«КИНОТАВР» В УКРАИНЕ ОТКРЫЛ «ЛЮБОВНИК»

Кино давно не собирало такую громадную зрительскую аудиторию, как 6 октября в Центре культуры и искусств, на «Русских киносезонах в Украине». «Кинотавр», в лице президента группы компаний «Кинотавр» Марка Рудинштейна, народного артиста СССР, президента кинофестиваля «Кинотавр» Олега Янковского (приз за лучшую мужскую роль «Кинотавра –2002»), режиссера Валерия Тодоровского (гран-при фестиваля этого года) и оператора Сергея Михальчука (приз в Сан-Себастьяно за лучшую операторскую работу) представляли обласканный призами фильм «Любовник». «Русские киносезоны» начались и теперь уже, как подчеркнул Марк Рудинштейн, будут проходить в Киеве с завидной периодичностью благодаря продюсерской компании «Альянс Шатро», с великолепной командой во главе с Еленой Волошиной, при постоянной поддержке «Русских сезонов в Украине» Посольством Российской Федерации и лично Чрезвычайного и Полномочного Посла Виктора Черномырдина. Эксклюзивный спонсор киносезонов — торговая марка «Олимп».

Премьера фильма состоялась в Киеве раньше, чем в Москве, и прошла с ошеломляющим успехом, равно как и общение с творческой группой после просмотра. А накануне по этому поводу состоялся прием в Посольстве РФ.

О фильме «Любовник» «ЗН» не раз уже писало, а вот с Валерием Тодоровским удалось поговорить впервые.

— Валерий, киностудия, съемочная площадка — ваша колыбель, ваша жизнь. Были какие-то сомнения, когда определялись с профессией, или вы четко знали куда идти?

— Не было никакого негатива, не было страха перед профессией, но не было и понимания. Потому что я видел все как бы со стороны. А в этом случае могут быть какие-то иллюзии. Я очень много в детстве был на съемках, жил практически на территории Одесской киностудии — через забор. Варился во всем этом и в какой-то момент решил, что это мое дело. Не понимал и, может быть, и сейчас еще не до конца понимаю, что значит этим заниматься. Наверное, выбор был как-то связан с моей семейной ситуацией. Был бы сыном моряка — стал бы, наверное, моряком. Меня из Одессы увезли в 10 лет, и желание стать моряком пропало.

— Вы не хотели быть артистом?

— Нет, артистом — никогда. Благодарен собственной прозорливости, огромное счастье, что не полез в артисты. Не то что не думал никогда об этом, просто меня всегда привлекало сценарное дело. Вначале закончил сценарный факультет ВГИКа. Это очень помогает, люблю писать, близок к этому ремеслу. Но очень хотелось снимать.

— Вы пришли в кино, когда прежняя схема стала полностью разваливаться, и стали режиссером новой формации. Как это произошло? Кто пришел на помощь? Кто дал деньги?

— Никто денег не давал, никто не приходил на помощь. Было ощущение свободы и понимание того, что все в твоих руках и ты сам можешь этим распоряжаться. Это продолжалось очень недолго, потому что случился экономический кризис, грянула инфляция. Где-то с 1990 по 1993-й снималось очень много фильмов. Тогда еще никто не понял, является кино бизнесом или нет. Возвращаются вложенные деньги или нет. Деньги добывались легко. Фильм «Любовь» мы снимали в компании с моими друзьями — Игорем Толстуновым и Сергеем Ливневым, компания называлась «АТЛ». Мы пошли в первый попавшийся банк, взяли кредит и сняли фильм «Любовь». Деньги легко дали, под честное слово на два фильма. Другое дело, что когда заканчивали эти фильмы, взятая в банке сумма превратилась в ничто. Заканчивать фильмы было не на что, надо было выкручиваться, спасаться. Мы не совсем понимали, чем занимаемся, но при этом было ощущение счастья — никаких худсоветов, никто тобой не руководил. Были, конечно, и разочарования на этом пути, но также и ощущение свободы, и понимание, что ты продюсер, что отвечаешь за все с самого начала. Я ведь успел поработать и в государственной системе.

— Что больше нравится?

— Сейчас? Не могу ответить однозначно. Тогда фильм «Катафалк» стоил 60 тысяч рублей. И я очень спокойно работал над ним. Было ощущение стабильности. Потом снимал «Любовь», было много миллионов рублей, а к концу съемок они превратились в кусок колбасы.

— Так появилось малобюджетное кино?

— Если вести речь о малобюджетном кино — ни одного нормального человека это устроить не может. Я к этой теме близок, потому что наш проект с Ливневым был связан с понятием малобюджетное кино. В какой-то момент он возглавил студию Горького. Это уже другой период истории. В мире снимается много тысяч малобюджетных фильмов в год. Приходят в кинематограф новые люди, у нас, в Америке — не важно где. Они снимают такие фильмы, потому что не могут найти больших денег. Из их желания снимать без значительных затрат возникло понятие малобюджетное кино. Время от времени из этой затеи возникают шедевры. Это менталитет. Ты должен придумать полноценное кино за маленькие деньги. Есть такое выражение — «голь на выдумки хитра». Человек ограничен в средствах, но он должен придумать что-то. С другой стороны мы прошли много периодов от государственной кинематографии до серьезного продюсирования. Уже что-то зарабатывается, но фильмы дорогие. Сегодня телевидение, прокат, выпуск картины на кассетах возвращают маленькие деньги, но не возвращают нормальных бюджетов.

— Сейчас многие идут в кино без профессии, без выдумки, таких людей достаточно много — это не компрометирует само понятие кинопроцесса?

— Это означает лишь, что каждый желающий может взять ручку и бумагу и начать писать роман. Компрометирует ли это Льва Толстого? И человек может сам издать свой роман — красиво и в золотом переплете, более того, продавать в каждом магазине. Это его право. Другой вопрос, купят ли сей шедевр? Человек нашел идею, нашел средства, дальше — результат. Опыт показывает: подобные фильмы сгинули, их не видно и не слышно, но они все сняты, полусняты, на три четверти сняты. Происходит естественный отбор — они все куда-то делись.

— Как вы, человек пишущий, знающий вкус слова, относитесь к сегодняшнему литературному потоку и каким образом находите для себя сценарии?

— К литературному потоку я не отношусь вообще. Мне неинтересно 90% из написанного современными писателями. Два года назад был в жюри Букеровской премии и прочитал все лучшее, что было издано на тот момент в стране. Относительно сценариев — нет таких случаев, чтобы сценарий принесли случайно, я его прочитал и захотел снять фильм. Поиски обычно происходят в общении с друзьями-сценаристами. Обычно работаю с двумя — Юрием Коротковым и Геннадием Островским. Мы разговариваем, вспоминаем истории, которые крутятся в мыслях. Это может продолжаться неделю-две, пока не приходит понимание — вот эта история, вот этот случай. Он может быть написан. Потом обсуждаем. А потом сценаристы — в фильме «Любовник» это Гена Островский. Безусловно, автор сценария Островский, но я хотел сделать этот фильм, еще когда он был невнятной придумкой. Так что сценарий возникает из разговоров.

— Если взять ваше кино, все истории, на первый взгляд, абсолютно незатейливы. Кто придумывает тот самый ход, когда незатейливая история превращается… в фильм — тонкий, философский, неординарный?

— Думаю, все вместе. Потому что эта история достаточно подробно была выписана в сценарии. Я мало внес изменений. Стараюсь не умничать: становясь умным, разрушаешь эмоции. Самое трудное — быть самим собой. Когда попадаешь на съемки фильма, трудно удержаться, тебя куда-то тянет — сделать покрасивее, поэстетствовать. А продюсер говорит — коммерческий фильм сделай. Нужно поймать собственное ощущение и держать его до конца. Не свернуть с него. Это очень тяжелый момент.

— Вы считаете свое кино коммерческим?

— У меня было два фильма, которые можно считать зрительскими. Первый —«Любовь», он вышел, когда кинопроката уже не было. Но его смотрели почти все. Второй — «Страна глухих». Сын учился тогда в восьмом классе. Он рассказывал, что все его одноклассники посмотрели этот фильм. В московской среде даже были модными словечки из этого фильма. Это признак массовой популярности. Есть менее зрительские — «Подмосковные вечера», «Любовник». Хотя «Любовник» мы мало показывали. А на просмотре смотрели затаив дыхание —на «Кинотавре», в Выборге, Торонто и в Сан-Себастьяне. С другой стороны, нельзя ориентироваться на фестивали. Хотя этот фильм о простом человеке, с каждым может случиться некий внутренний конфликт. Но он сделан без заигрывания со зрителем.

—В ваших картинах всегда очень точное попадание в выборе актеров. Как это происходит? Вы ориентируете сценариста на кого-то, когда читаете сценарий или уже в процессе его написания? Как происходит выбор?

— В случае с «Любовником» знал: это будет Янковский. Потому что нет больше в стране артиста, способного сыграть эту роль. Я Олега Ивановича пригласил до того, как сценарий был написан. В остальных случаях имел дело с начинающими артистами, истории были о молодых и «Любовь», и «Подмосковные вечера», и «Страна глухих». Считаю, есть две вещи принципиальные в выборе актеров: первое — доверять своей интуиции и больше ничему и второе — не быть ленивым. Режиссер говорит: мне нужна девушка лет двадцати с хорошим чистым лицом и чтобы она была не испорчена. Ассистент тут же показывает альбом — выбирай любую. И вот этот момент очень важен, потому что надо сразу сказать «нет». Для «Страны глухих» мы посмотрели на две женские роли около двух тысяч человек. Актрисы, не актрисы, из разных городов России. Так мы нашли Корзун и Хаматову, которые после фильма стали звездами.

— Как же вы выбрали Гармаша, не побоявшись его «сериальной» славы?

— Гармаш снимается много. Олег Иванович — мало. Но это не признак класса. Гармаш — один из талантливейших людей. Появился он очень неожиданно. Я искал второго актера — не на уровне проб, важно — какой он. Там была очень сложная схема: он не мог быть намного моложе, не мог быть особенным красавцем. Он должен быть другой и при этом очень спорный. Иначе все было бы очень просто — сказали бы: «А она выбрала себе молодого красавца!».

— Вы не боитесь говорить о будущих работах?

— Я не могу сейчас о них говорить. Это два очень серьезных проекта. Один из них может состояться уже зимой. Но так как это не решено окончательно, деньги не собраны, можно сглазить.

— О чем бы вам хотелось рассказывать в своем кино?

— Мне хотелось бы говорить о личных, острых переживаниях не в лоб, а опосредованно. В «Любовнике», «Стране глухих» — личные переживания выражены в этих историях.

— Существует ли отдельная, наполненная эмоциями личная жизнь после эмоциональных взлетов и падений на съемочной площадке?

— Я сказал сегодня нашему оператору: «Реши для себя — ты снимаешь или живешь». Он все еще живет. А я уже давно снимаю.

— Как вы нашли такого замечательного оператора?

— В Украине появился талантливейший оператор, я с ним надеюсь работать и дальше. Но проблема в том, что он еще живет. Ему еще интересно жить.

— Вы, как ребенок кинематографистов, ощущали, что ваши родители не живут, а работают?

— Тогда не понимал. Это ощущение пришло сейчас, когда сам стал так жить, последние несколько лет.

— Ваши взаимоотношения с вашими детьми?

— Обожание с моей стороны, и надеюсь, взаимное. Моему сыну будет 17, дочке — 7. Они очень хорошие ребята.

— Вы готовы, чтобы они вас продолжили в профессии?

— Нет. Я хочу, чтобы они были просто счастливы. Что касается дочки, то надеюсь, что она просто счастливо выйдет замуж. Девушка не дает причин думать, что будет чем-то заниматься.

— Довольны тем, как вы живете?

— Сложно ответить. Спрашивал себя, готов ли я поменять все, что у меня есть, на что-то другое? Нет. Я постоянно недоволен своей жизнью. Но на что ее поменять — пока не решил.

— Насколько важен для вас выход на большую зрительскую аудиторию другой страны и каковы перспективы в этом плане у российского кино?

— Перспективы неплохие. Успех картины «Кукушка», гран-при в Венеции у Кончаловского, мы в Сан-Себастьяне выступили неплохо, особенно если учесть что это первый русский фильм за десять лет. Что касается Украины, не могу чувствовать себя здесь как за границей. Это моя родина. Культура украинская в отношениях людей, в жизненном укладе намного ближе, чем некая среднероссийская. Понимаю, как люди живут в Херсоне, а как в российской деревне — не очень. И вообще, у меня есть желание снять в Украине фильм, на украинском языке. Современный, мощный. Из этой страны вышло полмира. Когда я приезжаю в Лос-Анджелес, каждый второй человек, который снимается в кино, рассказывает, что у него была бабушка из Кировограда или дедушка из Одессы. При этом Украина миру не представлена. Об этом никто не знает. Я бы снял здесь картину, снял как украинец, понимая, что снимаю. Об этой стране, об этих людях. Мы говорим на одном языке, и даже если на разных, то все равно понимаем друг друга.