На ХХII ММКФ после нескольких лет забвения в центр доброжелательного внимания постсоветской публики и критики вернулось имя грузинского режиссера Наны Джорджадзе, которая некогда столь молниеносно покорила Канн своей «Робинзонадой…» (1987), а позже ее «1001 рецепт влюбленного повара» (1996) не на шутку замахнулся на «Оскара». Новая работа, которая в титуле тоже маркирована арифметически — «Лето, или 27 потерянных поцелуев», представляет собой жизнерадостный фейерверк эротико-комических анекдотов и гэгов, изобретенных самой постановщицей совместно с драматургами Ираклием Квирикадзе и Мариной Зверевой. Действие разворачивается в весьма условной, хоть и сочно выписанной «грузинской среде» и в некоем абстрактном постсоветском времени. Этот по-кавказски острый винегрет смачно сдобрен «русскими» ингредиентами (Евгений Сидихин и Амалия Мордвинова в ролях местных эротоманов), а сверху украшен ядреной французской «маслиной» (Пьер Ришар в роли романтического Капитана). Фильм в программе форума кинематографий стран СНГ и Балтии был определен как германо-французский. Поскольку на ММКФ как германо-французский. Поскольку на форуме только и речи было, что о национальной идентичности постсоветского кино, согласитесь, идентифицировать в этом отношении работу г-жи Джорджадзе весьма непросто. Неведомы также широким кругам киноманов и биографические параметры режиссера. В фестивальных пресс-материалах сказано лишь: «В 1991— 1995 — ведет мастерскую во ВГИКе. С 1995 живет в Германии». Поэтому интервью, взятое автором этих строк у г-жи Джорджадзе специально для «ЗН», вращалось главным образом вокруг конкретики — национальной и биографической.
— Нана, знаете ли вы, что ваша картина «1001 рецепт влюбленного повара» у нас считается украинской кинопродукцией и даже вошла в каталог национальных фильмов страны? Мы очень гордимся тем, что таким образом недавно были номинированы на «Оскара»…
— Правда? Это очень приятный сюрприз! Но я понимаю, в чем дело: Леша Роднянский, который был одним из моих продюсеров, очень даже мощную поддержку оказал мне тогда — и моральную, и финансовую, и интеллектуальную. Мы с ним большие друзья. Это я говорю не из вежливости, это правда. Я ему чрезвычайно благодарна за все. Более того, я открою вам один маленький секрет: и «27 поцелуев» тоже начинались с его легкой руки. Он дал мне первый импульс и поддержал как продюсер. Но сценарий долго не доходил до нужной кондиции, и он вполне справедливо не стал нас дожидаться. Так что я хочу его дважды поблагодарить — и за «Повара», и за «Поцелуи».
— Однако вернемся к так называемой национальной идентичности кино. Вот ваш соотечественник, Отар Иоселиани тоже работает на Западе, и его фильмы, в отличие от ваших, по материалу и по проблемам уже далеко отошли от грузинских реалий, но в стиле, как мне кажется, продолжают сквозить его сугубо национальные корни. Чувствуете ли вы их в себе? Что они для вас — национальные истоки творчества?
— У меня вообще к национальному сложное отношение. Думаю, у друзей национальности нет. Друг — это друг, и я никогда не интересовалась, какой национальности мои друзья. Но я сама ощущаю себя грузинкой, я родилась в этой стране. Это особый стиль жизни, менталитет, и от этого никуда не уйдешь. То, что я грузинка, мне никак не мешает, но я не ставлю это во главу угла. Просто я не могу не делать «грузинские фильмы», у меня другие не получаются. И никакие западные деньги с этим ничего не поделают. И моим зрителям всегда будет передаваться ощущение того, что я грузинка.
— А как вы относитесь к космополитическому кино? Возможен ли кинематограф без национальных признаков?
— Не знаю. Но подозреваю, что мне это будет, наверное, не очень интересно. Я слишком люблю в искусстве истоки, корни, краски того или иного народа. Ведь каждый народ живет своей жизнью, тем он и интересен.
— Так-то оно так, но вот в «Поцелуях» вы, хотя и сохраняете аромат кавказских натур и фактур, все же пошли к некоему абстрактному образу своей страны. Получились условия «вроде бы Грузия». Время и пространство размыты, все происходит везде и нигде.
— Но в этом виден мой космополитизм. Впрочем, национализм мне чужд. Это такое очень некрасивое чувство не очень достойных людей. Ощущать себя сыном или дочерью своей земли — это гордость. А национализм — это болезнь. Родной язык, свою культуру, свою землю, родину нужно хранить и любить, и это генетически заложено в каждом человеке. Но это никак не должно отражаться на людях других национальностей и культур. Т.е. если ты уважаешь себя, свою страну и культуру, тогда можешь уважать и других. Но если ты себя не уважаешь, тогда и других не можешь уважать. Я себя уважаю в числе других людей. Как я могу делать себя как грузинку исключением из евреев, французов, немцев, узбеков, русских? Да и за что их не уважать? Кстати, это тоже наша грузинская черта. У нас сохранились храмы всех религий, которые строились здесь на протяжении веков. Это говорит о том, что мы всегда с уважением относились к другим культурам и религиям, национальностям и странам.
— А русская культура у вас не воспринимается как имперская, подавляющая национальную? Ведь основания к тому есть...
— Давайте разберемся. Всякая культура прекрасна своей литературой, поэзией, музыкой, живописью. Русская тоже. Мы изучали ее, выросли на ней, мы ее любим. Но политическая история российско-грузинских отношений полна сложностей и дает возможность чисто политического неприятия каких-то вещей. Культурных и человеческих связей это не должно касаться. Я горжусь тем, что ни один русский в последние годы не уехал из Грузии по национальным соображениям. А по экономическим уезжают многие, и в первую очередь грузины. Работы нет, денег нет, кушать нечего. Но никогда никакие национальные интересы у нас не ущемлялись. Культура всегда идет с миром, как какую-либо национальную можно отрицать?
— А какой образ украинского кино у вас сложился?
— Я очень любила поэтическое кино Украины. Юрия Ильенко и Рому Балаяна, но мы потеряли контакты. Мы не видим фильмы друг друга. Да в Грузии почти ничего не снимается: 2—3 фильма, которые здесь на фестивале показали, снимались 6—7 лет. С перерывами, по эпизодику — когда бывали деньги. Мне повезло, я не знаю, почему Бог меня миловал, дал возможность снимать и послал продюсеров. Огромное число моих талантливых коллег и друзей не имеют работы. Это трагедия. А ведь в Грузии всегда было интересное кино, правда? Грузия — кинематографическая страна. Но люди, умеющие это делать, стареют и умирают. Да и показывать кино у нас почти негде, нет проката. Так что мы не смотрим и не знаем украинское кино. Разве что на фестивалях. Вот я не видела последнего фильма Киры Муратовой, которую я бесконечно уважаю как творца.
— Могли бы вы что-нибудь сказать о вашей педагогической деятельности во ВГИКе?
— Я была очень удивлена и обрадована, когда меня пригласили вместе с Ираклием Квирикадзе вести мастерскую. Это большая честь. Я вам честно скажу: не знаю, кто кого больше учил — эти ребята меня или я их. Мы были такими друзьями с первого дня, что дистанция напрочь отсутствовала. У них неплохо сложилась судьба. Саша Ковшанов, Евгений Митрофанов, Сережа Ложница, Марат Магатбетов… Это очень интересные ребята. У нас до сих пор очень тесные контакты. Они показывают мне свои работы, звонят в Германию, советуются… Я счастлива этим.
Говорить о несделанном не буду. Тьфу-тьфу-тьфу. Те же продюсеры предложили мне сразу же работать над сценарием Ираклия Квирикадзе, который был признан «лучшим французским сценарием» прошлого года. Но он его уже переделал. Он все переделывает. Для него не существует готовых вещей.
…Очарованный искренностью натуры и ясностью мысли Наны Джорджадзе, автор этих строк на прощанье, чтобы не было мучительно больно за утраченные поцелуи, один таки сорвал у этой милой женщины. В щечку.