Лучицкие. Судьба роли и судьбы одной украинской театральной династии

В известной пьесе Михаила Старицкого «Судьба» главная героиня — актриса Лучицкая — переживает сложный период отношений со временем, театром, тем более с самою собой. Не менее сложные отношения с историей и театральным процессом переживали и другие Лучицкие — не драматургическая, а реальная театральная семья, одна из самых известных в Украине, о которой, к сожалению, редко вспоминают. Даже в специализированном справочнике «Митці України» представлены только Екатерина Людвиковна и Борис Болеславович Лучицкие. Первая — известная украинская актриса, которая ровно сто лет тому назад начала свою творческую карьеру, играла в труппах А.Саксаганского, А.Суходольского, И.Сагатовского, увлекала зрителя образами Маруси Богуславки, Мавки, Вассы Железновой. А вот Борис Болеславович — и актер, и режиссер; с 1954 года народный артист Украины; исполнитель главных ролей в «Украденном счастье», «Грозе», «Оводе»; постановщик пьес Толстого и Мамонтова.

Но не только эти два имени представляют историю знаменитой театральной династии Лучицких...

Звезда нежинского театра

Еще одна личность из этой династии — Анжелина Болеславовна Лучицкая. Также актриса, игравшая в труппах деда Людвика Лучицкого и отца Болеслава Лучицкого-Оршанова, уже тогда известных театральных деятелей, которых высоко ценили критик Степан Петров и Максим Горький. Ее театральными учителями были дед и отец, а еще тетка — та самая прославленная Екатерина Людвиковна Лучицкая, а также сама прима украинского театра корифеев — Мария Константиновна Заньковецкая.

Как реликвию Анжелина Болеславовна хранила личные вещи Марии Заньковецкой: сценические костюмы, украшения, которые в семидесятые годы передала в Нежинский краеведческий музей. Тогда же возник замысел опубликовать воспоминания о семье.

Реализовать этот замысел помогла московская приятельница Эсфирь Смехова, которая литературно оформила воспоминания Анжелины Лучицкой. Двадцать три страницы машинописного текста на русском языке воспринимаются как художественный авантюрный роман со многими извест-
ными историческими лицами. Прочитав, начинаешь понимать, откуда в Анжелине и эта польская красота, и женское очарование, и преданность театру...

Однажды в музее, где выставлена фотография Лучицкой, уже немолодая учительница радостно воскликнула: «Я же помню ее, Проню Прокоповну, в «Зайцах»!

Тамара Васильевна Коршикова, которая работала в Нежинском театре вместе с Лучицкими и дружила с Анной Борисовной (так называли Лучицкую в театре), рассказывала об этой роли: «Лучшей Проньки я нигде не видела. Появившись на сцене с подарками для своих скудоумных родителей, она зримо выражала страстное желание выйти замуж. И чем серьезнее она становится, тем комичнее эффект ее игры. Лучицкая представляла эпоху, в которой сама выросла, ее поведение на сцене, умение носить костюмы — от того пансиона, в котором она сама училась».

Нежинский театр начинался с «Украденного счастья» Франко. Анну играла Анжелина Лучицкая. На любительской фотографии тех времен — проникновенное лицо с выразительной мимикой.

Маруся из «Маруси Богуславки» М.Старицкого — ведущая роль Екатерины Лучицкой. Но Анжелина в этот образ привнесла и свою красоту, и свои материнские чувства.

Седьмого декабря 1951 года Нежинскому драматическому театру исполнилось 18 лет. В газете «Радянський Ніжин» в заметке за подписью Б.Лучицкого читаем: «Свою творчу роботу театр почав постановкою І.Франка «Украдене щастя». Серед засновників і перших акторів була Ганна Болеславівна Лучицька — заслужена артистка Української РСР. За 18 років театр поставив понад 100 п’єс, влаштував п’ять тисяч вистав».

«Анна Лучицкая была звездой в коллективе, светом которой согревались и за которой тянулись, — рассказывала Тамара Коршикова. — Только позже, читая литературу о Марии Заньковецкой, я убеждалась, что высокая культура, познания Лучицкой именно от корифеев украинского театра».

Сцена, театр были для Анжелины миром, в котором она прожила свою долгую жизнь. В разных женских образах Лучицкая проявила актерскую индивидуальность, в которой была частичка и от прабабушки Юзефы и от деда Людвика.

Рампа из керосиновых ламп

Принадлежностью к актерскому братству гордились все три поколения семьи Лучицких. Людвик Тимофеевич, хорист Одесской оперы, рассказывая о своих родителях, любил подчеркнуть, что он — актер неслучайный, что актерами стали пятеро его детей и внуки. В семье хранили стихотворение деда, написанное в 1860 году и подаренное «любій донечці Катрусі».

«Кого тягнуть за квартиру

В суд до мирового!!!

З кого стягують свитину

З-за долгу старого!

Кого цуплять в буцегарню

Десятники милі!

То Актора, що грав гарно

І його хвалили!»

В середине ХІХ века Людвик Лучицкий издал два сборника юмористических рассказов «Торбина реготу» и «Золота сопілка», с которыми выступал на сцене.

«Дедушка был высокий, худой, ходил легко, уверенно, все быстро охватывал взором. Был нетерпелив, иногда несправедлив. Однако его основной чертой была доброта», — вспоминает внучка Анжелина.

Дедов характер унаследовал его сын, отец Болеслава и Анжелины, на сцене Лучицкий-Оршанов. Это о нем в 1898 году театральный критик Скиталец так написал в «Самарской газете»:

«Оршанов из ходульной роли

Лицо живое воссоздал,

Игрой к нему добавил боле,

Чем даже автор пьесы дал».

Когда Болеслав Людвикович в 1932 году в городке Бурынь организовывает драматический кружок при Доме культуры местных сахароваров, к нему присоединяются близкие. Вспоминает Владимир Юрьевич Назаров, сын Анжелины и Юрия Владимировича Назарова: «Жили мы при клубе, всем было трудно, но тяга к культуре у всех была большой. Люди приходили на спектакли со своими керосиновыми лампами. Ставили их перед рампой, чтобы осветить сцену».

В это время было принято решение о создании первого рабоче-крестьянского театра Черниговщины. Областной отдел культуры направляет на курсы художественных руководителей двадцятисемилетнего Болеслава Болеславовича Лучицкого. По возвращении его назначают главным режиссером театра, а директором — Юрия Владимировича Назарова.

Брат и сестра Лучицкие, Юрий Назаров, жена Болеслава Валентина Белоусова, актер, а позже директор театра Владимир Тось составили ядро коллектива. Владимир Назаров вспоминает, в этом театре не было ни ссор, ни, боже сохрани, пьянок. Это было действительно актерское братство, которое мужественно переносило неблагоустроенный актерский быт, связанный с постоянными переездами, ночной жизнью. Театр был домом.

Болеслав Лучицкий был в театре лидером. Его актерское мастерство происходило из семьи. А еще из труппы Алексея Суходольского, ученика Марка Кропивницкого, где Болеслав начинал работать. Музыкально одаренный, он хорошо играл на фортепиано. Однажды заболела концертмейстер, и Лучицкий заменил ее в спектакле «Запорожец за Дунаем». А в «Платоне Кречете» А.Корнейчука Болеслав Болеславович не имитировал игру на скрипке, а действительно играл.

В воспоминаниях нежинского краеведа Григория Васильковского читаем: «В конце марта 1950 года в Нежин приехали украинские советские писатели А.Е.Корнейчук и В.Л.Василевская (она тогда баллотировалась в депутаты Верховного Совета СССР от Нежинского избирательного округа). Узнав, что в городском передвижном театре имени М.Коцюбинского идет спектакль «Платон Кречет», писатели отправились туда.

Как рассказывал потом заведующий музыкальной частью театра В.М.Панарин, артисты были очень взволнованы. Узнав, что на спектакле будет сам автор пьесы, Б.Б.Лучицкий успокаивал: «Не волнуйтесь, друзья, играйте так, как будто здесь нет Александра Евдокимовича». И играли с вдохновением. Александр Евдокимович поднялся на сцену и от души поблагодарил артистов, особенно Лучицкого как режиссера-постановщика, а также артиста, который исполнял главную роль».

На следующий день А.Корнейчук и В.Василевская встретились в педагогическом институте со студентами и преподавателями. Драматурга спросили о впечатлении от спектакля «Платон Кречет» на нежинской сцене. «Кажется, чтобы увидеть настоящего Кречета, нежинцам не обязательно ехать в Киев», — ответил Корнейчук.

В 1936—1939 годах для участия в спектаклях Нежинского театра Лучицкий приглашает Амвросия Бучму, Наталию Ужвий, Марию Литвиненко-Вольгемут, Оксану Петрусенко. В годы Великий Отечественной войны театр находится на Дальнем Востоке, выступает в госпиталях и военных частях. А Болеслав Лучицкий служит в военном училище зенитной артиллерии в Ленинграде.

Он прожил 60 лет, на 44 года меньше, чем Людвик Лучицкий. Прожил жизнь насыщенную, иногда драматическую, подвижническую. Его труд надлежащим образом оценен: в 1954 году присвоено звание народного артиста Украины. Но наибольшее признание таланта художника — любовь зрителей. Актриса Тамара Коршикова вспоминала: «Репетиции у нас начинались в 11 часов. В это время возле кассы стояли в очереди люди, чтобы приобрести билет на вечерний спектакль».

Первый директор

Юрий Владимирович Назаров умер в 1994 году. «Я не помню, чтобы отец лежал больным или немощным», — рассказывал Владимир Юрьевич Назаров. Многие черниговцы обращали внимание на крепкого, бодрого деда, и не догадывались, что в этом мужчине живет целый культурный пласт ХХ века. И те, кто видел Юрия Владимировича Назарова на сцене в Нежине, а позже в Чернигове, помнят его как талантливого актера. А какой же это был Шпак в «Шельменко-денщике»!

Олег Цингер прислал из Парижа ксерокопию воспоминаний их матери — Веры Павловой, — напечатанных в газете «Новое русское слово» в 1972 году. В предисловии отмечается, что В.Павлова была актрисой Московского художественного театра. Мемуаристка рассказывает о своем детстве, об атмосфере дворянской семьи, в которой ее воспитывали отец, няньки, гувернантки. Воспоминания вводят нас в интеллигентный дом, где прежде всего ценили образованность, доброту, где обязательным было посещение церкви и театра.

После смерти отца восемнадцатилетняя Вера получает место в правлении Московско-Казанской железной дороги. А уже через три года Павлова принимает решение готовиться к сцене.

Она поступает в драматическую школу при Филармоническом обществе, которой руководит В.Немирович-Данченко. Вспоминает И.Иванова, преподававшего в школе историю искусств и театра. (Кстати, в 1907—1911 годах он — директор Нежинского историко-филологического института. — Н.О.), ее однокурсницами были Ольга Книппер, Маргарита Савицкая, Нина Литовцева. Эти имена составили первую труппу Московского художественного театра. Книппер, Шенберг, Москвины, Качаловы — вот круг людей, среди которых рос Юрий. Просвещенная молодежь, для которой критерием оценки были талант и интеллигентность. Театр был для них храмом. Вера Павлова играет на сцене и главные, и второстепенные роли, пробует себя как костюмер. Для «Горя от ума» она моделирует костюмы и прически, которые одобряет живописец Мстислав Добужинский (художник посетил Нежин в 1912 году. — Н.О.), «Половецкие танцы» для «Русских сезонов в Париже» Сергея Дягилева оформляет по эскизам Константина Коровина. Павлова пробует играть в фильмах и даже пишет сценарии, которые ставит Протазанов. В это время Цингер издает «Начальную физику» и «Задачник по физике», признанный специалистами как один из лучших в европейской учебной литературе.

Юрий Владимирович был почти ровесником сына Качалова Вадима Шверубовича. Преподаватель школы-студии МХАТ в 1976 году в издательстве «Искусство» выпускает в свет мемуары «О людях, о театре, о себе». Он лаконично и эмоционально рассказывает о себе с помощью биографий извест-
ных деятелей МХАТа. И среди них называет Веру Павлову. «В.М.Павлова была лирической и смешной Шарлоттой Ивановной, жалостливой и нескладной. Ей очень удавался немецкий акцент — мягко и тонко» (Павлова с дет-
ства знала немецкий язык. — Н.О.). На 297-й странице — фото из «Вишневого сада». Вера Николаевна в этой роли.

Разбросанные в разные концы света, мать и сын одинаково преданно служили театру. Уже проживая в Германии, Вера Павлова играет вместе со мхатовцами во время их европейско-американских гастролей в 20-е годы ХХ века.

Много о своей насыщенной жизни мог рассказать и Юрий Назаров. Да никто не расспросил его об этом. В декабре 1993 года на праздновании 60-летия Нежинского драматического театра им.Юрия Коцюбинского одна чиновница из Чернигова спросила свою соседку: «А Назаров еще жив?».

Назаров, Тось, Лучицкие творили театральное лицо Нежина до 1960 года. Для этих людей театр был родиной в искусстве, он направлял их жизни.

Военные сцены

Правнук Людвика Лучицкого Владимир Назаров пережил на своем веку столько сильных чувств, которые не довелось сыграть на сцене даже трем предыдущим поколениям его семьи.

Уже после смерти Владимира Юрьевича его жена Людмила Степановна показала мне фронтовые дневники мужа — пожелтевшие листочки, исписанные карандашом.

Поражает сцена, когда Владимир грелся возле трупа убитого им немца. «Я лег рядом, прислонившись к груди убитого, который судорожно умирал. Его рука обняла меня за плечи. Я накрыл его шинелью. Тело конвульсивно передернулось. Я лежал тихо, боясь пошевелиться, чтобы не лишить себя приятного тепла. Труп застывал. Далекие прожекторы пронизывали злую темноту ночи. Пули, тихо посвистывая, ткали над головой тонкими нитями паутины невидимые узоры».

«В холодном оцепенении встретили семьсот восемьдесят человек черные гремучие танки. Закутанные в серую тучу пили, они выскочили из-за холма и, на миг притаившись, рванули в гущу людей, разрывая их холодной сталью гусениц. Ужасный вскрик смерти вырвался из глубин души полутысячи испуганных людей. Казалось, вздрогнул мир. Все бросились в степь. Передо мной мелькали полные страха, широко раскрытые глаза, которые резко меняли знакомые лица. Мои ноги не могли держать тело. Я упал, вцепился в траву скрученными судорогой пальцами, будто влезал в прохладную сырую землю, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать... Дикий животный страх, который других со скоростью ветра уносил в степь, меня приковал к земле. Вокруг была смерть — неумолимая, страшная».

«Холодное осеннее солн-
це тонуло в крови заката. Холодный морозный вечер быстро спускался на землю. Он был страшный. Город пылал в море огня. Волны реки, плескавшиеся у берега, переливались багряным отблеском. Широкий песчаный берег был устлан трупами. Сюда несли со всех концов города раненых. Сюда они ползли, глядя с надеждой на левый берег и умирая от потери крови.

Легко раненные долго ползали по холодным трупам товарищей, прячась от бомб, которые все равно разрывали это движущееся живое мясо. Кровь красными потоками стекала в Волгу, обводя берег широкой розовой каемкой».

Очевидно, Назаров записывал только что пережитые впечатления. Такое литературное переосмысление, возможно, абстрагировало его от страшной действительности, давало силу его душе. Владимир Юрьевич никогда не показывал своих записей ни коллегам, ни студентам Нежинского госуниверситета имени Николая Гоголя, где учился, а затем преподавал математику почти до самой смерти в 2003 году, оставив о себе добрую память. Он больше рассказывал о своей знаменитой семье. Предполагаю, что это богатое родовое наследие поддерживало его моральный дух.

Припоминаю выступление Владимира Назарова на вечере, посвященном 90-летию со дня рождения Болеслава Лучицкого. Высокий стройный мужчина образным литературным языком рассказывал о театральных деятелях своей семьи, об их роли в украинской культуре. «Какой типаж потеряла сцена! — сказал мне тогда композитор Александр Козаренко.

Может быть, и так. Но семья получила еще одно хорошее наследие, на которое равняются теперь дочь Назарова, доктор биологических наук Елена Владимировна, внук — кандидат биологических наук Евгений Копылов. Благодарю их за предоставленные материалы из семейного архива, они могут стать основой для музейной экспозиции в Нежинском театре.