Лечить пейзажем

Его фигуру невольно выделяешь в толпе. И причина — не в широкополой фетровой шляпе и не в длинных прядях седоватых волос, указывающих на то, что он неисправимый романтик. И даже не в усах «колечком»... У него одухотворенное улыбающееся лицо — такая редкость для сегодняшнего Киева. Итак, сначала открытое лицо и проникновенный взгляд, а уж потом, конечно, шляпа, волосы и усы, стремительная походка и длинный плащ.

Художник Владимир Гарбуз. У него не всегда есть еда и питье, но он чувствует себя счастливым человеком, ведь он — свободен и у него есть льготный билет в бессмертие. Работает в сфере книжной и станковой графики, станковой живописи и монументального искусства. Иллюстрированные им «Кобзарь» и «Давидові псалми» известны далеко за пределами Украины и уже стали раритетами. А о пейзажах Надднепрянщины, объединенных в цикл «Барви рідного краю», давно ходят легенды. Говорят, они исцеляют от духовных и физических недугов. Впрочем, в это с готовностью поверишь, если посетишь хотя бы одну из выставок Владимира Гарбуза. Его произведения пробуждают в человеке ощущение его, этого человека, собственного существования. Они лепят из тебя не Homo Collectivus, не человека социума, а человека космического.

— Один из представителей так называемого современного искусства сказал однажды в интервью, что настоящие художники никогда не были бедными, всегда жили в достатке, а рассказы о талантливом, но бедном художнике — это сказка, миф. Бедными, дескать, были только неудачники и бездари. Но, следуя такой логике, самым талантливым художником можно считать очень богатого олигарха?..

— Знаете, знакомый телережиссер в ответ на мою реплику по поводу философии современных телепередач в порыве откровения заявил: старик, на экране все должно быть масляным, жирным. Вот и вся философия. Иначе никто этого смотреть не будет.

Я знаю, о каком «представителе» современного искусства вы говорите. Этот художник работает, насколько я понимаю, в стиле оп-арта — эпатажного направления в искусстве, весьма популярного на Западе в 30—60-е годы. Он превратил свое искусство в товар и на этом разбогател. Это сейчас такая общая тенденция — все превращать в товар: и произведения искусства, и человеческие отношения. Все измерять материальным достатком. Возь­мите, например, произведения постимпрессионистов. Их копии расклишированы миллионными тиражами — на жвачках, сигаретах, иллюстрациях в книгах, извините — на унитазах, кастрюлях, обоях. Таким образом произведения теряют свою неповторимую художественную ценность, превращаются в обычный товар на уровне мыла, стирального порошка или колбасы. Но самое худшее не в этом. Огромной проблемой становится то, что клиширование меняет отношение людей как к произведениям настоящего искусства, так и к самому художнику. Писатели и художники сегодня унижены как никогда. И это касается не только нашей страны. У нас наблюдается очень опасная тенденция — принизить роль художника и искусства вообще, безотносительно, так сказать, к его национальной принадлежности. Это какой-то общий атавизм.

— И как вам живется в условиях такого общего атавизма? Хотя бы с точки зрения того же материального достатка.

— Я не считаю материальный достаток каким-то критерием или показателем. Просто у меня иные ценности, нормальные с точки зрения личности, не пораженной бациллой наживы или зависти. Меня, простите, жаба не давит. Я размышляю над другим аспектом. Вот, например, человек смотрит «жирную» телепередачу, скажем, «Светские хроники». Нам представляют кухарку какого-нибудь олигарха, показывают, куда она ездит отдыхать, сколько стоит платье, в какую парикмахерскую ходит, что покупает и т.д. Человек смотрит на это «жирное» и думает: живут же люди! Но для чего это показывают? А это показывают для того, чтобы сформировать у современника товарный вектор ценностей. А для чего формировать именно такой вектор? Чтобы современник покупал как можно больше товаров и приносил сверхприбыль олигарху. Вот и вся современная, так сказать, политэкономия. Все просто. Вам внушают мысль о том, что лучшие авто или одежда делают вас краше. Но это не так. Товар не может сделать человека лучше или хуже. Ведь товар — это только вещь. И надо четко разграничивать товарные и человеческие ценности. А нашим людям внушают, что это одно и то же.

Вы, Юрий, скажите мне как писатель, к чему больше всего стремится человек в этой жизни?

— У каждого свои заботы... Но, если говорить в общем, то, пожалуй, каждый стремится быть счастливым. Кажется, это именно та палестина, достичь которую хотят все — от президента до бомжа...

— Правильно. Каждый хочет быть счастливым. Но не каждый понимает, что никакие миллионы, никакое авто или материальный достаток не могут дать человеку ощущение счастья. Это ошибочный путь. Он ведет к отчаянию и метаниям, к болезням и расстройствам. Счастье, завязанное на материальном достатке, такое же призрачное и временное, как и это богатство. Некоторые ищут счастье в водке, но вы сами понимаете, к чему приводит такое счастье… Я говорю о том, что нужно искать ощущение такого счастья, которое не связано ни с одной материальной вещью. Почему? Да потому, что материальному присуще рассеиваться, исчезать. Так устроен этот мир. И ощущение счастья исчезнет вместе с исчезновением того материального, с которым оно связывалось.

Следовательно, настоящее счастье может быть вызвано только тем, что не исчезает. А таковым является духовное, встреча с настоящим искусством — созерцание настоящих художественных произведений или чтение настоящей литературы...

— В нашем разговоре слишком часто повторяется слово «настоящий». Создается впечатление, что существуют настоящие произведения и ненастоящие. Но как нашему несчастному современнику разобраться, где настоящее искусство, а где конъюнктура, подделка, маргиналии... Например, в Национальном художественном музее вам предложат произведения Сергея Шишко, Николая Глущенко или Татьяны Яблонской, сказав, что это настоящее, а в недавно открытой галерее современного искусства предложат, скажем, коровьи головы и скажут, что именно это настоящее. Значит речь идет о критериях искусства. Например, когда вы пишете пейзажи, то пытаетесь достичь совершенства. На что вы при этом полагаетесь? На собственную интуицию? Но может ли быть интуиция критерием истины?

— Я заметил, что на моих выс­тавках люди лучше воспринимают пейзаж, чем произведения социальной направленности. Хотя, казалось бы, это социальное, злободневное должно быть ближе, понятнее. Почему же лучше воспринимается пейзаж? Причина проста. При созерцании пейзажа формируется незамутненное видение природы, особая энергетика впечатления, не искривленная телеэкраном, политическими или материальными амбициями. Это энергетика, которой владели наши далекие предки, особая энергетика космоса.

Сегодня существует такое понятие — арттерапия, когда с помощью искусства исцеляют болезни. По моему мнению, настоящим является искусство, которое может транслировать энергию космоса, способно вылечить человека душевно, а следовательно — и исцелить физически. Ведь подавляющее большинство болезней сегодня связано именно с душевными расстройствами. Как говорят, все болезни начинаются с головы. Может ли вас исцелить созерцание отрубленных коровьих голов? Конечно, нет. Оно может только заблокировать ваши центры восприятия космического. А задача искусства состоит в том, чтобы разблокировать их, чтобы дарить человеку радость настоящих, незасоренных ощущений.

На моих выставках даже ученые и врачи говорят, что моими пейзажами можно лечить. Люди приходят на выставку, и я вижу на их лицах тихое умиротворение, светлую радость, какой-то внутренний свет. Эта светлая беспричинная радость, подъем, который ощущаешь в себе, рассматривая художественное произведение, и является главным критерием настоящего искусства. Все остальное — конъюнктура, «заробитчанство», позерство...

— А почему нам пытаются навязать совершенно другие критерии?

— Нам пытаются навязать искусство, которое заблокирует ощущение счастья. Знаете, иногда люди сами не понимают, какую миссию они выполняют — дьявольскую или Божью. Даже художники или писатели. Думаю, что все творческие люди (будем говорить о них) разделяются на рабов и свободных. Художник может быть в душе рабом, но не осознавать этого. И граница между свободным и рабом как раз и проходит по линии блокирования/разблокирования. Художник-раб не может дать людям того акцента тихой радости, подъе­ма, космичности, о котором мы только что вспоминали. Раб своими произведениями может только заблокировать ваши ощущения. И их, этих рабов, прикармливают и используют. Для чего? Для блокирования людей. Ведь разблокированные ощущения порождают в человеке внутреннюю независимость. А внутренне независимый человек, вспомните, во все времена был опасен для власти, для тех людей, которые пытаются материально овладеть миром.