МЕЛОДИИ И КРАСКИ СОВРЕМЕННОГО АПОКАЛИПСИСА

Оскару Уайльду принадлежит фраза о том, что там, где образованный человек способен найти нечто интересное, человек неискушенный, скорее, подхватит насморк. Художественные выставки во Французском культурном центре являются событиями именно такого порядка. До 5 июня проходит очередная выставка. На этот раз — всемирно известного художника Поля Рамбье. Выставка небольшая, но весьма любопытная. За ее названием — «Живопись с вариациями» — в действительности скрывается достаточно неожиданные иллюстрации нотных партитур, своеобразное расцвечивание некой виртуальной музыкальности.

Впервые картины художника, достаточно условно называемого «экспрессионистом», были выставлены в 1948 году в его родном городе Байоне, что на юге Франции, на границе с Испанией, а всего за годы творчества он выставлялся более 50 раз в Европе и в обеих Америках. Работы 82-летнего мастера хранятся и экспонируются в самых престижных музеях мира.

В отличие от многих метров, которые не менее важной частью, чем само творчество, считают создание собственного имиджа, Поль Рамбье очень органичен и естественен как личность. Почти ровесник ХХ века, в его, даже по французским меркам, глубоко преклонном возрасте, Поль Рамбье сохранил способность делать художественные открытия. Подлинным откровением и, очевидно, источником будущего вдохновения была для него встреча с фресками и мозаиками Софийского собора, а также фресками Кирилловской церкви. И это неудивительно. Так как центральной темой его творчества была и остается серия «Апокалипсис». Но об этом позже. Сначала о самой выставке.

В отличие от предыдущих выставок во Французском культурном центре, которые не баловали нас колористической роскошью, на сей раз мы встретились с художником, остро чувствующим и передающим резонанс мира красок и музыки, с Мастером, талант которого позволяет зрителю с радостью узнавания войти в его образы и художественный язык.

Украинский зритель имеет возможность ознакомиться лишь с его работами на ватмане и лишь с одной темой его творчества — темой «иллюстрации музыки». Для начала ознакомления с творчеством художника это неплохо. Тема интернациональна — поэтому понятна, и вместе с тем достаточно лирична — поэтому каждому открывается своеобразно. При этом неким общим тональностям — интимно-личной (эфемерные человеческие фигуры, угадывающиеся за контурами цветовой гаммы, воспоминательные туманы) и глобально-ответственной (присутствие мотива гармонии земного шара и некоей «музыки сфер») — автор со всей очевидностью отдает предпочтение.

Тема резонанса музыки и цвета, как известно, не нова. Эта тема волновала Аристотеля, Гете, Скрябина, а проблема взаимоперевода различных видов искусства достаточно серьезно разрабатывается в семиотике — науке о знаках. Сам того, очевидно, не подозревая, на пресс-конференции Поль Рамбье вполне в духе современной науки о знаках говорил о тех границах восприятия, которые уже заданы знаками — нотами, но которые развиваются в мотивы-символы — колористические фигуры. Действительно, нотная партитура для П. Рамбье — лишь повод для того, чтобы нанизать на нее краски, позволяющие увидеть уже не ноты, но архитектурные формы, арабскую вязь, силуэты музыкальных инструментов, человеческие лица, сам лик космоса и нашей планеты, — словом все те звучащие конфигурации, которые так или иначе составляют ткань жизни и культуры.

Так называемые реципиенты произведений искусства и литературы — соучастники процесса творчества, что уже давно не является новостью для «новой литературной критики» (Р.Барт). Поэтому в картинах Поля Рамбье каждый зритель мог отыскать свою мелодию и свой образ. В желто-коричневых, сине-зеленых и пурпурно-черных тонах цветового сопровождения партитуры мастер пытался передать некий канон восприятия мира, в который каждый зритель мог внести свои интерпретации.

Степень прочитываемости работ Поля Рамбье, как, впрочем, и других произведений изобразительного искусства, связана с тем, что тот же М. Бахтин называл «художественной биографией читателя». На теме «художественной биографии читателя», пожалуй, стоит остановиться. Она как-то не очень популярна в украинской и русской культурах, в отличие от французской. Известная бюффоновская фраза «стиль — это сам человек», есть во французском языке общеизвестное «l’art de vivre» — «искусство жить» — выражение, которое с трудом переводится как на русский, так и на украинский. При этом трудность перевода этого выражения находится вовсе не в филологической плоскости, а в плоскости культурно зафиксированного формата отношений между искусством и жизнью, художником и читателем (зрителем, слушателем), художником-гражданином и художником-личностью.

Как бы там ни было, жизнь, биография — это своего рода произведение искусства. Несмотря на то, что эта культурная модель биографии как-то не очень артикулирована на отечественной почве, тем не менее, каждый пишет это самое личное из всех возможных произведений в своей собственной манере и стиле. Кому-то близок классицизм, кому-то — социалистический реализм, кому-то — конструктивизм, а кому-то — экспрессионизм. Есть также любители пуантилизма и деконструктивизма. Очевидно, что восприятие произведений искусства также либо резонирует, либо не резонирует с особенностями красок, звуков и слов, при помощи которых каждый из нас пишет произведение своей собственной жизни — она может быть написана в пурпурных тонах страсти, в зеленых тонах размеренности и спокойной уверенности, в розово-голубых цветах инфантильного ожидания чуда, в серых тонах неизбывной мрачности... В этом смысле картины художника априори демократичны и терапевтичны в том смысле, в котором М.Мерло-Понти говорил об изобразительном искусстве как о реализации способности глаза увидеть в реальном мире то, чего ему не достает, чтобы стать картиной, и того, чего не достает картине, чтобы стать реальной жизнью. Поэтому представленные на выставке картины П.Рамбье с трудом можно назвать фигуративными, и тем не менее их сюжетность почти очевидна.

Вместе с тем, гармоничность графики музыкальной партитуры и колористики цвета в работах П.Рамбье связана также с той принципиальной разницей реализации в модусе времени, которая существует между музыкальной мелодией и логикой красок. Музыкальное произведение неизбежно существует в модусе временной протяженности. Так, по мнению М. Бахтина, в действительности первым прочтением музыкального произведения является его второе прочтение, когда слушатель уже способен обозреть (заметьте — метафора зрения) произведение в целом. В отличие от музыкального, произведение изобразительного искусства есть гармония или дисгармония красок, которая существует в модусе моментального — здесь и сейчас, то есть при любых обстоятельствах существует в режиме тотальности и завершенности репрезентации.

Коль скоро мы заговорили о некоей художественной «соборности» музыкальной темы в творчестве Поля Рамбье, самое время уделить внимание центральной теме его творчества, которая, к сожалению, не была представлена в Киеве. Вместе с тем восприятие нынешней киевской выставки художника без упоминания об этой центральной теме его творчества будет неполным. Мастер — автор замечательной серии, посвященной неисчерпаемой теме Апокалипсиса. Как совершенно справедливо заметил сам художник, в истории литературы вряд ли можно отыскать другой такой текст, который по своему имажинативному богатству мог бы сравниться с Апокалипсисом Иоанна Богослова. Темы и образы Апокалипсиса часто возникали в творчестве художников, живших на переломе эпох, либо в кризисных ситуациях.

Для первых христиан образы Апокалипсиса связывались с языческим Римом и его императорами, в эпоху крестовых походов — с исламом, для католиков времен Реформации — с протестантской ересью, в то время как для самих протестантов — с продажностью католической церкви. Помимо социальной ангажированности, образы Апокалипсиса несли и несут на себе чрезвычайно важную и универсальную функцию, являясь в этом смысле темами искусства пар экселленс. Апокалипсис — это рассказ о невидимом, о сокровенном, скрытом и чаемом. Апокалипсис — это визуализация будущего, это завершение рассказа об истории, это своеобразный «свет в конце туннеля» каждой культуры и даже каждого человека. Так уж устроено наше сознание, что моменты начала и конца являются чрезвычайно значимыми, во всяком случае, в европейской традиции. Своеобразие современного видения Апокалипсиса — это своеобразная метафора «апокалипсиса сегодня», который становится фактом повседневности, который дышит в затылок человечеству. Многоуровневость типов рационализации, которая характеризует современную культуру, является и ее достижением, и ее несчастьем. В художественном мире П.Рамбье Апокалипсис — это ложь и неискренность, которые проникают все мотивы современной жизни, превращая космос в хаос, день в ночь, а человеческое лицо — в серию масок лжи. Своеобразная легитимная неискренность, софистичность, логика двойных стандартов — столь неотъемлемый, сколь и неизбежный элемент современной цивилизации, подвергается пересмотру и сомнению в серии «Апокалипсис» П.Рамбье, а его музыкальная серия, отчасти написанная специально для киевской выставки, помогает зрителю найти пути гармонизации мира.