Немец в плену. Герой кинохита «Счастье мое» стал горой за бацьку Лукашенко

Гран-при 40-го Киевского международного кинофестиваля «Молодость», о чем наслышаны наши читатели, получил фильм Сергея Лозницы «Счастье мое» (Украина, Германия, Голландия). Нашумевшая картина впервые представляла нашу страну на Каннском кинофестивале. Потом было много других престижных международных кинофорумов. Украинский прокат этой ленты — с 11 ноября. А
с 17-го — киноэкраны Франции (35 копий). Далее — Германия и многие другие европейские страны, а еще — США, Бразилия, Израиль.

Исполнитель главной роли в фестивальном кинохите «Счастье мое» — белорусский актер Виктор Немец в эксклюзивном интервью «Зеркалу недели» рассказал о своей мечте встретить на каннской красной дорожке Анджелину Джоли и Бреда Питта, а также защитил бацьку от нападок российских политиков.

Наш кинобомонд встретил «Счастье…» в двух залах кинотеатра «Киев» восторженно и напряженно. Многие опытные киноэксперты, такие как гендиректор компании «Мультиплекс холдинг» Антон Пугач, заметили в разговоре с «ЗН», что этот фильм — настоящий прорыв для украинского кино, лента безупречная по форме и невероятно сложная и насыщенная по внутреннему философскому содержанию.

Правда, столь серьезный и мрачный фильм придется по вкусу далеко не всем поклонникам киногламура. Так как это совсем другая киноэстетика. Белорусский актер Виктор Немец — стопроцентное попадание в эту эстетику и в образ главного героя. Он играет водителя-дальнобойщика, которому предстоит дорога в российскую глубинку, и этот путь обернулся для него увечьем и перерождением… (Кстати, первая рецензия на эту картину была именно в «ЗН»: «Ехала машина темным лесом» /3000/3680/69427/).

— Виктор, во второй части фильма «Счастье мое» ваш герой теряет человеческий облик. Превращается в какое-то растение. Насколько сложным для вас был такой процесс перерождения персонажа?

— Мы с режиссером долго работали над образом. Мой герой с самого начала фильма — в поиске себя. У него не ладится личная жизнь. Работа не устраивает. Но ему нравится путешествовать, познавать мир. Да, он потерял бдительность, не увидел «знаков» опасности. Повел себя наивно, хотя внешне даже самоуверен. А что случилось потом?

Думаю, он боролся. Но у него амнезия, он не помнит прошлого. И мне, то есть моему герою, нужно время, чтобы восстановиться. Не дали этого времени. Били, использовали, издевались. В итоге концентрация «плохого» в его сознании зашкалила. Когда мой герой убивал, это был выход из ситуации… В финале у него наблюдается просветление в глазах. И я понимаю, что это озарение. То есть герой все-таки осознал, что происходит…

На этапе съемок я спросил у Сергея: может быть, он застрелится? Точного финала я не знал… В результате все оказалось каким-то мистическим, загадочным…

— В таком случае, как лично вы трактуете этот финал? Это все-таки гибель героя или его попытка убежать — от мучителей и от своей физической подавленности?

— После эмоционального взрыва герой ушел в себя… В некое темное море осознания. Вернется ли к нему рассудок? Убьют ли его? Может он — тот человек, которого закатывают в цемент? Может, он застрелится, может, его сдадут в дурку? Это джунгли. Он в них теряет себя. Для меня этот фильм созерцательный и во многом медитативный. Это мне нравится. Потому что я так и стараюсь воспринимать жизнь — не буквально… Если во все вовлекаться, то это забирает много энергии и выхолащивает.

— Фильм Лозницы, об этом многие пишут, с документальной точностью отражает определенную среду обитания. А что вы скажете о среде, из которой вышли сами?

— О себе? Я представитель среднего класса, родом — из Барановичей. Откуда, кстати, и Лозница. Отец — музыкант, хормейстер. Мама преподает русский язык и литературу в музыкальном училище.

Мое первое образование — музыкальное, играю на саксофоне. Даже на «Молодость» взял с собой инструмент, подумал, а вдруг будет какая-то тусовка, почему не сыграть что-нибудь?

Мне прочили музыкальную карьеру. Но поступать в консерваторию не хотелось. Правда, музыка мне помогла в работе над этим фильмом: я должен был чувствовать ритм. Или… уйти в темноту. Значит, опять нужно настроиться. Это тоже своеобразная музыка.

После музучилища я поступил в Минский театральный. После этого восемь лет работал в ТЮЗе.

Дебютировал в кино в Беларуси — в фильме Аллы Криницыной (дочь Маргариты Криницыной) «Родина или смерть». Моей партнершей была Катя Редникова, отличная актриса, она работает в Голливуде.

Потом переехал в Москву… Еще по приезде в Белокаменную я вбил себе в голову, что нужно обязательно состоять при каком-то театре! То есть нужно минский театр сменить на московский.

Поначалу работал в театре «Бенефис», но удовольствия от работы не получал… И, наконец, попал в картину «Счастье мое».

— Вы обмолвились о том, что работали в ТЮЗе. Что вам дала эта работа? Какие роли там играли?

— Кого только не играл… И мышонка, и паука-тарантула, и поэта народного. Театр — основа моей жизни. Ведь даже играя мышку, нужно быть органичным!

Помню, как приходил к худруку в его кабинет и шутя изображал: «ш-ш-ш»… Старался не играть, а просто быть этим мышонком. Говорят, если актеры «не испортятся», играя животных, потом им лучше удаются и роли людей.

Но я уже полгода как не в театре. И очень скучаю по сцене. Но мне не хочется состоять в так называемом крепостном театре, где актеров постоянно эксплуатируют, а творчества — нет.

— Вторым планом в вашем фильме идет тема Великой Отечественной войны… Для белорусов эта тема святая. Но в последнее время продолжаются разговоры (или манипуляции?) о том, что партизанское движение в Беларуси — это не только героизм, но и мародерство. Как относитесь к такому подходу?

— Это очень тонкая тема. Я столкнулся с ней, лишь когда начал работу в фильме «Счастье мое». Мне, наверное, повезло: особых политических потрясений не было. Но знаю, что одного из сыновей моего дедушки убили… наши же — партизаны. Тот не хотел идти в партизанский отряд.

Военное время… Сложно судить… В фильме «Счастье мое» эта тема действительно присутствует… Наверное, бывает по-разному. Есть враги, которые сохраняют некое достоинство. И есть «свои», которые могут стать предателями, озвереть. Ведь война уродует людей. Как и моего персонажа уродует «мирная» жизнь. Недавно Владимир Машков в передаче Владимира Познера заметил, что страна, уверенно считающая себя во всем героем и всегда победителем, как бы приостанавливается в своем развитии… «Я — герой» — все равно что «я — великий актер».

С другой стороны, мне, конечно же, неприятно, когда говорят: войну выиграли американцы, а не мы. Это чушь!

— Виктор, а как вы относитесь к политике своего президента Лукашенко? В последнее время, если вы заметили, наблюдается явное похолодание в его отношениях с российскими руководителями…

— Я никогда не сталкивался с политическим негативом в Беларуси. Потому меня и коробят все эти фильмы по НТВ, когда льют грязь на нашего президента Лукашенко Александра Григорьевича. Оказывается, все им мешают — и Лукашенко, и Лужков, и Ющенко. Думаю, это недостойно!

Может быть, я и под неким гипнозом… Но уверен, что СМИ больше преувеличивают, рассказывая о происходящем в Беларуси. Все равно я считаю, что Лукашенко — значительный политик. Он достаточно открыт, несколько прямолинеен. Вижу, как он отвечает на каверзные вопросы журналистов. И при этом в нем нет лицемерия и скользкости, как у других политиков. Это подкупает.

Я всегда приезжаю в свою родную Беларусь с чувством гордости за свою страну. Мне очень нравятся наши чистые улицы. Нравятся люди, нравится бережное отношение к культурному наследию…

— То есть вы приветствуете модель победившего социализма в отдельно взятой стране?

— Наверное, да. Это же подкупает… Возможно, Беларусь нашла свой путь развития? Как нашел свой путь Китай. Впрочем, я далек от политики. Рассуждаю, скорее, как обыватель. Да и уверен, что политиком сложнее быть, нежели актером. Это уродует любого человека. Тем не менее — постоянно лить грязь на конкретного политика — это слишком дешевый театр.

— Виктор, зрители картины увидят, как вашего героя истязают — и бомжи, и хуторяне, и менты. А что оказалось самым трудным за весь съемочный период картины?

— Если брать первый этап, то мне было трудно освоить машину. В деле управления КамАЗом я был «нулевым». Наш ассистент Богдан Грачик жестко меня учил: «Так, камера справа, не сворачивай никуда, не бойся… Ты же разобьешь камеру!» Или когда идет съемка в движении, рядом оператор, режиссер, нужно думать об их безопасности. И при этом быть органичным актером…

— Тем более, что вы изображаете «водилу», для которого грузовик — лучший друг…

— Да! Но я для себя определил: мой герой вообще недавно работает водителем, начал колесить из-за жизненных обстоятельств. А во втором зимнем периоде мне нужно было уловить состояние героя. У нас было много репетиций. Стояли страшные морозы. Меня даже увезли в больницу, так как я сильно простудился. Но даже это несчастье помогло мне уловить состояние моего персонажа — его головокружение, слабость, заторможенность. Всю эту неадекватность. И когда я понял, как это сделать, все пошло как по маслу. Я видел уровень людей, с которыми работал: Сергея Лозницы, оператора Олега Муту, продюсеров Олега Кохана и Хайно Декерта. И старался сделать все, чтобы не было стыдно.

— Как полагаете, Сергей Лозница пригласит вас в свой новый фильм, который он снимает по мотивам повести вашего земляка Василя Быкова «В тумане»?

— Пока не знаю. Вполне возможно, что нет! Ведь этот режиссер всегда ищет стопроцентное попадание актера в определенную роль. Хотя, безусловно, я был бы рад поработать с Сергеем и в следующем проекте.

— Признайтесь, когда первый раз ступили на красную дорожку Каннского фестиваля, какие чувства испытали?

— Я сразу же, как мы приехали в Канны, поинтересовался у Сергея Лозницы, будут ли там Анджелина Джоли и Бред Питт?.. Особого восторга на этой дорожке не почувствовал. Ведь это все не так, как мы себе напридумали. По телевизору картинка намного красивее. Но, не скрою, мне было очень приятно, когда мы вошли в зал и все нам аплодировали.

— А не огорчились из-за того, что не получили приз за главную мужскую роль?

— Да нет, ведь приз получил прекрасный актер Хавьер Бардем. Впрочем, были надежды…