КЛАССИКА — «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»

П ривелось мне не так дав-

но услышать такую фра-

зу: «Зритель у нас благодарный. Не очень воспитанный, но благодарный». То же самое, наверное, можно сказать и о слушателе. О том, который ходит в филармонию или, скажем, в органный зал. Или даже в оперный театр, когда там просто играют и при этом не поют. Это принципиально, потому что речь идет о «чистой музыке», необязательно классике, это может быть и джаз, и любое другое направление инструментальной музыки. Важно то, что слушатель сосредоточен на звучании, а не на словах, сюжете, собственных ритмичных движениях. Конечно, самый богатый материал для подобного исследования дают концерты классической музыки.

Не стоит возвращаться к тому, что популярность классики резко снизилась в последнее время. Истинных знатоков и ценителей всегда было немного. Этим наше время не сильно отличается, скажем, от времени Моцарта, когда наполняемость залов (не очень вместительных) была значительно выше, но Гайдну приходилось придумывать «сюрпризы», чтобы будить публику, уснувшую к середине симфонии. Мне могут возразить: музыка, мол, так же, как и любое другое искусство, «принадлежит народу» (в хорошем понимании этой фразы), а отнюдь не кучке знатоков и ценителей. Так-то оно так, слышать ее может каждый, но слушают в конце концов только эти самые знатоки и ценители. «Принадлежность народу» обернулась для музыки созданием жанра массовой песни и резким снижением слушательской культуры вообще. А фраза, некогда классическая, должна была бы означать, что: каждый может стать ну если не знатоком, то уж во всяком случае ценителем. Может. Может?

Как становятся ценителями? И что это за категория человечества? Люди, которые что-то любят и могут оценить по достоинству образцы этого «чего-то». Оценить благодаря довольно обширному культурному багажу, на который они могут полагаться в отношении этого «чего-то». В отношении музыки это совсем не значит, что нужно знать ноты и уметь читать партитуру, хотя приходилось слышать от музыкантов сетования: вот там «у них» слушатели приходят на концерт с партитурой и следят по ней, как кто что играет. Странные люди эти музыканты! Радовались бы, что наш зритель полагается на то, что исполнитель добросовестно выучил текст. Впрочем, я готова согласиться с тем, что знание нот уже говорит об определенном уровне культуры. Может, правда, если бы нотный текст был бы так же обычен для нас, как вербальный, мы могли бы, не прибегая к посредничеству музыкантов, слушать музыку внутренним слухом, наедине с собой. Это, конечно, из области фантастики, но любопытное допущение.

Разумеется, просто выучив ноты, ценителем не станешь. А шансы стать им, как ни странно, есть у каждого. И дает их... система среднего образования и, несмотря ни на что, насыщенная концертная жизнь. Знаю, что со вторым согласятся многие, а вот с первым... Поэтому оговорюсь: речь не о том реальном образовательном процессе, который каждый из нас испытал на собственной шкуре, а о том, каким он существует на уровне методики преподавания музыки. В свое время я была очень удивлена тем, что урок пения в средней школе отнюдь не сводится к этому самому пению, но еще включает в себя историю музыки, знакомство с лучшими (иногда, действительно лучшими) образцами мировой музыкальной культуры и музыкальную грамоту. Конечно, средняя школа с успехом может отвратить если не навсегда, то во всяком случае надолго от музыки, как и от любого другого предмета. И дело даже не в том, что нет энтузиастов-учителей, желающих проводить нормальные уроки. Дело в том, что музыкальная классика (как и любая классика вообще) негласно отнесена к «факультету ненужных вещей», ненужных потому, что это сфера раритетов, имеющих исключительно исторический, даже «архивный» характер и абсолютно не актуальных. Удивительно, но даже люди, имеющие непосредственное отношение к этим «раритетам», не смотрят на них как на что-то реально существующее в культуре здесь и сейчас, живущее с нами. В наших газетах, например, трудно встретить грамотный и интересно написанный анализ музыкального события с точки зрения музыки, а не фигуры исполнителя. Такое впечатление, что музыка на современном этапе из живого процесса творчества превратилась в пантеон, в парад чемпионов. И в театр ходят теперь не «на Моцарта», скажем, а «на Спивакова». Сама музыка где-то в тени славы фаворитов сцены.

Кроме того, с музыкой в наше время вообще никаких проблем: пришел домой, упал на диван, включил - и пошло. Или даже не упал - делаешь себе что-то, а оно играет. Приятный такой фон. О какой самоценности искусства может идти речь, если роль песни - «строить и жить помогать». А для этого музыка - как обои - не должна быть навязчивой и должна гармонировать со всеми прочими деталями интерьера.

Неудивительно, что подобное «мещанское» отношение к искусству приводит к эпатажным тенденциям. Да, чтобы вывести зрителя из состояния «бытовизма», нужно основательно его встряхнуть. Это должно быть такое «нате!», что самые притупленные чувства завопят от боли. Собственно, современное искусство этим и занимается, отказавшись от обычной терминологии и называя свои действа в духе научно-технической и прочей революционности: «акция», «проект».

А может, и правда, какой смысл придавать так много значения произведениям, написанным двести-триста, а то и больше лет назад. Их существование и оправдывается-то только тем, что кто-то может через них проявить свои исключительные дарования. Зачем еще эта «лавка древностей». Может, я самонадеянна, но попробую объяснить зачем. Музыка всегда больше набора своих интерпретаций. То, что слышим мы сегодня, - это уже совсем не то, что писалось сотни лет назад. И даже не то, что пытается сделать исполнитель. Слушая музыку - «просто музыку», лишенную слов и прочего антуража, мы включаемся в поток сознания, собственных культурных ассоциаций и выходим на такие уровни себя, на которые в другое время доступ для нас закрыт. Дело в том, что музыка вне времени. Потому что в ней все то, что успело пережить человечество до того момента, как мы ее услышали. Музыка для нас - наше переживание этого опыта, присвоение его и таким образом ощущение себя человеком.