Натянутые струны. Олег Скрипка: «Разочарование в так называемых «революционных идеалах» — это юношеский максимализм, чисто детская реакция»

Премьерное видео Олега Скрипки «Катерина» уже вошло в отечественную киноисторию хотя бы потому, что «Зеркало недели» отметило эту работу своим специальным призом. И понятно, почему музыкант перекроил некоторые свои планы, чтобы все-таки попасть, несмотря на фантасмагорические киевские пробки (пешком шел от Владимирского рынка, где оставил автомобиль, до улицы Тверской, 6) в редакцию «ЗН» — на круглый стол. Очевидно, что разговор с Олегом Скрипкой вышел за рамки тематики парадоксов нашей музыкальной жизни — говорили о разном: как вечном, так и мимолетном.

«Каждый пытается приватизировать патриотизм»

— Если не возражаете, начнем разговор в следующем «формате»: сначала о «времени», потом — о «себе». То есть о вас. Тем более что нынешние времена — сплошные информповоды: «ренессанс», возвращение на культпозиции «незаменимых», «культдинамика», о которой, кстати, вы говорили в одном из своих недавних интервью.

— У нас действительно наблюдается некая динамика в культурной жизни. И если Партия регионов будет вести себя по-кучмовски, то есть «пофигистски», то такой динамики нам хватит еще лет на пять — до новых выборов. Но если они получат указание «топтать» украинскую идею...

— Откуда получат?

— Понятное дело, из Москвы... То тогда, думаю, будет худо.

— И все-таки, что вы имеете в виду, когда говорите о «культдинамике» — неужели возврат «незаменимых» именно в лоно гуманитарной сферы?

— Простой пример. Наконец-то я могу свободно купить своему ребенку украинскую книжку. И эти книжки издаются хотя бы благодаря тому, что просто их не «душат». Но все это может продолжаться до тех пор, пока не подрежут крылья г-же Леси Коваль или другим издателям-подвижникам. В следующем году планируем провести фестиваль «Рок-Січ». Там и увидим, насколько у нас все открыто и «динамично». Впрочем, запретить что-то или кого-то можно очень хитрыми методами — посредством экологов, посредством пожарных. Это такая игра. Кстати, почти вся пресса о предыдущем «Рок-Січ» сообщила, что якобы у нас на фестивале запрещали русский язык. Мы уже 350 лет знаем эти приемчики. Мне где-то даже понятно, почему у нас нет государственности. Наверное, потому, что не умеем вместе работать и самоорганизовываться. Это наша чисто украинская проблема. То есть патриотизм в красивом понимании у нас существует. Но ведь каждый пытается «приватизировать» этот патриотизм, называя себя патриотом «всея Украины». И когда на горизонте появляется какой-то другой человек, который тоже пытается что-то делать, обязательно начинается грызня — и не только на политическом уровне. Если украинцы столько лет не могут построить свое государство, так, может, это государство у них отнимают? В частности, и культурное? Даже за свой язык мы не можем бороться...

— Кстати, известный пример времен распада Австро-Венгрии. До 1918 года Прага, Брно и многие другие города в Чехии были немецкоязычными. А уже спустя шесть лет, а не пятнадцать, как у нас, в Праге начали разговаривать на чешском языке...

— Совершенно верно — и таких примеров множество. И все они свидетельствуют о том, что люди действительно боролись за свой язык. У нас же даже своего контрответа нет на разные провокации. Весь мир тем временем почему-то убежден, что у нас происходят какие-то гонения на языковой почве. По собственному опыту знаю: в Москве рассказывают, якобы в Украине огромные проблемы в этой связи. Поэтому мой собственный рецепт — Украинское государство нужно строить внутри себя! А уж потом искать единомышленников и работать дальше, на будущее. И даже то, что мы делаем свои, не государственные, а «мистецькі» дела — это некий пример и метод такой кооперации и сотрудничества. Но ведь такие цветы в Украине, к сожалению, растут медленно. И уж если их начнут топтать...

— Многие наши культсветочи — в интервью, в публицистических материалах, даже в песнях — не скрывают откровенного разочарования тем, что «не так сталося, як гадалося». Даже не обязательно называть эти имена. Заметно, что у многих из них даже глаза стали больными — откровенное отчаяние.

— Считаю, что разочарование в так называемых «революционных идеалах» — это юношеский максимализм, чисто детская реакция. В принципе, оранжевая революция — хороший, просто роскошный урок нам всем. После такого урока нам просто необходимо стать сильными. И это единственный выход, который нас может спасти. Да, состоялась революция. Ее сделали люди, а не политики. Но ведь мы снова по старым стандартам поверили в доброго «царя-батюшку», а этот царь-батюшка «облажался», а мы разочаровались и т.д. и «продолжение следует». А расслабляться нельзя. Просто каждый должен делать свое дело. Вот у меня, например, есть менеджер-администратор. И если он плохо выполняет свои обязанности, я его меняю. Правительство — те же наши коллеги-администраторы. Так может, мы от них слишком зависимы? Но ведь нужно понимать: это люди, которых поставили, чтобы они выполняли определенную работу — именно как наши партнеры. А что получается? Люди шарахаются от полнейшего обожания до полнейшего критиканства. Сегодня, например, даже среди журналистов прослеживается определенная тенденция. Есть журналисты с маленькой буквы «ж» (это не о вас). Оказывается, у них сейчас просто модно критиковать, если человек что-то делает... И, пожалуй, уже за это его стоит умело «подколоть»... Спрашиваю некоторых: «А почему вы законченных мерзавцев не критикуете?» — «Так это моветон, это уже неприлично...» Вот так благодаря «моветонам» мы и находимся в культурной и политической яме. И тот же Майдан — это урок на этапах нашей «учебы».

— Какой класс?

— Я хочу сказать, что люди, пребывавшие тогда в эйфории, а сейчас разочаровавшиеся — слабые люди. А остающиеся в строю — это лидеры будущего общества. И они смогут многое сделать, пройдя через «черную яму».

«У нас состоялась латиноамериканская революция»

— В период последней предвыборной кампании вы в определенной мере сотрудничали с блоком Костенко—Плюща. Они перешагнут через такую яму? Во всяком случае, до парламента они не дошли.

— Они поддержали наше видео «Катерина». И наши концертные выступления были именно в формате этого клипа. В принципе, коллектив «ВВ» поддержал все оранжевые силы — и «Нашу Украину», и Костенко—Плюща. Но потом пришлось отстраниться. «Наша Украина» была против. Считаю ошибкой, что во втором туре президентских выборов мы поехали поддерживать Ющенко. Можно было этого и не делать.

— Вы говорите об эйфории. А у вас лично какие возникали чувства (может, даже и эйфория), когда пели на сцене рядом с тем же Ющенко?

— Когда на сцену вышли Ющенко и Тимошенко, рядом с ними появились еще и другие люди... И тогда мне стало понятно, что именно происходит. Уже когда проходила инаугурация, я по своим делам уехал из страны. На Майдане мы сказали именно то, что тогда нужно было. Но попасть в камеры телекомпании СNN — не было нашей целью. Кстати, первый концерт в поддержку Ющенко у нас состоялся в Керчи. Дальше — Восточная Украина. И там было не настолько плохо... Также мы были на Певческом поле, когда Виктор Ющенко «шел в президенты». Позже, когда выступали во Львове, пришло осознание того, что у нас — «реальная» латиноамериканская революция! То есть это какие-то вариации на тему романтичного Че Гевары с рок-энергией, умноженной на десять. Мне все эти моменты очень близки. Может, потому, что у меня внутренняя так называемая французско-демократической «формация». А французы вообще очень романтизируют этот момент революции. Вот и у нас в чистом виде была именно латиноамериканская или французская революционная мечта. Глаза горят, никто не умирает, во всем прослеживаются красивые кинематографические фрагменты. Однажды я общался с французскими журналистами, и они сказали, что украинцы воплотили мечты восставших студентов 1968 года. Но сделали это намного лучше французов.

— Не знаем, как французы, однако многие наши люди, украшенные в те дни оранжевыми лентами, значками, иллюзиями, сейчас могли бы у вас как у «рок-пророка» спросить что-то вроде: «А как же нам дальше жить?» Вновь тема растерянности...

— А о таком и спрашивают. Просто не надо никого обожествлять. Я на самом деле практичный человек. И посоветовал бы всем очень практично относиться к некоторым вещам. Да, быть может, не совсем понятно, что дальше... Может, даже придется «сливать воду»? Задушили же в 1968 году ту самую французскую революцию. Но в принципе буржуазное общество там более или менее самоорганизуется. Может, и у нас оно как-то организуется? Посмотрим.

— О чем вам сегодня хотелось бы написать — песню, мелодию, стихотворение? Какая тема?

— Вообще пишется теперь как-то хаотично. Ведь творческий процесс требует углубления, самопогружения. А сейчас пошел период, напоминающий «мясорубку». По моим «рубленым» текстам это можно проанализировать. Вот появилась песня. Но проходит время, и для нее уже нужна другая обработка. Начинаешь аранжировку — песня становится другой. Поэтому сегодня заметен диджейский подход к песням. Сейчас выпускаем альбом, который, быть может, станет последним альбомом классического «ВВ», где песня является некой глыбой, как, например, «Катерина». Теперь другая временная динамика. Это раньше у нас было времени вдоволь. Мы сидели на кухне, пили кофе, портвейн, курили «Беломор», сочиняли песни...

— Если говорить о чисто песенных делах, то вы сегодня как-то чрезвычайно корректны и сдержанны, никого не критиковали — ни Сердючку, ни Поплавского...

— Это уже моветон!

— Ну, тогда, может, все-таки согласитесь наконец получить звание «заслуженного»? Хотя Лина Костенко и сказала в свое время: «Я политическую бижутерию не ношу...»

— Я, может, и возьму своего «заслуженного». Но тогда, когда Басков откажется от звания «народного артиста Украины».

— Вас часто сегодня приглашают с концертами в Москву?

— Когда на дворе был 2004 год и Майдан еще не «прогнозировался», мы подписали контракт на выступления в московском клубе «Парижская жизнь», который расположен на Петровке, 38, — рядом с «ментами». Пришла осень 2004-го. В России запрещен оранжевый цвет. Милиция забирает людей в оранжевой одежде — прямо на улице. Все по-серьезному! И мы, значит, стоим на московской сцене, начинаем понемногу петь о любви... Но уже на третьей-четвертой песне в финале звучит: «Ющенко! Ющенко!» Потом у нас инаугурация прошла. Мы в тот же клуб весной 2005 года приезжаем. И вот играем-играем, а после каждой песни: «Ще не вме-е-е-рла У-у-україни...» В России вообще какие-то странные вещи происходят. Любой их канал включаешь — и в новостях: «Украина... Украина...» И чем негативнее оценка Украины в их СМИ, тем чаще нас приглашают в Белокаменную.

«Галя — наш сексуальный образ,
а Катерина — эпический»

— О «времени» вы сказали, а сейчас о «себе» — в частности, о видео «Катерина»: как идея возникла? Ведь песне уже хороший десяток лет, а вы к ней вернулись только сейчас и даже решили экранизировать в «батальном» стиле.

— У наших аудиовизуальных средств массовой информации имеется одна проблема — «формат» или «неформат». От решения этой проблемы зависит появление той или иной композиции в эфире. Понятно, что музыканту необходимо искать какие-то компромиссы, лишь бы звучать на радио, на ТВ. И «ВВ» обычно представляют свои произведения в этих эфирах. Но это, так сказать, только одна наша творческая сторона. Это именно те песни, которые могли бы звучать на современном радио, — «Весна», «День народження» и т.д. Но ведь многое остается «за бортом» альбомов и эфиров. Это преимущественно хард-роковые песни. Подобная ситуация, кстати, во всем мире, когда одни песни в ротации, а другие — на сцене. Так, как и при Союзе, — все слушали Deep Purple, а со сцены лилось «Ленин, партия, комсомол». Вот потому-то и наша песня «Катерина» в свое время оказалась «за бортом». И только на концертах во Франции мы часто исполняли эту композицию.

— Сначала почему-то показалось, что «Катерина» — это посвящение Катерине Ющенко-Чумаченко...

— Отнюдь. Это архетипное имя. Еще от Шевченко, а то и намного раньше. Ну, и потом у меня мама Катерина! И это имя всегда ассоциируется с Украиной!

— Ведь еще и Галя имеется.

— Галя — наш сексуальный образ. А Катерина — эпический.

— Сюжетную линию видео о Катерине вы создавали сами?

— Когда смотрел фильмы о Советской армии, о событиях 1920-х годов Гражданской войны, то иногда думал: а почему советские красноармейские песни так похожи на украинские? Потом узнал, что многие народные казацкие песни переведены на русский язык и их просто украли у нас! Существуют даже доказательства тому. Потом, когда глубже начал изучать историю, узнал, что белогвардейцев не Красная армия побила, а именно УНР. (Красная Армия в то время «гарцевала» по Сибири.) А все основные войны шли именно у нас. Есть одна известная наша архетипическая песня, на мотив которой позже сочинен был «Поручик Голицын». Оказывается, эту песню не Звездинский написал, а украинец. Кстати, офицер белой армии (он потом эмигрировал). Вот у нас и возникло желание создать народно-эпическую композицию... Использовали блюзовую манеру — и получился эдакий «микс». Когда думали, какой сюжет выбрать (для клипа), то, понятно, захотелось просто проиллюстрировать песню, а не прибегать к абстракции. Не думаю, что все активно передалось в видеоверсии, но мы старались... У меня, если вы знаете, имеется опыт работы в театре — в «Наталке Полтавке» (у франковцев), поэтому пригласил для работы Людмилу Нагорную, которая, наверное, самый лучший специалист в Украине по украинскому костюму. А по военным костюмам нас консультировал Ярослав Тинченко.

— Почему все-таки в вашем сюжете украинцы дерутся с белогвардейцами?

— Так ведь Красная армия в этом сюжете вообще не предусмотрена. В принципе у УНР с Красной армией боев как таковых не было. Основная война велась с белой армией.

— А Щорс? А Боженко? Тема эта не столь однозначна... И почему-то возникает вопрос, не стал ли микрофильм о Катерине эдаким трамплином перед какой-то будущей вашей киноработой? На таковую можно надеяться?

— Я сам проводил кастинг. Сам осматривал места съемок — Пирогово и Чапаевку. Вообще-то наша идея довольно проста: якобы имеется где-то большой блокбастер, а с него просто сделали нарезку — трейлер (с озвучкой). Только у нас все наоборот — фильма нет, а трейлер на него существует. Может, в самом деле, когда-нибудь по неизведанным законам магических ритуальных действий еще возникнет и полнометражная «Катерина»? Ведь наряду с Романом Бондарчуком я работал и в качестве сорежиссера проекта.

Если иметь опцию «вторая жизнь» или своего двойника активизировать — то в самом деле можно и кино снять, и спектакль сделать, и даже научиться в балете танцевать...

«Подервянский отказался играть Пилата, так как Булгаков — украинофоб»

— Можно общий вопрос (в контексте ваших киномечтаний): как бы вы диагностировали состояние современного украинского кинематографа — с позиции музыканта, кинозрителя? Пусть даже это будет не ответ, а просто монолог на заданную тему.

— Как понимаю (а я понимаю довольно узко в своем спектре), в украинском кино стоит поставить оценку пять с плюсом нашим операторам. А вот с режиссерами, по-моему, вопрос проблематичный. Впрочем, как и со сценаристами. И где-то на «четверку» у нас монтаж. Наши режиссеры и продюсеры еще не понимают, что 50% успеха фильма зависит исключительно от удачного монтажа. Когда начинаем работу, то я всегда предупреждаю режиссера: «Возможно, ты и не будешь монтировать...» Это совершенно другая профессия. Это особое ощущение киноритма. Я предупредил и Романа Бондарчука, что будет перемонтаж. Он в этом смысле оказался очень терпимым человеком.

— А почему вы, человек острый на язык, ничего не говорите о последних наших киноэпохалках — фильмах «оранж»-категории?

— От друзей я много слышал об этих фильмах. Но даже не стремился их увидеть. Ни «Прорвемся», ни «Оранжевое небо», ни «Оранжлав». Поскольку более-менее представляю, о чем там... Более-менее красивая картинка. Может быть, даже неплохая режиссура. Но полнейшее отсутствие истории. Поэтому до сих пор самый лучший украинский фильм — «Тени забытых предков».

— Не так давно вы каким-то боком подходили к Лесю Подервянскому и предлагали ему сделать совместный проект. Эта тема еще актуальна?

— Была одна сумасшедшая идея на фестивале Булгакова полтора года назад... Виталий Малахов предложил мне одну из глав из «Мастера и Маргариты». И я, в свою очередь, предложил г-ну Подервянскому, чтобы мы сыграли эпизод встречи Иешуа с Пилатом. То есть он играет Пилата, у которого всегда болит голова с похмелья, а я — Иешуа (и параллельно «Иисус Христос — Суперзвезда» с гитарой). Но Лесь гневно отказался, аргументировав это тем, что Михаил Булгаков ненавидел все украинское и вообще был украинофобом.

— А результатами работы на сцене Театра Франко — образом Макогоненко в «Наталке Полтавке» — вы довольны? Как вообще вы чувствуете себя на драматической сцене?

— В любом творческом процессе нужно сначала что-то сделать, потом закрепить это, а дальше снова продолжать. Мы сыграли более 20 спектаклей «Наталки». И этот «выстрел», на мой взгляд, оказался удачным. Я человек из профессионального шоу-бизнеса. И моя философия такова: если ты что-то делаешь, то это нужно не то чтобы коммерциализировать (или продавать), а нужно этот продукт эксплуатировать максимально! То есть для меня определенный творческий результат должен «стрелять» еще и с максимальным КПД. Может, это мое инженерное образование таким образом откликается? Мы сделали хороший спектакль. И он идет дважды в месяц с постоянными аншлагами. Потом я начал общаться с администрацией, предложив им снять профессиональное видео «Наталки», а дальше поехать с коммерческими гастролями по Украине, и не только. Однако администрация к этому еще не готова. Не потому, что не желает. Просто театр — это большая постсоветская структура, которая не способна переформироваться на современную менеджерскую основу. Я уже был готов за свои деньги снять этот спектакль. Но в театре ответили: «Не надо, у нас есть две камеры VНS, мы сами снимем». Полагаю, такая съемка, к сожалению, не будет иметь ни художественной, ни документальной ценности. Спектакль на DVD — это отдельная большая работа. Еще одну попытку хочу сделать в январе—феврале, то есть предложить театру свою идею DVD-версии — уже через спонсоров. А если не получится, то придется распрощаться с театром.

В артгалерее на Андреевском спуске, 2-б, проходит фотовыставка, посвященная 20-летию «ВВ». Представлено около 250 фотографий, по мнению Олега Скрипки, обладающих особой артценностью. Из них только четыре снимка непосредственно Олега, который говорит: «Песня очень летящая: спел, исчезла — и все. А визуальный ряд более фиксирован». На выставку приглашены все фотографы, которые снимали жизнь «ВВ» в различные творческие периоды группы. Фотографии разножанровые. На многих из них — быт, закулисная жизнь «ВВ», многие из этих снимков раньше не печатались в журналах и газетах.