ГРУДЬ ДЖУЛЬЕТТЫ БЫЛА ЧЕРНО-БЕЛОЮ… В МОСКВЕ СОСТОЯЛСЯ ФОРУМ КИНЕМАТОГРАФИЙ СТРАН СНГ И БАЛТИИ

Форум проводился, уже в восьмой раз, Конфедерацией союзов кинематографистов. Возникшая еще в 1990 году, то есть еще до распада СССР, Конфедерация выстояла, закалившись в нешуточной «борьбе за это» с российским Союзом во главе с самим Никитой Сергеевичем — Михалковым, разумеется. «Это» — имущество бывшего Союза кинематографистов СССР, из-за которого и устраивается сыр-бор. «Михалковцы» даже объявили о своем временном выходе из рядов конфедератов, что, в свою очередь, вызывает категорическое неприятие Московского отделения Союза (где, как вы понимаете, сосредоточена большая часть работников кино). И т.д. и т.п. — скучная материя, еще раз доказывающая, что люди и их репутации гибнут за металл.

Так или иначе, но именно в огромном помещении Киноцентра, из-за которого и ведутся постоянные распри, проходил очередной форум. Все страны бывшего Советского Союза представили свои программы, получив возможность увидеть себя в некоем огромном зеркале. Украина на сей раз выглядела скромнее обычного — не все картины прошли сито отборочной комиссии, да и кинопроизводство в нашей стране известно в каком состоянии. Так что участники фестиваля смогли увидеть «Золотую лихорадку» Михаила Беликова — гротескную историю о том, как аукается прошлое в дне сегодняшнем (когда-то товарищ Сталин, увлекшись шедевром Чарли Чаплина, послал своего киномеханика разведывать золотые прииски). Среди игровых фильмов была и работа молодого киевского режиссера Аллы Пасиковой «На краешке земли». Собственно, это дипломная работа ученицы Юрия Ильенко, фантазия на темы рассказов Г.Маркеса «Очень старый человек с огромными крыльями» и текстов Владислава Креймера. Фантазия довольно «черная», в ее основе вполне реальная склонность постсоветских граждан к заполошному апокалиптизму.

Если попытаться посмотреть со стороны, украинцы ближе к своим европейским сородичам из прибалтийских стран. К примеру, фильм эстонца Кездуса Сулева «Сомнамбула» (в этом слове, пояснил режиссер, в эстонской лингве присутствует «ветер»; что и отражается в образной системе фильма) в чем-то верен традициям экспрессионизма, стилю, родившемуся из ощущения краха западной цивилизации и ее традиционных ценностей. Здесь тоже конец войны, только Второй мировой. Ээтла (Каспарийна Лаук) и ее отец (Эвальд Аавик) живут, что называется, «на краешке земли» — они служат на маяке, посылающем в пространство знаки предосторожности. Вот только сами уберечься не смогли — фильм начинается с того, что Ээтла возвращается домой, не попав на корабль. Тот самый, на котором многие эстонцы отправились в Швецию, подальше от наступающей Красной Армии и, стало быть, от нового витка коммунистического террора. Девушку преследуют кошмары прошлого, судя по всему, недолгих, но страшных месяцев, последовавших за присоединением Эстонии к СССР. Она боится быть изнасилованной. С ее матерью случилось именно это — на глазах дочери и ее отца. Когда, наконец, она сама отдается мужчине, некоему Касперу (Иво Ууккиви), то выясняется, что Ээтла не девственница. Значит, ее тоже изнасиловали — в бессознательном состоянии. Бояться больше нечего, и молодая женщина начинает опасную игру с миром мужчин…

Здесь так много ружей, и все они стреляют. Настолько часто, что в итоге становится скучно. А когда появляются послефильмовые титры, рассказывающие о том, что в первые годы советской оккупации погибла пятая часть эстонцев, становится понятным: картина о судьбе Эстонии, маленькой страны, изнасилованной большой и мужиковатой. О женских комплексах нации, подвергшейся насилию. Знакомо, до боли знакомо и нам, украинцам, хоть нас и намного больше. «Постколониальный синдром» — под таким углом зрения предложила читать многие кинотексты критик Елена Стишова. Синдром, как известно, это соединение симптомов, обусловленных единым механизмом возникновения болезни, которые характеризуют определенное патологическое состояние организма. Патологии наблюдаются у всех — с россиянами включительно. Пресловутые «Брат» и «Брат-2» Алексея Балабанова, к примеру, — та же болезненная реакция на происшедшие перемены. В качестве еще одного примера Е.Стишова (во время обсуждения программы форума) привела известную картину Геннадия Сидорова «Старухи». Погибающая Россия, почти вымершее, обезлюдевшее село, которое спасают беженцы из Таджикистана. Ветер с Востока — вот что спасет славян, получается так. Хотя осознавать это больно и мучительно.

В прошлом, казалось бы, увязают и герои документальной ленты «Keep smiling» 38-летнего латыша Аскольдса Саулитиса (одного из номинантов российской премии «Ника» за лучший иностранный фильм). Молодые еще парни раскапывают могилы безымянных солдат последней войны. Частенько находя имена давно ушедших. С комком в горле смотришь, как отыскивается имя украинского солдата Олийныка — по уцелевшей медали и ее номеру. А солдата многие годы преданно ждала его жена. Мы видим — дождалась, припав к гробу, через мутные волны времени доплывшего до украинского села. Дети дождались отца, внуки — деда, по сути дела, он воскрес из небытия. Таков смысл этой археологии — латышские парни не кости погибших откапывают, они воскрешают человеческие лики: и ветер истории возвращает нам улыбку солдат, их самость, их неповторимость.

А в другой документальной ленте, «Гамлет» с хеппи-эндом», известного украинского режиссера Александра Коваля мы видим людей с определенными нарушениями психики. Едва ли не лучший способ преодолеть их — занятие искусством. Искусство выступает как средство найти себя, растворившегося в массовке современного общества, столь тоталитарно наступательного по отношению к отдельной особи. Россиянка Майрам Юсупова в замечательно выстроенной «Электричке» пытливо всматривается в лица пассажиров пригородного поезда. И — находит. Тех, кто сохраняет живой интерес к жизни, кто не поддался на соблазны усреднения…

Увы, пресс силен. Классик неигрового кино Герц Франк в «Дорогой Джульетте» почти бесстрастно наблюдает за паломничеством бесчисленных экскурсантов к местам, связанным с легендарными шекспировскими Ромео и Джульеттой (снято в итальянской Вероне). Романтическая героиня предстает перед нами в виде скульптуры в полный рост с оголенными персями. Вот к ним-то и припадает едва ли не каждый из проходящих мимо. Обязательное рукоприкладывание к правой груди, обязательное фотографирование в обнимку. Грудь Джульетты выскоблена добела многотысячными прикосновениями, превратившими ее в элемент ширпотреба.

Грань между неигровым и игровым кино истончается до едва ли не полного отождествления. Говорят, жюри недавнего Каннского кинофестиваля всерьез обсуждало вопрос о присуждении президенту США Джорджу Бушу (антигерою фильма Майкла Мура «9/11 по Фаренгейту») приза за лучшую комедийную роль. Режиссеры-документалисты с легкостью превращаются в «игровиков», обнаруживая глубинное понимание основ современной реальности. Пример тому — киргизский режиссер Эрнест Абдыжапаров, несколько лет назад поразивший многих своей короткометражной «Остановкой». И вот его новый фильм «Сельская управа». Сегодняшняя деревня, в которой многое кувырком. Всем правят деньги, которых у многих попросту нет. Жена главного героя картины, председателя сельской управы (сельсовета в недавнем прошлом), сердится: муж не зарабатывает на жизнь, а деньги так нужны. Вот сын школу заканчивает, надо бы его выучить на муллу — ибо только священнослужитель способен добыть средства на пропитание. Сын тут же выражает несогласие: не хочет он муллою, хочет быть этим, как его… им… имиджмейкером…

Хотя как посмотреть, киргизская деревня сохраняет вполне советский облик, знакомый нам по классическим фильмам нашего недавнего прошлого. Есть в нем парни широкой души, только слишком несобранные и потому пьющие («на лицо ужасные, добрые внутри»). Они собираются вместе и провозглашают чудесные тосты — о родине, семье, матери. По их речам видно — заря новой и светлой жизни еще светит им, хотя и с трудом. Им бы патронат какого-нибудь здорового коллектива, и «большая жизнь» открыла бы им свои объятия. Но тут как раз напряженка, облом — окружающий мир таки перевернулся, и символы прежней жизни светят по-иному. К примеру, председатель колхоза превратился в обыкновенного кулака-стяжателя, чтобы не сказать — буржуя. Местный милиционер главные свои подвиги совершает в постели чужих женушек. Его половой орган сродни указующему жезлу… Жалуется, скажем, свекровь на грубое обхождение невестки, и что же: страж порядка загоняет женщину в хату и расстегивает штаны. Больше не будет она мужниной мамке хамить, а будет — значит, такая форма наказания ей по душе. Словом, новые демократические порядки шагают по киргизской земле.

В финале картины появляется еще один традиционный советский символ — трактор. Заняв солярку у буржуя-экс-председателя, крестьяне толпятся вокруг трактора, отважно бросающегося на давно не вспахиваемое поле. Ничего, оказывается, не перевернулось, а только перекрасилось, переназвалось. Секретарь партячейки именуется муллой и т.д. и т.п. Здоровый, светлый даже консерватизм жизни одерживает верх — все случайное, наносное изгоняется. Прелестная, смешная, горькая картина, с которой можно только поздравить ее автора.

По части оптимизма и следованию каким-то эстетическим нормам советского кино превзошли всех узбекские кинематографисты. Недавние социологические опросы украинских зрителей, кстати, показали, что в их предпочтениях на будущее первое место занимает… «советское кино» (смотри исследования Евгения Головахи, книга «Українське кіно: євроформат», Киев, 2003). Узбекские режиссеры вряд ли проводили подобные исследования, однако их фильмы проходят во многом по проторенным ранее путям. И добиваются просто феноменальных успехов. Представьте себе: некоторые картины идут в кинотеатрах Узбекистана месяцами при аншлагах и очередях. «Мальчики в небе» и «Мальчики в небе-2», к примеру, Зульфикара Мусакова. Неудивительно — легкие, изящно рассказанные, наполненные юмором истории о современных молодых людях. Или «Великан и коротышка» Джахангира Касымова…

Узбеки сделали ставку на своего зрителя. Доверившись его вкусу и его традиционному культурному опыту. Проявив недюжинное профессиональное мастерство. Едва ли не то же самое можно сказать и о казахском кино, в котором сложилась интересная, перспективная национальная киношкола. Лучшие ее представители, кстати сказать, чувствуют себя своими и в Европе. Дебютантка Гульшад Омарова привезла свой фильм «Шиза» из Канн (там он был представлен в официальной программе, той части ее, которая называется «Особый взгляд»), живет она в Роттердаме, фильм сделан большей частью на российские деньги. Но это казахский фильм — и по воссоздаваемой реальности, и по киноязыку, тому неповторимому, что позволяет людям сохранять себя — и как личность индивидуальную, и как коллективную.

Надо бы и нам прислушаться к шороху этого ветра, дующего с Востока. Ломать — не строить, а наш европейский выбор так часто декларируется людьми с жуликовато бегающими глазками. Киномир, в частности, куда шире Запада. Давайте оглянемся…