Франковцы. Личное

Нет желания артикулировать на эту тему некий пафосный "программный" текст, единственное, чего хочется, - поделиться в этом театральном блоге личными ощущениями. Ведь этот театр в душе - и в детстве, и в юности, и в пору зрелых размышлений о смысле жизни и искусстве.

Еще с детства я делал "выкройки" из разных изданий (газет, журналов), где были публикации об этом театре и его актерах. Газета "Культура і життя", журнал "Україна"... Затем эти вырезки с детской наивностью ложились на обычный канцелярский клей и прирастали к школьным альбомам для рисования. И так создавалась детская библиография о театре, спектаклей которого я в то время вживую ни разу не видел. Но приходили они в сознание из программ украинского телевидения, которое в то время форматировало свои сетки вещания также и с учетом театрального "контента". Как мне кажется, спектакли франковцев для популяризации среди широких масс адаптировали двумя способами. Была линейка фильмов-спектаклей, когда готовые постановки превращали в художественные фильмы, привлекая к работе таких известных режиссеров, как Алексей Швачко, Исаак Шмарук, Тимофей Левчук. Таким образом, к счастью потомков, запечатлели на пленку спектакли "Украденное счастье", "Мартин Боруля", "Сто тысяч", "В степях Украины", "Бесталанная" и другие. В основном по классическим пьесам и произведениям Корнейчука. А вот вторая линия популяризации на телевидении предполагала, условно говоря, прямые трансляции спектаклей. Очевидно, это была имитация подобных трансляций и включений, но кто же тогда в этом разбирался! Телеэкран доносил до тебя словно живое дыхание великих актеров - Натальи Ужвий, Евгения Пономаренко, Михаила Заднипровского, Нонны Копержинской. И тут уже репертуар часто подстраивали под определенные государственные праздники - годовщину войны или революции.

С детства помню фрагменты спектаклей по пьесам Николая Зарудного и Алексея Коломийца "Тыл", "Голубые олени", "Пора желтых листьев", "Дороги, которые мы выбираем". Но хоть к стенке меня припри, а не вспомню тех сюжетов, зато навсегда осталась в памяти всепроникающая радиация гениальной игры франковцев - неважно, в каких сюжетах они были задействованы.

Уже позже я сделал для себя так называемое научное открытие. Естественный юмор и народность лучших актеров-франковцев словно бы шлифовали неуклюжие и грубые породы украинской и советской драматургии - и уже в премьерном виде зритель получал живые образы и настоящие, а не выдуманные характеры. Определенным образом актеры будто подтягивали до своего уровня схематические сюжеты и бесконфликтные конфликты.

И вот, наконец, вспоминаю, какой же именно спектакль в Театре Франко впервые увидел одержимый провинциальный ребенок. Вспомнил. Это была идеологическая и пропагандистская пьеса Александра Левады под названием, прости Господи, "Здравствуй, Припять!" Автор утверждал, что строительство Чернобыльской атомной станции чертовски полезно для зеленых украинских лугов и прекрасной реки Припяти. И вот франковцы должны были эту позорную идеологему убедительно реализовать на сцене. Детская память ярче всего запечатлела в этом спектакле образы двух говорливых полесских бабок, которых играли Валентина Салтовская и Полина Куманченко. Говорят, должна была играть и Нонна Копержинская, но, очевидно, ее напугала чернобыльская тема, и она отошла от этой постановки. Впоследствии, как оказалось, Чернобыль больно зацепил ее семью: выехал из Украины ее старший сын с семьей, перебрался в Чехословакию. Великая актриса тяжело переживала разлуку с сыном Евгением, ругала за это проклятый Чернобыль, который принес столько бед всем украинцам и ее семье в частности.

Второй спектакль, на который меня транспортировали в экскурсионном автобусе из Белой Церкви в Киев, была чисто детским - "Викентий Премудрый", по пьесе Ярослава Стельмаха, если не ошибаюсь.

Это был дневной спектакль. Полный зал детей и родителей. Настроение не возвышенно-сакральное, как на "Припяти", а слегка хулиганское. Помню, как вцепился пальцами в спинку кресла и старался не пропустить ни одного эпизода. А уже когда, согласно режиссуре, некоторые актеры пошли в зал заигрывать со зрителями, достал, сам не знаю, откуда, блокнот и ручку и поплелся навстречу исполнителю главной роли - за автографом. Викентия Премудрого, то есть мальчика, играл взрослый актер Александр Шкребтиенко, дай Боже ему здоровья, даже не знаю, где он теперь... А тогда не знал, зачем мне понадобился автограф именно Шкребтиенко, ведь он не Алла Пугачева, портретами которой был оклеен мой дневник. Актер взял ручку, поглядел на меня испуганно и написал: "Удачи. Александр". Долгие годы хранил я этот автограф и все не решался уже взрослым подойти к нему, чтобы повеселить рассказом о давнем случае. Вот бы он удивился!..

Уже позже, в более сознательном возрасте, Театр Франко стал неким прибежищем для сектанта. В роли сектанта - я сам. Нельзя было пропустить ни одной премьеры, к тому же в конце ХХ века еще иногда выходили на большую сцену великие актеры. И, как Левко-дурко из провинции, я иногда кого-нибудь поджидал и о чем-нибудь расспрашивал. Например, у Юлии Ткаченко спросил: "Какой спектакль в репертуаре - лучший?" Она, долго не раздумывая, ответила: "Идеал совершенства у нас - "Визит старой дамы" Сергея Данченко". И вот, сколько раз этот спектакль шел, а шел он редко, столько я на него и ходил. Как сектант к "своим". Главную роль, как известно, играли по очереди Юлия Ткаченко и Нонна Копержинская. Какая же это была неослабевающая, творческая радость - сравнивать партитуры исполнения двух актрис! Друзьям-сектантам я мог рассказывать об этом часами. Мол, Юлия Семеновна играет европейскую садистку и женщину-механизм. А вот Нонна Кронидовна - украинскую мать, у которой сердце так и не стало пламенным мотором, а осталось комком боли и материнских страданий. Возможно, благодаря этим сравнениям и другому "аналитическому" юношескому бреду и возникла тяга к театральной журналистике. Так что спасибо вам, мои дорогие франковцы, мои наставники и кормильцы - "ничто на земле не проходит бесследно, и юность ушедшая тоже бессмертна".

Что было дальше - известно. И об этом уже неоднократно написано в сотнях статей и нескольких книгах. А было благодаря этому великому театру счастье личного общения с Нонной Копержинской, Ольгой Кусенко, Сергеем Данченко, Богданом Ступкой, Юлией Ткаченко, Галиной Яблонской и многими-многими другими творческими людьми, которые и по сей день на первом плане, на большом кону, дай им всем Бог здоровья и долгих лет жизни.

В нынешнем неверном и конъюнктурном мире кто-то может упрекнуть мой любимый театр в том, что он порою "архаичен", не так активно, как другие, вторит поискам театра немецкого или американского. На мой взгляд, этот театр сегодня сочетает в себе и энергию поиска (поэтому туда приглашают молодых, неугомонных режиссеров), и энергию самосохранения - то, что напоминает в них неких "староверов". И если, не приведи Господи, какое-то неуклюжее реформаторское несчастье заковыляет к их порогу, они, как староверы, тут же запрут все двери и форточки в своем храме. И заголосят: "Не пустим вас, чертей, даже на порог!" И в чем-то я их все же пойму.

Со 100-летием вас, мои дорогие! Пусть каждый век и каждый миг в вашем храме будут наполнены энергией сценического гения, творческого поиска, театральной алхимии! Так было, так есть, так будет.