Не бермудский треугольник. Грузия выдвинула на «Оскар» фильм о России—Чечне

Украина в этом году так и не определилась, какой фильм «командировать» за «Оскаром» и следует ли вообще это делать, если достойных картин, очевидно, нет. Зато маленькая гордая Грузия «бросила перчатку» — и оскаровскому комитету, и отчасти России. Довольно конфликтный фильм «Русский треугольник» официально выдвинут на главную кинопремию мира родиной Руставели и Саакашвили (правда, пока неизвестно, попадет ли он в чарт основных номинантов). «Русский треугольник» режиссера Алеко Цабадзе — самый дорогой грузинский фильм после распада СССР: бюджет около 2 млн. долларов. Исходя из аннотации, это «…детектив о серии малообъяснимых убийств в крупном российском городе, за которыми юрист-практикант угадывает чеченский след». В главных ролях — Константин Хабенский, Артем Ткаченко и киевлянин Петр Миронов (из Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра). На ХХІХ ММКФ «Русский треугольник» вызвал большой ажиотаж и получил специальный приз жюри. Заметный интерес к этой работе был и на XVII кинофестивале восточноевропейских картин в немецком Котбусе, где режиссер ответил на вопросы «ЗН».

— Алеко, вы сами создавали сценарий «Русского треугольника». Почему именно российско-чеченский конфликт стал основой картины?

— Был телевизионный проект о криминальном мире России, который мне предложили делать. Я тогда никого не знал в Москве. Нужно было выживать, зарабатывать деньги. И я согласился, начал писать. Но скоро понял, что не мое это дело — дешевые телевизионные проекты. Я не телевизионщик. Еще понял, что не только сам проект, но и заказчик, который оказался довольно скользким человеком, мне тоже не нравится. Я решил прекратить сотрудничество, но не смог оторваться от уже написанного, начал писать дальше.

— То есть сначала это был документальный проект? О бандитских разборках?

— Об одном убийце. Документальный проект, основанный на газетной заметке. Но со временем я углубился в тему, начал все это обдумывать. Потом уже сел за компьютер. И за три месяца сделал такой вот сценарий. Это было в 2001 году. Показывал его российским продюсерам. Мне говорили, что это очень интересно, но придумывали какие-то причины для отказа, чаще всего денежные. Хотя я видел, что они просто боятся этой тематики.

— Грубо говоря, когда вы писали сценарий, у вас не было двух миллионов?

— Не то что двух миллионов… У меня не было денег, чтобы платить даже за квартиру, в которой жил. Вскоре отложил этот сценарий. Начал делать какие-то сериалы, чтобы кормить семью. Но в один прекрасный день появился человек, который стал продюсером этого фильма. Зовут его Леван Коринтели. Он выразил желание работать вместе. Я в ответ показал ему сценарий, даже предложил переделать его на грузинский лад, сделать фильм о грузино-абхазском конфликте. Но потом мы поняли, что сделать фильм в том варианте, в котором он существует, было бы коммерчески выгоднее для российского проката. Таким образом, что касается финансирования, это абсолютно грузинский проект. Даже после начала съемок мы предлагали российским продюсерам сотрудничество, но они просто боялись потерять свою работу или испортить карьеру. Их можно понять.

— А российские актеры не боялись сниматься?

— А чего им бояться?

— Того же, чего и продюсерам…

— Вся ответственность на продюсерах и на режиссере. А актеру ты платишь — и он играет, это во-первых. Во-вторых, здесь речь о Константине Хабенском. Мы с ним работали задолго до этого проекта и хорошо знаем друг друга. Знаем наши достоинства, недостатки, способности. Чего бояться?

— Чеченская тема сама по себе была несколько табуированной в России.

— Не думаю, что в фильме говорю что-то не то. Я не сказал ничего нового. Я сказал, что война — это плохо. И что после войны люди страдают. Кто этого не знает? На самом деле всю историю можно было сделать про американо-иракскую войну и снять фильм в Нью-Йорке! Кстати, мы подумываем и о ремейке. Не знаю, насколько это будет успешно, но мы об этом думаем. Надо только найти американского продюсера.

— Ваш фильм получил специальный приз жюри на Московском кинофестивале. А какова была первая реакция зрителей?

— Мы рассчитывали сделать не фестивальную, а прокатную картину. Но фильм смотрят, приглашают на фестивали. В Москве его воспринимали неоднозначно только потому, что картину сделали грузины. Есть и такая категория людей… Одни говорили: «Какое имеет право грузин снимать фильм о российских проблемах? Пусть снимают о своих проблемах, у них там Абхазия!». Еще были люди с такой позицией: вот грузин с российской Конституцией в руках… Вот мой ответ им всем: если не понимают, о чем фильм, то это их проблемы. В этой картине мы не говорим, что чеченцы плохие или русские плохие. Мы говорим о том, что война вообще никому не нужна! Не надо воевать — вот наш мессидж. Сделал бы такой фильм Михалков — была бы абсолютно иная реакция: ах, какой он славный, какой он фильм сделал, не побоялся и сказал!

— Вы уже знаете реакцию чеченцев на свой фильм?

— Мне как-то домой в Тбилиси позвонил один чеченец, представитель чеченской диаспоры в Москве. Понятия не имею, как он меня нашел. Поблагодарил за фильм. Но ему не понравилась сцена, когда Коля смотрит по телевизору кадры, на которых чеченцы отрубают головы русским солдатам. На это я ответил: ну что делать, так было. Если рассказывать правду, то надо говорить и это. Я свободный человек и говорю то, что думаю.

— Во время просмотра вспоминался «Апокалипсис сегодня» и другие фильмы о войне. Так выстраивается целый ряд: война, фильм, опять война, опять фильм. А предотвратить что-либо, получается, невозможно. То есть фильм отличный, тебя переворачивает, но что это меняет?

— Так и будет. Какой-то Алеко снял фильм о войне, люди посмотрели и что? Больше не будут воевать? Этого не может быть. Они будут воевать снова и снова. Такова натура человеческая.

— А у вас есть знакомые ветераны таких вот военных конфликтов?

— Не много, но есть. Двое. И они достойные люди. Но там боль такая остается, отделаться от которой практически невозможно. Не отпускает тебя все это. Выхода нет. А политикам наплевать. Я ненавижу политику и никогда в нее не вмешиваюсь. В фильме вообще политики нет никакой, он о человеческих судьбах. Надо просто быть честным рассказчиком, а не делать картину о том, что Путин или Ельцин «правильно сделал» или «неправильно». Главное — то, что происходит с людьми. Они умирают, их убивают только из-за того, что какой-то мудак-политик решил начать войну. Людей заманивают в армию, а потом оружие в руки — стреляй, убивай.

— В титрах фильма значится: «Производство Грузия—Украина». Расскажите об украинском участии в проекте?

— Съемки проходили в Киеве. Чеченские эпизоды снимали в Тбилиси. В Украине нам помогали ребята из компании «Pronto productions». Они осуществляли техническую поддержку: осветители, краны, тележка, камеры и тому подобное. Украинских денег в фильме нет.

— А вам не говорили, что Киев узнаваем и видно, что это не Москва?

— Говорили, но какое имеет значение, где фильм снят? Главное — о чем…

— А почему в Москве не снимали?

— Ну, в Москве грузину сейчас снимать проблематично! Во-первых, все это связано с визами. Во-вторых, с фамилиями.

— Вы сняли картину с расчетом на российский прокат… А реально ли снять ленту для европейского проката?

— Можно снять фильм с расчетом на европейский прокат. Но об этом надо думать заранее. На уровне темы и сценария. А то может быть, что, например, чеченская проблема европейцев не интересует вообще или интересует на поверхностном уровне. Еще надо думать о стилистике рассказа. «Русский треугольник» рассчитан на российский прокат. Все-таки мне кажется, что русский зритель глубже, эмоциональнее, чем европейский. И он поймет все это куда лучше, чем европеец.

Из досье «ЗН»

Алеко Цабадзе — кинорежиссер, 51 год. Окончил Тбилисский театральный институт в 1982 году. Дипломная киноработа — «Пятно» (1986 г.). Следующий фильм — «Ночной танец» (1990 год). Семь лет жил в Нью-Йорке, затем два года в Берлине, шесть лет в Москве. Сейчас обитает в Тбилиси и говорит: «Пока что…» В настоящее время в Грузии снимают фильм под рабочим названием «Рене едет в Голливуд».