Молодежь грядет!

Замысел написать о двух молодых и активных критиках современной нашей литературной и окололитературной действительности Дмитрии Дроздовском и Анатолии Ульяновом возник не из-за каких-то специфических симпатий или предубеждения, а почти случайно — в момент осмысления определенного парадокса, связанного с их попытками заявить о себе громким печатным словом. Речь идет о личностях, не похожих между собой риторически и идеологически, но схожих в главной своей задаче — самовыразиться, похожих вариантами своего эгоцентрического порыва, который, как нам кажется, пронизывает все молодое поколение, вступившее в силу после 2000 года.

Скандальное настроение начала девяностых с шокирующим типа «перший матюк...» или «перший статевий акт в українській літературі» к середине десятилетия понемногу выветрился, и наши писатели стали погружаться в транквильность (устойчивость к раздражению); и куда же подевались переживания по поводу различного призвания и ответственности! Эти спокойные годы, считающиеся в политической жизни безнадежными, в литературе таковыми не были: именно тогда зазвучали имена едва ли не наилучших сегодня наших прозаиков Юрка Издрыка и Тараса Прохасько, триумфально увеличивал количество написанного львовянин Юрий Винничук, дебютировала, абсолютно отрицая тривиальные представления об истерии феминистического письма, ироничная Светлана Пиркало.

Ноябрь 2004-го сломал лед политической стагнации, и следовательно, вернул целому поколению романтику и вкус шока и скандала. Общество, в котором никогда не было художественного постмодерна (кроме его зачаточных протоформ), мгновенно породило новый молодой авангард, у которого, как и у каждого литературного авангарда, было больше идеологов (назвать хотя бы имена молодых поэтов Артема Захарченко и Ильи Стронговского), чем ярких личностей. Впрочем, громкие дебюты Любка Дереша и Ирэны Карпы, состоявшиеся также после 2000-го, а еще скандалы, которые пытаются связать с именами Сергея Жадана, Светланы Поваляевой, Наталки Сняданко, мнение о рождении нового авангарда, кажется, подтверждают полностью. Причем это именно авангард с его контркультурностью, бунтом против традиции и надеждами на обновление — отнюдь не скептически-улыбчивый постмодерн, которому уже нечего приобретать. Нет, нашим молодым и агрессивным нужны и признание, и внимание, и самоутверждение.

Теперь вернемся к двум фамилиям, упоминаемым в начале: господ Дроздовского и Ульянова объединяет или суеверное незнание, или назойливое нежелание понимать, что такое постмодерн. Внимание! В обоих случаях наличествуют не какие-то попытки анализа современной художественной ситуации, а простое использование одиозного определителя для достижения собственной цели — новые авангардные критики пытаются несмотря ни на что оказаться в центре внимания. И это... прекрасно, но тогда их выводы для нас, к счастью, значения не имеют.

Дмитрий Дроздовский привлекает к себе внимание несколькими новыми публикациями, в частности статьями «В Бермудском треугольнике информационного общества» и «Бесконечность антиэстетики постмодернизма», напечатанными в «Зеркале недели». Просмотрев эти и несколько похожих статей молодого моралиста, убеждаешься, что он уже сумел выработать индивидуальный стиль: к месту и не к месту надерганы цитаты из авторитетов, глобальные выводы... Но, очевидно, больше всего его письмо характеризуют парадоксальные разногласия между первичными, совершенно правильными утверждениями и непосредственным анализом ситуации в современной украинской культуре, который ему совсем не удается. Так, во второй из названных статей в общих чертах точно очерчено, что такое постмодерн в теории («римейки, фрагментарность, ситуативность»), а названы постмодернистами довольно целостные в своем авангардном бунте Оксана Забужко и Александр Ирванец. Дмитрий Дроздовский постоянно говорит о необходимости противостояния различным тоталитаризмам, но не видит, насколько действенным был демарш Забужко против тоталитаризма патриархального. Видно, недочитал или не знает, что постмодернизм — это состояние, когда свобода во всех сферах уже добыта и ее ценность теряется из-за ее чрезмерности. Украинскому обществу до такого состояния в гражданских правах и в литературе еще ой как далеко! (Это разве что у рынка пиратских дисков у нас что-то есть от постмодерности.) Поэтому не стоит откровенных бунтарей выдавать за транквильных игроков состояния после бунта.

Не видит также господин Дроздовский и того очевидного факта, что именно злоупотребление словом ВЕЧНОСТЬ, а также четкое навешивание ярлыков, у кого есть право, а у кого нет заниматься литературой и в каких формах, — это как раз и есть первый шаг к нашему маленькому национальному Бухенвальду, в котором всяческие неугодные «постмодернисты» и «космополиты» сгорят в печах общественного порицания, чтобы не мешать «нормальным» прислушаться к сигналам экологически выхолощенного ума будущего. Наша нация, господин Дроздовский, почти наверняка мутант после всего, что ей пришлось пережить, но никто из-за этого не должен пугаться — покажите мне какую-нибудь нацию, которая не является мутантом! И хватит плакать, что нас что-то сжирает — Россия или постмодерн — этого, собственно, уже нет последних 14 лет: многие коды, которые стоит разрушить, еще действительно не разрушены, но новых введено в действие намного больше.

Если кажется странным, что «Зеркало недели» печатает сумбурные статьи Дмитрия Дроздовского, то совершенно не удивляет, что в российскоцентрическом «журнале культурного сопротивления» «ШО» встречаем статьи известного в определенных кругах шоу-критика Анатолия Ульянова. Он также почему-то называет украинский авангард 1990-х постмодернизмом и также мечет в него молнии, но уже из-за других, нежели Дроздовский, причин: Ульянову не нравится именно слабый радикализм современной украинской литературы. По его мнению, она так и не освободилась от крепких объятий национализма, и именно он, постыдный, не позволяет ей хорошо развиться. При этом и в коротком предисловии к своим фригидным сюрреалистическим новелкам в упомянутом журнале, и в многочисленных интернетовских публикациях Анатолий Ульянов выступает от имени совершенно нового виртуального поколения, которое Сеть раз и навсегда избавила от границ и запретов, подарив ему безграничную свободу творчества без поэтики и морали. Что ж, налицо новая уловка авангардного стремления саморекламы: у Анатолия Ульянова тоже свой стиль — прямой эпатаж, богатый фрейдистский лексикон, употребляемый как попало и когда попало, и уже знакомые нам безапелляционные наклейки и ярлыки налево и направо. Берегите лицо, писатели, как бы вас не заляпало!

Вместе с тем как-то не удается избавиться от ощущения, что из-под мнимой беспристрастности и политкорректности этого критика в той или иной степени выпирает активная манифестация нелюбви к отечественному производителю: если Ульянов и хвалит что-то украинское, то разве что за реалистически изображенный наркоманский торч или за красивые гениталии. Такая «молочная критика» (как бывают молочные зубы) не может понять, что скандал — это вовсе не панацея, и если речь идет об актуализации маргинального, то центр и периферия меняются местами едва ли не случайно, и выписывать здесь рецепты, как часто позволяет себе господин Ульянов, — бессмысленно. Впрочем, думаю, он и сам это знает: рассчитывает, что не знают другие, которых и стремится завлечь виртом, который уже никого не удивляет, и хохотом, который уже никого не оскорбляет. «Общественный вкус», господин Ульянов, сегодня столь аморфен и неуловим, что дать ему «пощечину» не удается ни в пределах отдельно взятой национальной культуры, ни тем более в глобальной сети.

Появление таких разных и вместе с тем таких одинаковых молодых критиков кажется мне весьма симптоматичным. Новое поколение раздражает медленное культуртрегерство вчерашних бунтарей 1990-х, они разворачивают знамена с именами новых авторитетов и начинают собственное восстание: против среды, против эстетики и поэтики предшественников. Там, где Дмитрий Дроздовский требует гуманизма, Анатолий Ульянов — цинизма; первый испуган космополитизмом, второй с отвращением смотрит в сторону национализма. Но, к счастью, современные наши литературные и другие художественные практики все-таки как-то балансируют между экстремами, и у них так мало общего с мечтами и фобиями обоих молодых критиков! Нет это действительно похоже разве что на прыжки в луже с желанием привлечь внимание старших, пусть даже ценой замоченных штанов. Ну что же, впереди весна — время оптимизма и достаточного количества новых возможностей для самоутверждения мальчишеской идентичности. Молодежь грядет, и ее не остановишь.