ИСТИНА ГРААЛЯ ПО-УКРАИНСКИ

Украинская история, как, впрочем, и история любой другой страны, полна мифов и архетипов, в которых сплелись политика, историческая психология, практики поведения, умонастроения, коллективные эмоции. Украинская ситуация отличается от многих других упорным, почти болезненным нежеланием (или неумением) выйти за пределы обволакивающего, убаюкивающего и, в конечном счете, усыпляющего ритма привычных коллективных мифов и предубеждений.

Сказки, мифы, небылицы очень нужны детям — для нормального роста в атмосфере безопасности. Вместе с тем многомиллионная нация, которая готова жить в контексте неких установленных историей, но остающихся вечными, трансисторических сказок, небылиц, предубеждений по поводу своего реального положения в современном мире, рискует оказаться нацией исторических лилипутов. Можно сколь угодно подогревать устаревшие, не отвечающие реальности, но всегда находящиеся под рукой мифы о «срединном положении в Европе», о «лагідності українців», а также об их «терпимости» — увы, вопреки привычному предубеждению, «сказка былью не становится», а новую социально-историческую реальность, цепляясь за старые мифы, построить нельзя. Можно только усугубить комплекс неполноценности нации.

Несмотря на хитроумность стилистики современной украинской политической жизни, ее мифологическая подоснова может быть относительно легко прочитана. Мы предлагаем одно из возможных прочтений такого рода.

Еще в конце 40-х годов, почти сразу после окончания Второй мировой войны, замечательный французский писатель Жюльен Грак написал пьесу «Король-рыболов». Сюжет небольшого произведения был прост: странствующий рыцарь Персеваль мечтает понять тайну сокровищ Амфортаса — короля Грааля. Через все возможные тернии он прорывается в Монсальваж, но со временем в ужасе понимает, что сокровища Грааля, которые хранятся на дне озера, — вовсе не сокровища. Король-рыболов (он же король-грешник: на французском языке pecheur— рыболов и pecheur — грешник — звучат одинаково) хрaнит ужасную тайну: Грааль с его озером, дворцом, свитой короля, интригами, роскошью, с его мифом о тайне сокровищ призван создавать туман иллюзии, лжи и обмана. Он хранит тайну о том, что в действительности никаких сокровищ нет, о том, что озеро отравлено, туман вокруг него — убийственен, сам король — болен, и все, кто приближается к этой страшной правде, рискуют жизнью и душевным здоровьем... Самая прекрасная мечта-парадигма европейской культуры о неком таинственном единстве красоты, власти, богатства, молодости и здоровья — фаустовская мечта — оборачивается правдой о невозможности подобного соединения. Власть исключает здоровье и красоту, молодость — богатство и власть и т.д.

Автор иронизирует над одним очень важным европейским конструктом, деконструкция которого стала знаковой для философии, эпистемологии и политологии XX века. Правда, вовсе не обязательно приятна и привлекательна. Стремление к познанию — вовсе не гарантия счастья. Вместе с тем бесстрашие перед нелицеприятной истиной спасает от юношеских иллюзий, от навязанных идей и идеалов. Вот такая коллизия — знание не спасает, но без знания, без стремления к истине каждый отдельный человек и общество в целом рискуют остаться в плену иллюзий.

Странствующий рыцарь Персеваль в начале пьесы Ж.Грака полон уверенности в своем предназначении. Но по мере знакомства с обитателями Монсальважа он начинает понимать свое реальное положение и как будто начинает линять — с него слинивают все его очарования и ожидания. И вместе с его разочарованием линяют все краски Монсальважа. Персеваль, убитый грязной тайной Грааля, покидает Монсальваж. Один из приближенных Амфортаса говорит своему немощному королю: «Послушай, он был лучшим из тех, кто когда-либо посещал Монсальваж. Именно его мы так долго ждали». «Ничего — отвечает умирающий Амфортас, — тот простец, которого ждет Монсальваж, еще придет. Безумие Грааля неисчерпаемо. Другой не замедлит явиться».

Когда в Киеве разгорался «кассетный скандал» — признаки гнилого туманного климата были уже налицо. Даже погода предсказывала некоторую парадигматичность происходящего. Если помнит уважаемый читатель, в конце ноября — начале декабря Киев окутал туман, очень теплый, непроходимый — какой-то неестественный для этого времени, но естественно созвучный ситуации непредсказуемости, в которой украинское общество жило какое-то время. А потом пошел снег, дождь, а потом все сковал лед. Потенциальность непредсказуемости трансформировалась в определенность уже знакомых схем. С крыш домов в центре города свисали зловещие сосульки — природные метафоры опасной закостенелости форм мышления и социальных эмоций, которые так и норовят ударить — и как раз по голове. Поэтому во многих местах по городу развесили таблички — «Опасная зона». Наша «зона» действительно оказалась опасной. Особенно в районе университета им. Тараса Шевченко и одноименного парка. Гений национального поэта и критический потенциал студенчества, как оказалось, были единственными потенциально-реальными врагами власти. Бомбы, которые нашли в районе парка, — символы скрытых бомб подсознания и прошлого, которые хранятся в психологии украинцев. И одна из этих бомб — наивная вера в то, что момент истины никому не нужен, что «обійдеться і так».

А потом, позже, когда погода устоялась, и после испугавших украинцев событий 9 марта, все постепенно вернулось на круги своя, весь центр города перекопали, как будто искали сокровища. Сокровища планировалось, очевидно, найти к 10-й годовщине независимости Украины. Правда, имена искателей вряд ли можно считать созвучными с именами Персеваля и других рыцарей Круглого стола.

Перекапывание центра города вдоль и поперек — очень грамотно с точки зрения включения компенсаторных механизмов мифосознания. Когда человек ощущает некий ценностный вакуум внутри, иногда ему очень помогает бурная внешняя деятельность. Правда, некоторые в этой ситуации склонны к раздумьям. На уровне канализации коллективной психической энергии эффективным является первый способ действия. Чтобы народ не разнес Крещатик и прилегающие к нему центральные районы как некий символ власти, сама власть очень грамотно своими собственными силами решила перелопатить старый образ центра города, создав якобы новый. Только после того, как был разрыт Крещатик, для многих украинцев открылся глубинный смысл сейчас уже не такого популярного, но в свое время гремевшего концепта «розбудови ( а не «побудови», не «вибудови» ) держави». Не знаю, кто его придумал, но автор не промахнулся. Концепт реально прижился, по крайней мере, на нашей киевской почве, и каждый киевлянин, а также сами строители могут воочию лицезреть его реальные воплощения. Спешите видеть — к 24 августа этот геолого-археологический разлом украинской ментальности будет закрыт всевозможными коммерчески-затребованными приятностями и увенчан вечно кичевым образом «української жінки», не имеющим ничего общего не только с художественной символизацией украинки, но и с собирательным образом некоей «Батьківщини», который не имеет свойства «розбудовуватися» к годовщинам, но скорее вырисовывается в неких более знаковых, нежели празднества, событиях. Часто — совсем не праздничного характера.

Круг замкнулся. Украинство вновь закачивается мифоритмом возвращения в лоно знакомых символов, знакомых лиц, знакомых политических жестов и безграмотных речей. Теперь мы опять «восстаем» не против этических оснований украинской политической верхушки, а «возмущаемся» теми конкретными неудобствами, которые стали осязаемыми, но привычными для «терпеливых» украинцев. Ну, подумаешь, немыслимые пробки в городе, ну, подумаешь, страшная загазованность центра, ну, подумаешь, опасно короткие сроки строительства. Все это мы уже переживали, и не раз. Все вернулось на круги привычного циклически-ленивого раздражения. Прорыва не произошло. Произошел откат.

С точки зрения основателя консерватизма Жозефа де Местра и его замечательного последователя современного французского писателя румынского происхождения Эмиля Чорана, нет ничего хуже на свете, чем перемены, чем ответственность что-либо изменить, начать строить новое в ущерб старому порядку. А вдруг будет еще хуже? И кто вообще сказал, что новое лучше старого? Не знаю, как у Жозефа де Местра, но у Э.Чорана в молодости были серьезные проблемы со сном: он, бывало, неделями не спал, ночи напролет гуляя улицами сначала Бухареста, а потом Парижа. Ощущения человека, для которого день не начинается с утреннего обновленного взгляда на мир с неизбежностью должно было привести к оригинальной форме консерватизма и ностальгической привязанности к прошлому.

В каком-то смысле украинство находится в состоянии беспрерывного «сна наяву» (чуть ли не параллель с «заживо погребенным»): с одной стороны, нация в своей массе не владеет даже базовыми навыками критического мышления, и в этом смысле — спит, а с другой стороны — не спит вовсе, просто страдает бессонницей вследствие невозможности отползти «от плуга». Занятия есть для всех, и, что характерно, тип занятий очень напоминает некоторые циклические схемы мифосознания и ритуалов. Картошку нужно садить каждый год — значительная часть страны до сих пор, на десятом году поиска упомянутых сокровищ «незалежности», не видит иных способов выживания — в начале III тысячелетия. Интеллигенция занята поиском денег на выживание — хотя в любой цивилизованной стране мозговые структуры, стабильно (пусть и не очень щедро, но вполне достойно) финансируемые государством, имеют возможность автономно развивать собственно науку, а также критическое мышление граждан. Строители копают и перекапывают Крещатик, дорожники — латают дороги, которые тут же следует латать заново. Совершенно непригодные для многомиллионного города микроавтобусы гоняют киевлян по наземному пространству. Скажете, что это неудобное, нерациональное и даже преступное использование горючего, что это наносит вред экологии города и повышает риски на дорогах? Подумаешь, зато у всех есть занятие. Пойдем дальше. Многотысячная армия охранников охраняет учреждения. Даже в Киевский национальный университет им. Т.Шевченко нельзя просто так зайти его выпускнику — надо предъявить пропуск. То есть и охраннику есть работа и всяк входящему в храм свободомыслия и вольнолюбия есть о чем подумать. Все заняты. Даже политики, чье ремесло как бы по определению связано с настроенностью на будущее, не выходят за рамки циклического интриганства и желания попасть в ритм настроений того, кто по определению призван быть гарантом стабильного движения страны в направлении цивилизованных форм жизни. Да что там политики, политологи — грамотные люди — живут в цикле «от выборов до выборов», приноравливая науку политологию к той схематике, которая близка тем или иным перспективным политическим кланам. Вся страна «в поле», в движении по кругу. Некий высший начальник, очевидно, «хочет видеть нас такими», как сказано в одной рекламе. Или как говорит президент одной страны, «кому-то выгодно», чтобы ни у кого не было времени «свежим» утренним взглядом окинуть ситуацию, найти в себе силы сказать «нет» — и начать жить собственными ресурсами, трезво оценивая свои силы и не ориентируясь на мифический Грааль в любых его формах.

В отличие от средневековой христианской Европы, современная Европа, особенно после фашизма, отказалась от этого символа, каким бы тяжелым ни было это расставание. Кстати, упомянутая пьеса Жюльена Грака только во Франции издавалась, по меньшей мере, девять раз. Очевидно, в этой замечательной стране, родине всевозможных философий, деклараций и действий в защиту прав человека тема деконструкции «великих мифов» остается популярной. «Великие мифы» вредны и живучи. «Безумие Грааля неисчерпаемо…», а Амфортасу, несмотря на все реальные и символические болезни (или именно вследствие их наличия), вовсе не хочется отдавать власть какому-то молодому, энергичному, полному сил (но для власти — всегда «пересічному») Персевалю. Да и наш украинский Персеваль, ну совсем как в пьесе Жюльена Грака, почти добровольно покинул замок Монсальваж. Хотя у него, может быть, был выбор…