Но ведь «мосты», о которых вы говорите, минируют. Всех возмутило, например, заявление Лужкова.

— Конечно, российская политическая верхушка болезненно переживает потерю Украины. Более болезненно, чем потерю Прибалтики или Казахстана. И Путин, на мой взгляд, совершил много стратегических ошибок, пытаясь восстанавливать «империю». Он использовал советские технологии. Осуществил то, о чем до него мечтали Дзержинский, Берия и Андропов. Был орден КПСС — стал орден КГБ! Понимаете? Но Советский Союз уже невозможен. Может быть, и возник бы шанс на сближение, но надо, чтобы страны сами решились на это. А Россия, имея все эти нефтедоллары, должна была бы в первую очередь сделать у себя высочайший уровень жизни — в три раза выше, чем в Украине или в Казахстане! И тогда никого не надо было бы приглашать ни в какое «содружество». Люди бы сами видели, где лучше, и завтра сами бы вышли на майданы. А там — в России — одни олигархи пиршествуют, а дальше Москвы — нищета. И такая Россия отталкивает людей. Я и Лужкову сказал по поводу Севастополя. Говорю, мол, что ж у вас Юрий Михайлович за советники, может, сами не любите свою страну? Он: «Это почему же?» — «Ребята, поймите, если вы начинаете с Севастополя, то завтра к вам же придут и попросят отдать Карелию финнам, а потом заинтересуются Восточной Пруссией… И у вас потерь будет больше, чем приобретений! И, потом, Юрий Михайлович, вы же хозяйственник! Разве не понимаете, какими артериями связан Крым с Украиной. Оборви их — и все… И миллиарды будут выброшены, пока подведете свой газ и свою воду!»

И вообще: кромсание карты — это чистая шизофрения. Ничего хорошего из этого не будет.

— Может, завершим на музыкальной ноте, а не на политической? Как вы объясните беспрецедентный успех на украинском ТВ российского шоу «Две звезды», где победила еще одна ваша любимая певица Тамара Гвердцители? Вроде миллион программ, а «Интер» вон как жировой рейтинг нарастил на этом песенном проекте.

— Это просто объясняется. И, кстати, Тамара об этом говорила. Живая музыка, прекрасные голоса, эмоциональная подача песен. В нынешнюю эпоху победившей фанеры слушатели-зрители попросту соскучились за этой редкостью, за этим дефицитом. И, конечно, некоторые великие песни, которые, поверьте, переживут все наши «актуальные» споры.