ДЖАЗ «В ЗАКОНЕ» — В ГОСУДАРСТВЕ ДЕМОКРАТИЯ?!

В ряду неоценимых услуг, оказанных нашей культуре основоположником социалистического реализма Максимом Горьким, стоит его громогласное заявление о том, что джаз — «музыка толстых». Сказались, видимо, издержки самообразования, иначе, поинтересовавшись историей джаза, мастер непременно узнал бы, что все обстоит «совсем наоборот», как говорят в Одессе. И целое направление необыкновенно радостного, раскрепощенного искусства ушло в подполье, ненадолго выглядывая из него в краткие периоды свободолюбивых тоталитарных потуг.

Не вдруг оказалось, что мы меняемся, что быть личностью — осознанная необходимость, что одна гребенка, ну, никак всем не подходит — этого требует элементарная природа, дарящая нам разнообразие.

И вот, весенняя Одесса, продуваемая прохладными ветрами, но солнечная и светлая, принимает у себя гостей и участников Международного фестиваля джазовой музыки памяти Л.О.Утесова. Не только усилиями энтузиастов (хотя, Боже мой, что мы делали бы без них!), а официально — ведь фестиваль проводится на высочайшем государственном уровне.

Кажется, впервые устроители фестиваля не ходили по спонсорам с протянутой рукой, а добились взаимопонимания с высокими властными структурами, и Украина нашла возможность оказать полную финансовую поддержку этому форуму. Есть надежда, не сглазить бы, что это первый, но не последний раз. И тогда станут нашим повседневным девизом слова, сказанные на официальной церемонии открытия, вице-премьером Украины Иваном Курасом, что если в такое экономически сложное время государство нашло возможности для проведения такого праздника, то нельзя говорить о духовной спячке и упадке.

Заканчивая официальную часть, скажу, что не очень-то разбираюсь в великом противостоянии одесских обл- и горсоветов, но именно облсовет приложил немало сил, чтобы фестиваль, посвященный 100-летию Леонида Утесова, состоялся.

В знаменитой одесской опере на концерте-открытии в зале была вся Одесса, а на сцене — все поколения и направления джаза из ближнего и дальнего зарубежья. Одесский биг-бэнд под управлением души фестиваля Николая Голощапова сменял джаз-ансамбль «Пале-рояль», нежно вспоминали Леонида Утесова музыковед из Санкт-Петербурга Владимир Фейертаг и президент джазовой ассоциации России, композитор Юрий Саульский из Москвы. Заводную Сильвию Сейер (США) сменили очаровательные и профессиональные мальчишки из криворожского биг-бэнда под управлением талантливого джазмена и педагога милостью Божьей — Александра Гебеля. Надеюсь, что после этого фестиваля его заслуги будут хоть как-то официально признаны и поддержаны. Джентльмены из ОГУ отдали дань еврейско-российско-украинским корням юбиляра. А Анатолий Вапиров с Юрием Кузнецовым и группа «Вокал-бэнд», Татьяна Юоева, и шоу-группа «Доктор Ватсон», и, конечно же, Государственный камерный оркестр джазовой музыки под управлением джаз-мэтра Олега Лундстрема использовали в этот день в своих программах утесовские мелодии.

Утесовская программа концерта-открытия не диктовала участникам последующих концертов тематической направленности. Полный простор для самовыражения исполнителей и восприятия слушателей — а зал филармонии, где проходили все остальные концерты фестиваля, был неизменно полон. Попутно необходимо отдать дань одесскому зрителю, с его понимающе-заинтересованной и доброжелательной реакцией. Грустная мысль о том, что в Одессе живут гораздо более наполненной духовной жизнью, чем мы, киевляне, неизменно преследовала меня.

Не только географически — Армения, Болгария, Молдова, Литва, Россия, США и Украина, но и звуково, и исполнительски был представлен широчайший спектр современных джазовых изысканий. От виртуозной классической техники оркестра Олега Лундстрема до театрализованных, весьма спорных, но любопытных нео-декадентских изысканий Владимира Чекасина.

Считаю, что дело музыковедов и самих исполнителей-музыкантов оценить вклад фестиваля в историю развития джаза. А я могу только сказать, что праздник музыки и общения усилиями многих и многих людей состоялся. За что им низкий поклон. Для полноты картины хочу привести два интервью, которые, на мой взгляд, помогут глубже понять атмосферу этого фестиваля.

Очень хотелось получить эксклюзивное интервью у Олега Леонидовича Лундстрема, но, при всей своей общительности, он не очень-то желает оставаться с журналистом один на один, поэтому эксклюзивна только фотография, которую он подарил читателям «Зеркала недели». Оказалось, что родословная Олега Лундстрема тесно связана с Украиной. Его дед — живописец, революционер-народоволец был не просто украинских кровей — он внук родной сестры Тараса Шевченко.

— У моей матери, — рассказывает Олег Леонидович, — был «Кобзарь» первого издания, который Шевченко собственноручно подписал. Реликвия семейная, к сожалению, не сохранилась. В период репрессий, а мои родители в это время работали по контракту за границей, этот «Кобзарь» безвозвратно уплыл куда-то из нашей читинской квартиры.

Вспоминая свое возвращение на родину в 1948 году (а приехали они полным составом оркестра, с инструментами, пультами в Казань одновременно с печально известным постановлением об опере Мурадели) Олег Леонидович говорит:

— Нас хотели сделать джазом Татарской республики, а ни концертов, ни репетиций. Приехал какой-то начальник из управления культуры и говорит: «Я побывал на очень серьезном совещании, где выяснилось, что джаз народу не нужен».

А я вам так скажу: есть две характеристики, что такое патриотизм. Одна принадлежит Бернарду Шоу: «Когда слишком много начинают говорить о патриотизме, значит готовится очередная международная подлость». А есть другая, Белинский говорил: «Патриотизм — это желание воплотить у себя на родине все лучшее, что создано человечеством». Вот я придерживаюсь только этой точки зрения.

Тема, которую не удалось обсудить с Олегом Лундстремом, получила развитие в беседе с Николаем Голощаповым.

— Николай Яковлевич, джаз по природе своей несет в себе элемент высвобождения — эмоций, чувств. Но в нашей стране его так долго и упорно запрещали, что мне кажется, этапы развития этого направления искусства, как никакого другого, связано с политической свободой, поэтому у него несколько другая философская направленность. Так ли это?

— По-моему, любое искусство связано с политикой. Мы всегда говорили: у нас искусство вне политики, спорт — вне политики. Это неправда! Это всегда было политикой. Другое дело — эстетическая, интеллектуальная аура данного жанра искусства вписывается в рамки данной политики или нет. По моему мнению, джаз, с его внутренней свободой, ну, никак не вписывался в рамки любой тоталитарной системы. Джаз был искусством, запрещенным в фашистской Германии, долгие годы и у нас, вы знаете — почему? Не потому, что джаз вне политики, он несомненно в ее русле. Сегодня нашим политикам очень удобно посредством джаза «выпускать пар», если угодно. Можно дать выход той напряженности, которая в такой большой степени присутствует сегодня в нашем обществе. Что произошло с джазом? Его все время запрещали, потому что общество рвалось к свободе, независимости самоизъявления. Этого было нельзя! Разрешили. И оказалось, что джазу невероятно трудно, потому что само по себе интеллектуальное явление существовать не может. Это явление свободы демократии, о которой мы так сильно тоскуем, к которой мы так рвемся и с которой мы не знаем, что делать.

— Наверное, должно пройти какое-то время? Нужно распрямиться от многолетнего давления, осмыслить происходящее для того, чтобы его выразить в искусстве, и не только в джазе.

— Джаз — это несомненно социологическое явление. Потому что джаз является выражением какого-то определенного круга, определенного социального слоя. Начиная с самого начала: джаз был формой внутреннего протеста американских негров. Ковырнем чуточку историю джаза: это спиричуэлз, это рабочие песни, это слезы сквозь труд. Может быть, в джазе есть один колоссальный плюс — он никогда не звал к революции. Он был формой протеста против угнетения, формой жалобы о сложностях бытия, но он никогда не был «Марсельезой». Он никогда не звал на баррикады. Он говорил: нам очень трудно, но мы все-таки верим в какое-то будущее. И в этом отношении джаз, на мой взгляд, очень современен.

— Есть ли в нашем джазе какие-либо отличительные, если хотите, национальные признаки?

— Есть национальная культура: украинская, русская, немецкая, какая угодно. И она обязательно должна и будет существовать. Но есть некоторый уровень современной планетарной цивилизации, где все это нивелируется. Что бы мне не говорили — искусство не может быть предметом межгосударственного различия. Ведь мы современные люди и организуем наш быт не по национальному признаку. Я имею в виду этнографические корни. Мы обязательно должны сохранять свою культуру, но жить — по планетарным принципам. Границы, таможни, барьеры — все это уйдет. Весь вопрос — когда?

— Любое искусство, как и жизнь вообще, развивается «пикообразно», переживая взлеты и падения. На каком этапе находится сегодня джаз?

— Он, безусловно, переживает спад. Но взлеты и падения происходят внутри джаза: был диксиленд, который родился в начале двадцатых, потом просто-напросто упал; на смену ему пришел свинг — он родился, умер и упал, то же самое с поздним свингом, то же с би-боп, но осталось тело джаза. Осталась сущность джаза, психологическая, если угодно, социальная сущность. Ибо это искусство пока что отвечает психологической сущности современного человека. Поэтому джаз, думаю, со своими прогрессивными, демократическими предпосылками будет существовать столько, сколько будет существовать это сообщество.

Фестиваль закончился, но ощущение праздника осталось в каждом, кто работал для того, чтобы он состоялся, кто играл на сцене и кто слушал. И дай Бог сохранить его до следующей «подпитки» до следующего фестиваля.