Культура для политики

Министерский коллоквиум «Культура и политика культуры для развития» на официальном сайте Министерства культуры и туризма Украины был преподнесен в качестве «культурного события года». Согласитесь, такое заявление интригует и побуждает присоединиться. Не охладило пыла даже то, что коллоквиум проводился в рамках проекта Stage, реализуемого Советом Европы для помощи странам Южного Кавказа в развитии эффективной культурной политики, а Украина выступает в нем только в качестве наблюдателя. Даже если не слишком интересуешься культурными инициативами в Армении или Грузии, возможностью послушать европейских экспертов и посмотреть на европейских чиновников не стоит пренебрегать. Но человек — существо неблагодарное. Упомянутыми возможностями гости, судя по всему, быстро насытились, и на второй день работы коллоквиума небольшой конференц-зал был уже полупустым. И не потому, что было неинтересно. Просто как-то пресно, что ли. Ну, собрались, поговорили. А в чем, собственно, событие?

Скажу сразу, послушать некоторых докладчиков было очень интересно и познавательно. Возможно, проводись это мероприятие как открытая конференция по культурной политике или семинар для менеджеров культуры, а не как «международное мероприятие Министерства культуры», то приобрело бы совсем иное звучание. На «событие года» оно бы, конечно, не потянуло и в этом случае, но внимание бы привлекло заслуженное. Однако суждено было ему остаться тем, чем оно и родилось, — чиновной говорильней. Против подобного жанра не возражаю — чиновникам надо иногда поговорить-посоветоваться. Но почему «культурное событие» должно было быть знаменательным для украинских граждан?

Как это меняет нас и нашу культурную политику? Что от этого имеет отечественный налогоплательщик (не из собственного же кармана министр культуры оплачивает приемы от своего имени)? Осознание, что мы причастны к инициативе Совета Европы? Не каждый согласится платить за осознание чего бы то ни было даже психоаналитику — не то что в казну. А о результатах реализации проекта Stage было бы интересно услышать не только от министров культуры стран-участниц и не от их представителей, но и от тамошних музейщиков, библиотекарей и прочих бойцов культурного фронта. Поинтересоваться, сильно ли это повлияло на развитие демократии.

Впрочем, бог с ней, с демократией, если проект помог выжить музею или расширить комплекс услуг библиотеке, обучить десяток-другой специалистов. Всегда, когда я сталкиваюсь с подобными формулировками, смущаюсь. Зачем обязательно «культура для чего-то» (пускай даже для демократии), если культура — штука самодостаточная и, в общем-то, всепоглощающая? Но проблема в том, что в такой интерпретации она не интересна, кажется, даже тем, кто профессионально ею занимается. Не говоря уже о тех, кто платит. Культура — не хлебозавод, остановка которого ощущается сразу, и может в случае затяжного кризиса вызвать голодные бунты масс. Ее присутствие не ощущается, как наличие атмосферы. Наверное, поэтому работникам культуры постоянно приходится напоминать о себе и своей нужности, рассказывать о том, что без культуры нельзя того, этого и еще кое-чего. Что культура нам поможет. Что культура — это фактор. И поэтому ее надо поддерживать, вкладывать деньги, давать возможности и прочая.

Так формируется своеобразная «фондовая риторика» — рождаются словосочетания вроде «культура для...», повергающие в транс даже не слишком тонкого стилиста. Языковые игры въедаются в плоть и кровь отечественной культуры, что естественно, поскольку на реализацию любого проекта в этой области нужны деньги, а добыть их можно только убедив кого-то или что-то — фонд, министерство, спонсора — в наличии высокой цели, превышающей, собственно, реализацию проекта. Думаете, почему теперь говорят не «спектакль», скажем, а «театральный проект»? Да потому, что спектакль самодостаточен, постановка — это и есть цель. А вот «проект» всегда имеет избыток целей — это не просто событие в области искусства, эстетический факт, это событие общественно значимое, направленное ни много ни мало на изменение общественного сознания. Культура в этом контексте становится утилитарной, может служить высшим целям — стабильности, развитию, демократии и прочим прекрасным вещам. Проект Stage — лишнее тому подтверждение, так как он направлен на поддержку «через культуру» стабильности в довольно конфликтном регионе. Министр культуры Турции на министерском коллоквиуме, между прочим, честно признался, что ценность этого проекта для его страны очевидна именно потому, что с этим неспокойным регионом его страна имеет общую границу.

И вот как раз по наличию такой весьма специфической лексики можно легко определить степень «тусовочности» мероприятия. Если речь идет, например, о «переходных обществах», «примирении через диалог», если употребляются оксюмороны вроде «устойчивого развития» или «культуры для развития» и прочая «фондовая лирика», неважно, кто фигурирует в качестве организатора — благотворительный фонд, министерство или целый Совет Европы, — вас ожидает более или менее интересная тусовочная говорильня. Так сложилось, что вокруг каждого фонда и/или министерства собирается свой «узкий круг ограниченных людей», от случая к случаю он разбавляется приглашенными знаменитостями. А если даже приглашенных знаменитостей больше, чем «ограниченных людей» (как это, например, было с нынешним министерским коллоквиумом), это не спасает, поскольку они сами немедленно превращаются в этот самый «узкий круг», достоянием которого остаются их речи, идеи, инициативы и отчеты. В данном случае «тусовочность» заключается не в постоянном составе участников, а в их изолированности, оторванности непосредственно от культурного процесса. Эти речи и идеи не будут подхвачены, осмыслены и тем более реализованы. Не потому что они нереальны или не нужны. А потому что внедрение не входит в компетенцию основной массы тех, кто собирается на подобные мероприятия. Они эксперты, консультанты, фондовые работники, чиновники. Их дело — оценивать, разрешать, отчитываться, критиковать, в лучшем случае — финансировать или генерировать идеи. Но не воплощать. С одной стороны, эта оторванность от грешной земли создает удивительно приятную благодушную атмосферу, возможную только при общении людей, ничем друг другу не обязанных и не наступающих друг другу на мозоли. Но в такой ситуации обмен информацией оказывается формальностью: важно не то, какие идеи высказаны, важно, что «мероприятие проведено на высоком международном уровне», что отчет о прорыве на международной арене и в отечественной культурной политике получится солидный, что в газетах упомянут и отведенные средства потрачены максимально удобным для себя способом.

Конечно, ожидание чего-то большого и серьезного от мероприятия под названием «министерский коллоквиум», как бы его ни пропагандировали, было наивностью. Ведь министерский коллоквиум — даже расширенный до невозможности — не практический семинар и не научная конференция. Тут не встретишь рядовых культурного фронта, которые создают и воплощают, простите, «проекты» в области культуры, равно как ученых, размышляющих над тенденциями и концепциями, хотя, может быть, именно этим людям было бы интересно послушать чужие идеи и поделиться своими. Но и здесь можно было узнать кое-что интересное для себя — то, что касается приоритетов европейской культурной политики, и соотнести эти приоритеты с нашими, т.е. с теми, которые наше государство декларирует в качестве таковых.

Так вот, судя по выступлениям участников, в приоритетах мы не слишком совпадаем. Единая Европа к национальным идентичностям относится несколько стыдливо, пытается акцентировать на неопределенности границ и установлении новых типов сообществ и, соответственно, идентичностей, а о «традиции» говорит в терминах «наследия» и по большому счету «товара». В то время как мы пока на уровне государственной культурной политики упорно муссируем национальную идентичность, принимаем программы возрождения казачества и ищем надежду и опору в фольклоре и селе. Что ж, возможно, это сделает нас интересными для Европы. Вот только каково в этом случае наше европейское будущее — будем мы интересны как индейцы в резервации или станем полноценной европейской страной с развитой современной культурой? Вот, пожалуй, основной вопрос, на который даже не попытался поискать ответ министерский коллоквиум, ограничившись привычными декларациями о нашей всем известной, но ни для кого не ощутимой европейской принадлежности.