ЕВГЕНИЙ КУРМАН: ПРЕМЬЕРА — ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО

28 мая нынешнего года на сцене киевского Молодого театра состоится премьера. Интересен новый спектакль не только тем, что его поставил известный режиссер Евгений Курман. Все роли в нем играют непрофессиональные актеры — воспитанники столичной школы-интерната №21.

Мы уже рассказывали читателям («ЗН», №8, 2001 г.), что в вышеназванном учебном заведении с конца февраля с.г. начал работать театральный мастер-класс, организованный фондом «Искусство, культура и наука». В качестве первого сценического опыта избрана волшебная сказка бельгийского писателя Мориса Метерлинка «Синяя птица».

С момента начала работы над постановкой прошло почти три месяца. Но поскольку после 28 мая весь процесс рождения спектакля волей-неволей будет восприниматься сквозь призму премьеры, мы решили побеседовать с Евгением Курманом до этого знаменательного события.

— Когда мы с вами встречались в прошлый раз, репетиции только-только начинались. Помню, вы говорили: основная задача проекта —помочь ребятам поверить в себя. Удалось ли достичь поставленной цели?

— Думаю, об этом говорить пока рано. Только премьера покажет все, что удалось и не удалось сделать. Ведь даже на генеральных репетициях еще во что-то веришь, чего-то ждешь, на что-то надеешься... Рассуждать сегодня о каких-то состоявшихся вещах даже не хочется. Театр — очень специфический мир: вот что-то возникло и вдруг — раз — ушло куда-то. Особенно часто с этим сталкиваешься, работая с интернатовскими ребятами. У них нет, так сказать, момента четкой фиксации. То есть нарепетированы какие-то вещи, все хорошо, а через некоторое время возвращаешься к ним, и оказывается, что юные актеры все позабыли.

— Почему так происходит?

— Трудно сказать. Хотя мы и занимаемся три месяца, для театра всегда времени мало. Психофизический аппарат человека — сложнейший механизм. Он очень сильно сопротивляется, не хочет подчиняться. Человеку сложно заставить играть себя так, как нужно, чтобы это было правильно и органично. Человек привык жить в установленном режиме, и перестроить его весьма непросто, для этого требуется мощнейшая внутренняя работа.

— На ваш взгляд, что дает ребятам работа над спектаклем?

— Не думаю, что на ваш вопрос существует однозначный ответ. Каждый из участвующих в постановке, выносит что-то свое. Один стал раскрепощеннее, другой наоборот — был слишком раскрепощен и его нужно было «собирать», учить концентрироваться, удерживать внимание на чем-то. Третий во что-то поверил, четвертый открыл для себя мир художественной литературы. Ведь мир театра они для себя еще не открыли. Они еще не очень хорошо понимают, что это такое. Как говорится, кулис еще не нюхали. Пока все происходящее — так сказать, работа в классе.

Конечно, эти три месяца не прошли для них бесследно. И самое главное — они сами это осознают.

— Положа руку на сердце, те надежды, которые вы возлагали на спектакль три месяца назад, оправдываются?

— Когда процесс подходит к завершению, видишь: задуманное в той или иной степени видоизменилось. Так происходит всегда. Относительно надежд... Честно говоря, у меня не было каких-то грандиозных ожиданий, планов. Мне просто было чрезвычайно интересно поработать с этими ребятами.

— Рискну предположить: интересно потому, что вы, в частности, руководите детским театром «Инкунамбула», и вам захотелось поработать с представителями другой социальной среды, попробовать «расшифровать» их.

— Не скрою, сугубо исследовательский интерес тоже присутствовал.

— Сильно ли интернатовцы отличаются от мальчишек и девчонок из «Инкунамбулы»?

— Очень. Взять хотя бы саму организацию труда. В «Инкунамбулу» дети ходят самостоятельно, по собственному желанию. Здесь — наоборот. Мы приезжаем и пытаемся с ними что-то создать. Иногда им интересно, иногда — нет. Различные исходные условия труда предполагают совершенно разные методики работы. Кроме того, я лишний раз убедился: театр — абсолютно добровольное дело, совершенно добровольный выбор. Человек, желающий им заниматься, должен по-настоящему этого хотеть.

Сильно влияют на психику и психологию интернатовских воспитанников условия их жизни. Им, повторюсь, намного сложнее удерживать внимание, концентрироваться. Если ребята из «Инкунамбулы» способны работать по 3—4 часа без перерыва, то здесь очень жестко: каждые полчаса они «плывут», теряют интерес.

— А в плане одаренности нашлись ли среди интернатовцев настоящие «звездочки»?

— Безусловно, но, как и в любом деле, их немного.

— Есть ли что-то такое, чем ребята из интерната превосходят своих сверстников из «Инкунамбулы»?

— Жизненным опытом, хваткой. В этом плане они очень способные: когда мы разбираем, анализируем какую-то ситуацию, они все схватывают молниеносно, буквально на лету.

Сложнее с умением управлять собой (а ведь именно в нем и состоит секрет мастерства актера). Интернатовцам не всегда это под силу, временами эмоции и нервы берут верх. Театр требует служения, во имя его нужно чем-то жертвовать. Они же еще не понимают смысла такой жертвы. В то же время, когда они ощущают в себе желание что-то сделать, у них все получается.

— 28 мая премьера. Что дальше?

— Смысл всего проекта в том, чтобы не устраивать показуху, а доказать: с этими детьми можно работать нормальными, а не «палочными» методами. То есть я прихожу сюда и занимаюсь именно режиссурой, а не дрессурой. Я не заставляю их: «Сделай это, стань так, руку — туда, скажи то-то» и т.д. Подобное не приемлемо в принципе. Конечно, уходит немало времени на то, чтобы они самостоятельно освоили, прочувствовали материал. Но другого пути я не вижу. Поэтому мы спектакль показываем, но отнюдь не заканчиваем работу над ним. Мы продемонстрируем лишь, так сказать, первый промежуточный финиш. Ведь спектакль, как и ребенок, рождается в день премьеры, потом учится ходить, растет, созревает, взрослеет. Да возьмите любую премьеру: через десять представлений это два разных зрелища. Даже в самом суперпрофессиональном театре. Поэтому очень важно не заканчивать нашу работу. Мы ее прервем по объективным причинам — у ребят начнутся каникулы, но осенью снова встретимся.

Очень интересно было бы проехать с «Синей птицей» по другим интернатам. Есть и у дирекции фонда «Искусство, культура и наука» планы по поводу дальнейшего существования спектакля. Так что он обязательно будет жить.

— Ну и последний вопрос. Как у вас с настроением перед премьерой?

— Скажу так: я подхожу к премьере не в эйфорическом, а в деловом, рабочем настроении. Ведь многое начнется только после нее. Очень важным для ребят будет момент ощущения профессиональной сцены. Это обязательно выведет и на новый уровень восприятия театра.