Каждый город и городок в земле казаков богат жителями, особенно же маленькими детьми. В каждом городе множество детей, и все они умеют читать, даже сироты. Вдов и сирот в этой стране очень много. Мужья их убиты в непрерывных войнах.
Путевые записки Павла Галебского.
Роман Чайка. «Страна детей»
За спиной остался самый бурный век за все время, хранящееся в памяти человечества. Нам действительно следует знать его последнее десятилетие. Особенно потому, что оно уже позади.
Новое время принесло детям «страны детей» новую школу: двенадцать лет обучения. Она гарантирует новое сознание новых времен. Однако план выполнения плана до сих пор не утвержден, то есть старшие дети еще не выросли (ведь по плану 12-летнего образования учатся лишь три года), пока, вроде бы, есть время. Проект программы по украинской литературе для средней общеобразовательной школы (Украинская литература в общеобразовательной школе. — № 5 — 2002) вынесен на рассмотрение — взрослые дети этой страны должны немного пораскинуть мозгами. К примеру, над таким вопросом: целесообразно ли вводить в учебный процесс новейшие произведения? Гм...
Новейшие произведения — новейшее время. На все отводится 14 академических часов (из 105192 прожитых). Пять имен. Один час — обзор литературного процесса на грани ХХ—ХХІ веков. Так быстро все, что было, превратилось в «легенду»...
Тем не менее это значительный прогресс. Но и он имеет недостатки: по-настоящему прогрессировать начнет лишь через десять лет. А до того: 488-я страница (всего 493) ныне действующего учебника (Українська література, 11 кл.: Підручник для серед. загальноосвіт. шк. (за заг. ред. Р.В. Мовчан — Київ, Ірпінь: ВТФ «Перун», 2000) — пять (!) абзацев хронологической таблицы посвящено «девяностникам», год — абзац. И правда, полный абзац.
Современность (какой бы она ни была) — самый раздражающий вопрос, стоящий теперь перед знатоками любой сферы жизни, невыкристаллизованная действительность. Трудно оторваться от настоянных годами архивных материалов и обратить свой взор в сторону того, что еще не стало историей, в сторону неопределенного. И неопределенного хлеба тоже. Он, мол, должен немного заплесневеть. Роль критиков — осмысливать современность. Здесь действительно нельзя не согласиться с Игорем Бондарем-Терещенко, который просто-таки требует атаки «молодой шпаны».
Пусть мы сейчас в литературе являемся кем-то типа пришельцев, но на нашей земле существует такой слой гумуса-фольклора, что вовсе не обязательно рассыпать на гектарах площадей завезенный с Марса песок.
Характеристика нового мышления требует для своего определения языковой формулы, и то общество, которое пока сидит за партой, — новое. Очевидно, оно будет выбирать для восприятия лишь близкий его форме мышления материал. Современная литературная критика, возможно, и не требует нового голоса, но она точно требует нового произношения, нового тембра. И поэтому критические материалы, наработанные за годы «единого и неделимого», уже не имеют былой ценности. Поскольку задачи совершенно иные, то, следовательно, необходимо изменять и средства.
Литература имела, в принципе, и успехи, и... Но эти звенья ее до сих пор неразрывны. И через пиковые точки литературной синусоиды можно провести соединительные линии, которые не остановятся на девяностых. Следовательно...
Дело в том, чтобы полностью видеть современность. ХХ век — вот он, рядом. Его можно даже подержать за руку — куски собраны в архивах. Для того же, чтобы попасть в архив, требуется немалый запас энтузиазма. Собственно, именно на энтузиазме и держится современное писаное слово.
Почему акцент на литературе? Это лишь один из акцентов (просто остальные расставляют другие чудаки). Литература (а об этом давно уже забыли) такой же показатель уровня жизнеспособности государства, как и политика, наука, промышленность наконец.
Действующий пока учебник не дает осмысления ХХ века через призму литературного процесса — мешает засоциализованность критического материала, даже в предисловии отмечено: «историко-литературный процесс». В самом деле, статьи богаты фактами, однако они не помогают делать выводы, не подталкивают к размышлению над проблемами собственно литературы. Многие факты, получаемые учеником на уроке литературы, уже известны ему по другим дисциплинам, хотя бы из истории. Почему же от ограниченного (и такого ценного, как подчеркивается) времени отрывают огромные куски живой плоти? Литературоведение, способное обратить в литературную веру, находится на крайне низком уровне: те же слова, сказанные впервые чуть ли не во времена хрущевской оттепели, те же мысли, вложенные в прокрустово ложе штампов... И все таким «общаком», если даже захочешь, — не за что мысли зацепиться.
Должна появиться диалогичность, чувство современности, собственного времени. А пока — постоянная девальвация слова. Литература — это образ мышления. Учить мыслить можно, и новые поколения не должны заново изобретать велосипед, но их постоянно заставляют это делать. Их следует подталкивать, заинтересовывать, возбуждать воображение. Литература современной Украины — не финский лыжник мирового литературного процесса — она не «пролетает и не пролетит» — в этом ее пытаются убедить. Школьная программа несовершенна. Но ведь школа — солидный фундамент. И именно курс литературы, как никакой иной, учит ребенка мыслить, это ключ к механизму переваривания действительности. А если с подачи учителя (и учебника) получается этакий перепуганный индивид — здесь уже не до того. Лишь неизвестность.
Заполнение белых пятен довольно откровенно отсутствует в самом действующем учебнике по украинской литературе. Мало лишь называть имена, давать перечень фактов, группировать писателей по школам и течениям. Предложите то, что открыто, то, что прежде было тайной, покрытой мраком. Что стало известно из учебника о Расстрелянном Возрождении, кроме перечней осужденных и казненных, допросов и преследований? А шестидесятники? То же: лишь имена, и ни в одной хрестоматии не найдешь произведений Мыколы Воробьева, Игоря Калинца, а потом действительно искренним будет удивление, когда, возможно, будут читать своим уже детям «Казки зі Львова», написанные Калинцом. И это далеко не все. Стуса будут помнить потому, что замучили его до смерти, причина которой до сих пор не установлена. Интрига. Неужели именно на ней должно держаться сознание?
Новой программой предусмотрено изучение творчества Юрия Андруховича, в частности «Рекреацій», вот только книг в библиотеках не найдешь (иногда, впрочем, предлагают гениальный (!) перевод «Рекреацій» на русском языке). А что же делать со «всеми разновидностями разговорного языка в романе, комизмом и языковой характеристикой героев», которые предлагают исследовать? Странные художественные аналогии проведены (проведение их также запланировано программой — это такой способ облегчить усвоение материала, только разве иллюстрации, фотографии — это аналогии?): почему-то забывают о музыке, забывают о действительно культовых вещах, о них вспоминают потом, очень нескоро. А известно ли авторам программы о том, что эта «філософська лірика, ці химерні і строгі вірші» (так они названы) поют? Видимо, «Пісні для Мертвого Півня», которые через десять лет будут найдены на полках магазинов, будут иметь пометку... «ретро». Любопытно, что еще поют «Мертві півні» произведения и Рыльского, и не упомянутых вовсе Виктора Неборака, Юрка Позаяка, Наталки Билоцеркивец...
Юрий Андрухович (в ракурсе новой школы) — само олицетворение постмодерна, с помощью его произведений это понятие должно быть помещено в сознание учеников, то есть таким образом их детство получит название. «Послесовременные дети». Кстати, что такое «Небо і плЮщі»? Фиктивный дебют? Возможно, мутант реальных «Неба і площ»?
Произведения Ивана Малковича — «гуцула от деда-прадеда», который (так подает программа) относится к Киевской школе поэтов (sic!), также будут изучаться. С подачи профессоров разных наук стихотворение «Напучування» превратилось в стихотворение «Свічечка букви «І», а как же «ї», а куда подевался «місячний серпик букви «є»? Действительно, поэзия лишена идеологических наслоений. «Ангелик в афинах дрімав...» хорошо наконец, что не мольфар, хорошо, что существуют «афини» в этом мире, черные как ночь, и в них также можно дремать... Теперь свободно можно угнездиться в кустик и задремать... А на плече — ангел. Возможно, стоило ввести в художественные аналогии еще и такую: Плач Еремии. С ангелом на плече. Только через десять лет, думается, музыка будет восприниматься еще более странно, чем литература. Даже сейчас.
«Появление новых литературных группировок — характерный признак эпохи». Только жаль, что, по новой программе президентом Ассоциации украинских писателей (АУП) до сих пор является Юрий Покальчук, а не Тарас Федюк... и о новых ее вице-президентах — Сергее Жадане и Александре Кривенко — ничего нет. Хорошо, хоть Игорь Римарук и Владимир Моренец «на своих местах». Так много всего... и «Бу-Ба-Бу» сошлось на Андруховиче, и «Молоде вино» 10-летней выдержки, и «Нова деґенерація» теперь не похожа на шутку...
Тарас Прохасько считает, что подобное происходит потому, что нет в Украине европейской идеи, способной объединять, привлекать действительно широкую общественность к происходящему в душе страны сейчас. Постоянно происходит процесс маринования литературы-литераторов-литературоведов в собственном соку. Что-то мешает этой силе вынырнуть на поверхность. Стоит найти — ЧТО. Тогда ответов должно стать больше...
Кажется, стоит жить тем, что является нашей жизнью, днем сегодняшним. Хотя не помешало бы спросить у стеклянного шара, что будет ждать нас завтра... Жизнь притягивает жизнь.