Кавказский пленник

Режиссер Роберт Стуруа: «Политики приходят во власть, чтобы отомстить нам за свою несостоятельность»

Роберт Стуруа лучше других знает, что земля круглая. Вот и путешествует «кругами»: Москва—Тбилиси (через другие города), Тбилиси—Киев (через Стамбул), Тбилиси—Тель-Авив (надо уточнить). Его последние постановки мириадами звезд рассыпаны по репертуарам различных театров. И у Райкина. И у Калягина. И у Ступки — «Царь Эдип». Но куда б ни ездил и где бы ни ставил наш «батоно», не сомневайтесь, что это истинный «пленник» Кавказа. Потому что пленен родиной. И в хорошем смысле болен ею: почти в каждом спектакле, едва ли не в каждой мизансцене — о ней. Новые его постановки в театре имени Шота Руставели строгие отборщики загодя пригласили на нынешний Московский международный Чеховский театральный фестиваль. И как раз накануне этого форума Стуруа показал в Киеве две свои работы — «Сладкий печальный запах ванили» и «Невзгоды Дериспана». Конечно, это «иной Стуруа». Не совсем тот, каким раньше запомнился и прославился в своих шедеврах — «Кавказский меловой круг», «Ричард III», «Макбет», «Король Лир». Теперь в его взгляде, а значит и в постановках, чаще рефлексивная ироничная горечь. И, полагаю, есть на то основания... В интервью «ЗН» известный режиссер говорил о своем отношении к политике и политикам; о скандальном спектакле (об убийстве грузинского президента); о желании поставить для Богдана Ступки новую сценическую историю — с прицелом на украинские реалии.

«От званий в Грузии уже давно отказались»

— Я не доктор. Но если внешне посмотреть… То по большому счету и изменения внешние. Вот, вижу, антреприз много появилось. В основном российских. В Грузии их нет.

— А куда в Грузии ехать? Разве друг к другу в гости? Ну, может, нам немного легче стало потому, что занимаем в спектаклях актеров из разных грузинских театров — это в новинку.

— В общем да. Хотя и это вызывает кривотолки — потому что разные коллективы и различные интересы.

— Сказать, что ходят очень хорошо, я не могу. Но нужно учитывать материальное положение людей. И тем не менее три четверти нашего зала театра заполняется. А у нас около восьмисот мест.

— Если в среднем, то, пожалуй, три доллара. Я не знаю, сколько это по-вашему…

— Мы звания в афише давно не пишем, давно от этого отказались. Есть имя, есть результат — вот и «звание».

— Ну, конечно, разные грузинские премии существуют. Если премия от крупного банка, когда поощряется определенный спектакль, то это может быть две с половиной тысячи долларов. А бывают премии, от которых польза только моральная — пятьдесят долларов. Но все же это за конкретную работу.

— Около 800 ларов. Если на доллары, то где-то 500—600…

— Я, например, относительно недавно получал полтора доллара в месяц — тогда была именно такая зарплата.

— Это «стало» еще при прежнем правительстве.

— Да. К тому же у нас в театре тогда появился один необыкновенный спонсор и меценат. Он помог театру Руставели. Выделил один миллион двести тысяч долларов — только на техническое оснащение. Ну а ремонт театра обошелся в десять миллионов.

— Это очень богатый человек, банкир. Сейчас он, кажется, уехал из России. Хотя меня всегда подозрительно волновал вопрос: откуда у него такие деньги?

— Я с ним иногда и в конфликты вступаю. Это, видимо, потому что богатые раздражают бедных…

— Без меня два молодых режиссера выпустили спектакли. Один из Армении, другой из Грузии. Я сам ставлю. Интересная работа, по-моему, получилась у наших двух актеров, которые показали «Косметику врага». Эта же пьеса идет и у Кости Райкина. Но у нас, по-моему, лучше. Были забавные перипетии с авторскими правами на это произведение. Агентство, узнав, что мы хотим поставить эту вещь, знаете, что потребовало? Записи грузинских народных песен!

«Спектакль об убийстве грузинского президента играть в Москве мы отказались»

— Мне кажется, что Костя Райкин на меня обиделся. Он готовил юбилейный сборник и просил, чтоб я написал статью о нем. А я болел. Не было сил и возможности сочинять что-то оригинальное. Отделаться дежурной славословной отпиской не хотелось. А с Александром Калягиным хочу поставить «Тита Андроника». И только как черную комедию. Шекспир ведь иронизировал над многими своими «властелинами».

— Да, мне показали этот фильм в Израиле. Хорошая работа у Хопкинса. Но поскольку я неплохо знаю сам материал, какие-то вещи у меня вызывали улыбку.

— Пусть об этом говорят критики. Режиссер должен отвечать спектаклями. Если одна из недавних наших работ — «Солдат, любовь, мальчик из охраны и… президент» (жаль, мы не показали ее в Киеве) — кем-то воспринимается как симптом обновления, я этому очень рад.

— Одиозный.

— А то, что при наших нынешних отношениях с Россией делать этого не следовало. И мы отказались. Предложили другой спектакль. В Москве, уверен, постановку о грузинском президенте подняли бы на щит политического пиара. А это сейчас никому не нужно. К тому же вы здесь далеко не все знаете о том, что тогда происходило... Они как скот перегоняли наших людей — и стариков, и молодых — депортируя их. Некоторые, задыхаясь и не выдерживая издевательств, умирали, не дождавшись самолета. Это трагично. Ведь многие из этих нелегалов уехали из моей страны в поисках заработка. Около миллиона грузин уехало… При такой ситуации, конечно, наш спектакль был бы не к месту.

— «Солдат, любовь...» — пьесы-скетчи молодого грузинского драматурга Лаши Бугадзе. Две маленькие сценки и составляют спектакль. Текста там на шесть страниц, не больше. А спектакль в двух действиях — продолжается около двух часов. Первая история — о солдате, который возвращается домой с одной из войн, переживаемых Грузией, безногим. Но появляется ангел, чтобы ему вернуть ногу. Ангел что надо — красивая девушка! Но все время что-то мешает этому исцелению — то бомбежка, то жена. И солдат вынужден идти на службу к президенту...

— А это — вторая новелла. Ангел исчезает — и действие уже переносится в президентский дворец. Согласно сюжету министр внутренних дел устраивает своего племянника — деревенского мальчика Энрико — в президентскую охрану. И молодой человек вдруг воспылал к своему президенту фантасмагорической любовью! Всех, кто причиняет вождю боль или обиду, он убивает. Всех подряд! Включая стоматолога, который «сделал президенту больно», — его тут же объявили агентом иностранной разведки, увели в тюрьму, а потом казнили.

— Ее душат.

— Убит секретарь. Убиты дети президента. В конце концов охранник убивает и самого президента, который случайно поцарапал себе лицо. Потом он и сам себя убивает. Горы трупов.

— Но из этой «горы» вдруг «воскресает» министр внутренних дел — и занимает руководящее кресло.

— Но это трагифарс. Социальная сатира. У вас в театре разве нет подобного?

— Но ведь должны понимать люди, что было бы глупо искать прямые аналогии.

— Конечно долетала.

— Плохая. Он не смотрел…

— Этот спектакль тем не менее собирает аншлаги. Хотя поначалу, когда я два года назад это ставил, зрители боялись. Некоторые были шокированы. И так как определенное время прошло, то вроде получается, я даже предвосхитил что-то…

— Нет. Они не могут подняться выше… Советские корни слишком глубоко проросли в подсознании.

— Комедия в том, что один из актеров действительно оказался внешне очень похож… И я последним это заметил! Точнее, мне об этом сказали, когда спектакль резонировал. До этой пьесы, точнее до этих текстов Бугадзе, которые лежали в театре довольно долго, мне реже приходилось ставить актуализированные вещи. Но зрителю сегодня опять важно напоминать, что добро — это добро, а зло — это зло. Ведь в мире все перемешалось. Основные ценности девальвированы и размыты. Проблемы власти касались многие грузинские режиссеры. В том числе и Сандро Ахметели, который дружил с вашим гениальным Курбасом. В 1935-м Ахметели ставил Шиллера и придумал свою версию названия одной из его пьес — получилось «Против тирана». Берия это быстро заметил… Ахметели репрессировали, он погиб в 1937-м.

«Возникло мистическое чувство страха…»

— Нет. Это может продолжаться два-три дня, а потом грузин сразу оживает, как бы стряхивая с себя все ненужное и наносное. Хотя проблемы остаются. И с визами проблемы. И через другие страны надо лететь. И потом, почему решили, что терроризм исходит из Грузии, если внутри России — Чечня? Это загадка! Я вообще думаю, что многие проблемы в политике и в самих политиках — сугубо на личном уровне. С детством у них что-то связано.

— И это тоже. Я когда-то выяснил, что Евгений Примаков, оказывается, имеет грузинское прошлое, и жена его — грузинка. Когда он был у власти, начались какие-то заварухи. И тогда я для себя решил: что-то не сложилось у него с грузинами — то ли в школе побили за грузинскую девушку, то ли еще что-то...

— Вроде спокойно. Но не очень. Все-таки семя бериевско-сталинское — оно существует.

— Я когда-то говорил, что женские шахматы могут погубить Грузию... И вот сын одной нашей шахматистки, чемпионки мира, сейчас — главный идеолог. Страшная личность.

— Хуже. Мне кажется, многие его поступки не совсем адекватны. К тому же он злой человек. Почему-то все эти политики приходят во власть, чтобы обязательно отомстить нам за свою несостоятельность. Недавно я участвовал в телевизионном политическом ток-шоу, когда был в Израиле, где ставил «Короля Лира». Там спросили, какие чувства меня сегодня гложат в связи с Грузией. Я ответил: возникло мистическое чувство страха.

— Так вот когда я это сказал, в Грузии начали бурно обсуждать именно эту проблему. И еще спрашивать, что именно я имел в виду. Я получил такое количество звонков из Грузии от людей, которых, казалось, потерял навсегда, что поначалу растерялся. Вообще, на мой взгляд, многие политики сегодня — просто сумасшедшие люди. И когда та или иная страна готовится к выборам, она должна в обязательном порядке потребовать справку о психическом здоровье своих претендентов «на престол» — и непременно из Швейцарии. Из психиатрической клиники имени Фрейда... Больше никому верить нельзя!

— А невозможно вылечить. В зале иногда бывает до 80% Ричардов. Когда они смотрят, им кажется, что они не Ричарды, а когда возвращаются домой, то тут же все и становится на свои места. И в России многие больны. И вообще вокруг — не все здоровы. Самое унизительное ощущение, что они не могут быть прогнозируемы, адекватны и свободны в своих поступках, от которых зависят судьбы людей, их будто затягивает болезненная стихия, смысл которой сразу не объяснишь. Трагично само ощущение того, что многие уже давно не различают: что хорошо, что плохо. Как надо, как не надо. Высказывание Джефферсона о том, что свобода — это дерево, которое нужно поливать кровью, должно быть, имеет не только символический смысл… К сожалению.

— Я не так хорошо сейчас понимаю ситуацию в вашей стране…

— Тем не менее я уже представляю, что поставлю. Это будет спектакль, который каким-то образом касается ваших национальных проблем — не лобово, конечно.

— А зачем ее искать? Весь мир — Шекспир. Он обо всем давно сказал. Как и Софокл, впрочем. Тот же «Эдип» — история, которая не может быть сегодня актуальна, а завтра — никому не нужна. Эта история для всех времен и для всех народов. Потому что там речь идет о государственном человеке, на которого обрушились все силы рока. И до сих пор не можем разобраться, кто в этом виноват — он сам, его предки, боги? Выясняется, конечно, что даже маленькие грехи прошлого могут оказаться роковыми… Пусть это облегченный взгляд на «Эдипа». Но действительно, кто знает, где искать виновников наших бед — на небе или, может, на земле?

— Трудно сохранить чувство юмора в наших нестандартных общественных ситуациях. Но я, поверьте, сохраняю. И не сомневаюсь: больше всего они боятся смеха…

Из досье

Роберт Стуруа родился в Тбилиси 31 июля 1938 года. Окончил режиссерский факультет Тбилисского театрального института. С 1962 года работает в Театре им. Шота Руставели. С 1979 года — главный режиссер этого театра, а с 80-го — его художественный руководитель. В 1965 году поставил «Сейлемский процесс» Артура Миллера, это был первый большой успех. Последующие спектакли прославили Стуруа не только в Грузии — «Мачеха Саманишвили», «Карьера Артуро Уи», «Ричард III», «Кавказский меловой круг», «Король Лир», «Макбет». Последние по времени его работы — «Ламара», «Что с того, что мокрая сирень», «Сладкий печальный запах ванили», «Невзгоды Дериспана», «Солдат, любовь, мальчик из охраны и… президент». В «Сатириконе» Стуруа поставил «Гамлета» с Константином Райкиным, а в «Et Cetera» — «Шейлок» с Александром Калягиным. Совсем недавно в Израиле в Камерном театре Стуруа выпустил «Короля Лира».