Каждая эпоха выбирает своего Эзопа

Передо мной — книга академика Богдана Сушинского «Степан Олійник: поет на тлі епохи», недавно вышедшая в одесском издательстве «Друк». Максимально точная характеристика этой книги должна была бы звучать так — первая в истории литературоведческая монография о творчестве знаменитого украинского юмориста. Но на самом деле автор удачно избежал сугубо аналитического подхода к творчеству Олейника. И, вместо того чтобы назидательно преподносить читателю критико-аналитические пассажи о тех или иных текстах поэта, дал интереснейший срез литературной жизни Украины, воссоздав мозаику лиц и обстоятельств, которые окружали Степана Олейника и способствовали его формированию как литератора.

Попытаться показать человеческий облик поэта — увлекательнейшая задача. И Сушинскому удалось это сделать. Но не полируя случайно выхваченные эпизоды и не прибегая к преувеличенным обобщениям, а обращаясь к языку фактов, в свете которых предстает трепетный, неравнодушный и отзывчивый Поэт и Человек. Благо, в биографии Степана Олейника подобных фактов оказалось так много, что никто не посмеет заподозрить автора в стремлении приукрасить действительность. Если же говорить о самых интересных страницах книги, следует сказать, что Сушинский сумел найти и впервые опубликовать многие страницы воспоминаний современников Олейника. Потрясающими деталями наполнены и страницы, рассказывающие о военных сталинградских буднях четы Олейников. Читатель впервые узнает, что в последние месяцы войны Олейник вновь оказался на волосок от ареста. А первый (и, к счастью, единственный) арест случился гораздо раньше — когда юный Олейник осмелился читать философские трактаты опасно-идеалистического Платона (который в 30-е годы в СССР считался запрещенным автором).

Наблюдательность Олейника помогала ему через описание «локальной» ситуации вычленять и разоблачать такие психологические типы, которые принадлежат не только тем или иным «застоям». Его типы — вечны. И узнавать в них себя нам придется до тех пор, пока мы будем жить. Очень показателен приведенный в книге эпизод, в котором народный артист Шумский сверяет рукопись юморески Олейника с устным пересказом автора. Здесь же вносятся правки, поскольку оказывается, что Олейник не все зафиксировал на бумаге, и реплики прототипов, оставшиеся в его памяти, оказались еще богаче.

Тем не менее, тяжело понять одно — почему, законно находясь в числе классиков, Степан Олейник вдруг оказался вне границ программы по украинской литературе для средних школ. Да, я не оговорился и не преувеличил — ведь в первоначальном, античном понимании классиками называли именно тех, чьи произведения изучали в классах, то есть в стенах учебных заведений. Итак, сегодня придирчивый читатель должен был бы поставить себе вопрос: что именно в наследии Степана Олейника стало настолько несозвучным времени, что составители программ вдруг признали его недостойным попасть на глаза школьникам? Для ответа на этот вопрос достаточно перелистать страницы хотя бы одного-двух сборников писателя. И станет понятно — дело вовсе не в том, что Олейник, принадлежа к старшему поколению, стал якобы «несовременным».

Помимо описания личных качеств писателя и вех его биографии любой современный литературовед не в праве обойти пресловутую проблему «заангажированности». В былую эпоху главной задачей было «утверждать преимущества социалистического строя». Насколько следовал этому предписанию Олейник? Нет ли в связи с этим в его творчестве чего-нибудь, что сейчас делало бы его сочинения менее искренними и актуальными? Ответ на этот вопрос также содержится в книге Богдана Сушинского. Но, дабы не прибегать к обильному цитированию, попробуем ответить на него сами. Источником сюжетов всех произведений Олейника были исключительно реальные события. Степан Иванович смотрел на жизнь через призму присущего ему журналистского опыта. Можно сколько угодно называть такой подход к творчеству «заскорузлым реализмом», но здесь же стоит вспомнить, что во все эпохи баснописцы пользовались именно таким подходом. Ведь их призванием было не воспевать и не льстить, а совсем наоборот — подмечать, вскрывать. И в такой ситуации сказать правду в лицо современнику — это двойная ответственность и двойное мужество. Гораздо легче было бы уйти в дебри напыщенной изобразительности или низкопоклонства. Но свой путь Олейник выбрал сам. И был этот путь заведомо нелегким. В басне или юмореске невозможно тысячекратно завуалировать мораль, ибо в таком случае будут размыты сами рамки жанра. Именно открытое социальное резюме и отличало все, что выходило из-под пера Степана Олейника. Если же говорить о темах, то попробуйте внимательно, «поштучно» перечитать его миниатюры. И в каждой из них вы непременно найдете прямую параллель с сегодняшней жизнью!

Юмор и смех — это надежная защита, своеобразная прививка от абсурдности мира, от чьей-то бездарности или духовного убожества. С юмором вы уже недосягаемы для самодурства и лицемерия. С юмором и смехом вы имеете больше оснований оставаться стойкой личностью. А это уже само по себе представляет серьезную угрозу для кое-кого из окружающих. Ведь луч вашего познания мира преломляется совсем иначе. И из-за этого вы никогда не получите удовлетворения от рабства или компромиссов с собственной совестью. А теперь попробуйте спроецировать высказанные наблюдения на строй мыслей Степана Олейника, который встает перед нами в его произведениях и в книге Богдана Сушинского. И вы согласитесь, что именно этим оружием — оружием доброго, мудрого и беспристрастного юмора — этот писатель мог бы и сегодня творить чудеса. Неужели это и стало причиной его отсутствия в школьных программах? Тем не менее, речь здесь идет не о срочном внесении изменений в программы. Мы невольно приходим к более масштабному выводу — о диагнозе обществу, которое почему-то научилось закрывать глаза на свои пороки и полностью лишилось самоиронии. Будем надеяться, что это все же не диагноз, а лишь симптом, от которого еще не поздно избавиться неоперативным путем.