ДРУГИЕ: НЕПОСТИЖИМЫЕ ЯПОНЦЫ НА ЕВРОПЕЙСКОЙ ТЕРРИТОРИИ

Усилиями кинотеатра «Жовтень» и компании «Артхаус трафик» в Киеве состоялся фестиваль «Дни японского кино», представивший четыре фильма легендарных классиков и современников: «Теплая вода под Красным мостом» Шохея Имамуры, «Королевская битва» Киндзи Фукусаку, «Куклы» Такеши Китано и «Темные воды» Хидео Наката. Такого нашествия зрителей, как в эти «японские дни», за последние годы не переживал, пожалуй, ни один киевский кинотеатр.

Можно долго говорить о прорыве восставшего из кризиса 80—90-х японского кино на мировой экран. Можно, вероятно, упомянуть о моде на определенные жанры и особенности японского кино, из которых Тарантино соорудил свой последний наивно-кровожадный киноконструктор (первая часть «Убить Билла»), а Эдвард Цвик — попсовое антиглобалистское послание («Последний самурай»). Но полностью понять это кино невозможно. Как бы нам, европейцам, этого ни хотелось, как бы мы ни напрягались, старательно перелистывая его историю в частности и историю японской культуры вообще. И не потому, что ОНИ в чем-то умнее или утонченнее нас. А исключительно оттого, что при самом усердном созерцании Фудзиямы даже самая чувствительная европейская натура, даже с самым невероятным IQ, никогда не увидит того, что заметит простой японский крестьянин. И сколько бы мы в своем уголке Европы ни повторяли со священным национальным трепетом «садок вишневий коло хати…», нам никогда и в голову не придет забросить подальше свои мотыги и мобильники, чтобы долго и молча любоваться цветущим облаком «садка». А они забрасывают все на свете — и любуются.

Просто их сакуры отцветают очень быстро — иногда в течение одного дня. Наверное, потому и стали они национальным символом того народа, который сумел так ясно осознать неимоверную быстротечность и бренность всего земного. И потому, наверное, на ИХ всегда отстраненных лицах нет привычной для европейца живости, означающей заинтересованность во всем, происходящем вокруг.

…А вообще все эти вступительные измышления — от желания заглушить чувство благоговейного страха, вызываемого тайной чужой культуры, которую никогда не удастся постичь до конца… Думаю, все четыре фильма одинаковы по силе эмоционального воздействия. Самый красивый, конечно же, «Куклы». Прославленный кинолетописец якудзы Китано создавал эту красоту тщательно и продуманно, потому что его новый фильм — о любви. Вопреки нашей достаточно расхожей ассоциации «куклы — значит, марионетки», в Японии куклы (нинге) — в первую очередь предметы с мистическим значением, предназначенные для рассматривания и любования. В древности нинге были не игрушками, а символическими изображениями богов или людей (слово «нинге» пишется двумя иероглифами, обозначающими «образ человека»). Китано соединил классический прием японской литературы — построение сюжета путем нанизывания одна на другую новелл, в результате чего каждая из них воспринимается как отдельное произведение, — и атмосферу представлений традиционного кукольного театра Бунраку. Герои трех его новелл — собирательные образы-носители тех составляющих, из которых, по мнению режиссера, зарождается истинная любовь: жертвенность и осознание ответственности за любимого. Такая любовь связывает двоих вечными невидимыми узами — вопреки внешним, видимым препятствиям. Не случайно Савако, девушка из той пары, чья история проходит лейтмотивом через весь фильм (впрочем, как и сама пара, проходящая мимо героев остальных новелл), в кульминационном эпизоде появляется в красно-белом одеянии: кимоно такого цветового сочетания — традиционный наряд японской невесты (стилизованная под кимоно кофта, в которую одета Савако, словно обрывок свадебного наряда — видимо, как символ несостоявшейся свадьбы девушки и ее любимого). «Куклы» лишены драматического надрыва изломанных судеб. Это очаровывающий своим красочным спокойствием рассказ о главном человеческом «кукловоде» — Любви.

Красный цвет в японской традиции — символ женственности. Об этом думаешь постоянно, когда смотришь «Теплую воду под Красным мостом» — удивительную историю женщины, извергающей потоки воды во время занятий любовью. Наверное, только мужчина, проживший насыщенную колоссальным опытом жизнь (Имамура снял «Теплую воду» в 76 лет), способен понять и выразить Абсолют, составляющий суть женщины: потребность любить и быть любимой. Если эта потребность нереализована, она невыносимой болью переполняет женщину до краев, вырываясь наружу в негативных проявлениях (когда из лишенной любви героини начинает капать накопившаяся вода, женщина начинает воровать в супермаркете продукты). И лишь любовь может сделать эти воды плодоносными и животворящими (там, где протекает вода, источенная героиней, распускаются цветы и на радость рыбакам собираются диковинные рыбы).

Вода, как архетип глубин подсознания, «плещется» и в другом фильме — на сей раз растекаясь волнами трансцендентного ужаса. «Темные воды» Хидео Накаты критики почему-то признали более страшной, более глубокой, но в то же время более доступной пониманию картиной, чем «Звонок». Относительно приемов, которыми режиссер пытался вызвать зрительский страх, можно поспорить — в «Звонке» они ему все-таки удавались лучше. Но что касается глубины и доступности, здесь критика права. Если не вдаваться в наукообразный анализ, которому подвергли «Темные воды» некоторые киноведы, видимо считающие себя бесспорными знатоками японской мифологии и японского же национального мышления, «Темные воды» хочется признать блистательным примером того, как в формате банального фильма ужасов можно создать завораживающую легенду о жертвенности родительской любви.

О том, что происходит, когда между родителями и детьми возникает пропасть непонимания, о разрыве поколений рассказывает «Королевская битва» Киндзи Фукусаку. Действие своего очередного социального манифеста Фукусаку помещает в Японию будущего: чтобы приструнить вышедших из повиновения подростков, правительство санкционирует милитаристскую игру на выживание, в которой детей заставляют участвовать под дулами автоматов. Кровавая бойня на отдельно взятом острове — модель реальной жизни. Рано или поздно перед каждым возникает выбор — выиграть или проиграть, чтобы собственно выжить. Если выиграть — то какой ценой? Если проиграть, кто ты в этом случае — малодушный размазня или благородный человек, не желающий следовать законам джунглей?