В Польше любят Витольда Гомбровича. В Польше ненавидят Витольда Гомбровича. В Польше к нему неравнодушны. В этом я смог убедиться, посетив Пятый, уже традиционный, гомбровичский театральный фестиваль в польском Радоме, в городе, о котором сам Гомбрович как-то раз весьма сокрушительно высказался в своем «Дневнике». В современной Польше трудно найти другого автора, о котором писалось бы так много книг разного уровня и качества, о котором было бы так много разговоров и сплетен, которого с готовностью ставили бы едва ли не в каждом польском театре (за исключением разве что детских).
В Польше культ Гомбровича, но культ какой-то странный, некультовый. Это не Сенкевич, не Кохановский, не Словацкий и даже не Мицкевич. Из них всех успели соорудить памятники, памятнички, монументики, бюстики, иконки, медальончики. Освященные историей, эти фигуры относятся к безусловным национальным ценностям. С Гомбровичем намного труднее. Это анти-Мицкевич и анти-Словацкий. Первый польский писатель, смогший сказать полякам правду о них. Но, как по мне, изобличительный стиль Гомбровича направлен прежде всего на самого себя, на собственные комплексы и недостатки. Прежде чем польский мир услышал от него весьма неприятные слова о второстепенности Польши, детскости польского сознания и польского характера, о критике Мицкевича и прочих небожителей и творцов польского мифа, Гомбрович сам прошел сложный творческий путь — от начинающего писателя до известного уничижителя польскости и непревзойденного прозаика. Но сначала эти горькие слова он сказал самому себе.
Я знаю поляков, любящих Гомбровича, и представляю, как тяжко им дается эта любовь. Не ведаю, насколько близко от этой любви до ненависти, но уверен, что в этих людях многое изменилось. И изменилось именно благодаря Гомбровичу. У нас не было писателя такой «хирургической», «абортной» силы. Еще никто не отважился по-настоящему поразить нашу современную украинскость настолько сильно, как это сделал пан Витольд. Возможно, наш Гомбрович уничтожен в тридцатые годы столетия № 20. Возможно, именно в среде «оторванных» харьковских писателей так называемого «Расстрелянного Возрождения» (откуда, кстати, этот глуповатый мазохистский термин?) мог появиться подобной силы человек. Это мог быть Хвыльовый. Это мог быть Петров-Домонтович. Но, к счастью или к сожалению, история не признает сослагательного наклонения. Свой Гомбрович в Украине уже не появится. Но, возможно, появится кто-то другой, кто скажет ей такие нужные и такие необходимые слова — просто, сильно и страшно скажет. Но нужен ли нам этот «кто-то»? Ведь при чтении Гомбровича невозможно избавиться от мысли о том, что если изменить в тексте существительное «Польша» на «Украина», а прилагательное «польский» на «украинский», то получим историю о себе. То есть его слова можно спокойнехонько применить и к нам.
Фестиваль каждые два года собирает театральные труппы из Польши и других стран мира, чтобы показать зрителям новые интерпретации текстов Гомбровича. Обычно с удовольствием ставили и ставят его драматические произведения — «Ивона, княгиня Бургунда», «Свадьба», «Оперетка». И каждая интерпретация по-своему интересна и по-своему же провальна. Ставить Гомбровича можно, только отойдя от традиционного театрального языка. Были постановки разного уровня и разного качества. Главной пьесой фестиваля в этот раз стала именно «Ивона». Спектакль в исполнении актеров Львовского театра им. Заньковецкой был продолжительным
(2 ч. 30 мин.) и местами скучным, но в то же время не лишенным любопытных режиссерских находок. Чувствовалась неготовность украинских актеров играть Гомбровича. «Ивона» по-словацки — претенциозная и какая-то истерическая. Лучшей и одновременно самой простой и короткой (45 мин.) из «Ивон» оказалась постановка полулюбительской английской труппы театрального лондонского колледжа «Дартингтон». Интересной тенденцией фестиваля был показ интерпретаций «Дневника» Гомбровича — его самого объемного и важного произведения, — в котором все чаще находят внутреннюю драматургию. Казалось бы, какая глупость — ставить на сцене чью-то исповедь! Но, увидев, как это сделали в своих пробах Teatr Nowy из Варшавы (режиссер Адам Ганушкевич) и, особенно, Stary Teatr из Кракова (режиссер Миколай Грабовский), мне снова захотелось переводить Гомбровича. И я непременно буду это делать.