До свидания, дети

Поставив театральную фантазию «Фердидурке» по роману Витольда Гомбровича в Черкасском облмуздрамтеатре имени Тараса Шевченко, Сергей Проскурня призвал своих актеров и зрителей всерьез и надолго впасть в детство.

«У каждого своя фердидурке» — такие слова Сергей Проскурня сделал лозунгом своей театральной фантазии по мотивам романа Гомбровича. Действительно, если верить мятежному гению польской литературы, все наши жизненные коллизии, все литературные сюжеты, все секреты человеческого существования сводятся к одному противостоянию — столкновению зрелости и незрелости. Этой вечной проблеме Гомбрович так или иначе посвятил все свои произведения — романы «Порнография», «Космос», «Трансатлантик», рассказы, несколько пьес, обширные «Дневники», а также свой первый роман «Фердидурке», написанный в 1938 году. Много лет назад Милан Кундера назвал это творение настоящим бракосочетанием литературы и философии, экзистенциалистским продолжением старинной традиции комического романа. Впрочем, любые попытки свести творчество Гомбровича к какой-то постоянной формуле также подпадают под действие его магической мудрости. Бурлескный, балаганный, буффонадный Гомбрович всегда иронически усмехается из-за плеча премудрого интерпретатора, уподобляя его речь писклявому «цып-цып-цып!» профессора Т.Пимко из «Фердидурке». Не потому ли как название своего дебютного («незрелого»!) романа Гомбрович взял непостижимый неологизм, да еще даже не побеспокоился о том, чтобы растолковать его смысл читателям, вынуждая наиболее «зрелых» из них смущаться при первом взгляде на обложку. Объяснение все равно нашлось: fair d’hideurque на французском вроде бы означает «измываться», точнее — натягивать на кого-то безобразную морду. Следовательно, фердидурке у каждого своя. У каждого из нас персональная история репрессированной незрелости, утраченной невинности, загубленного детства, иногда возвращающиеся к нам в форме депрессивного синдрома, внезапной вспышки «детскости» или в виде театральной постановки.

Для Сергея Проскурни, незабываемого Мацапуры украинского театра, чьи круглые очки и лоснящиеся сапоги так же таинственно блестят сквозь мрак театральной жизни, его первая за десять лет драматическая постановка стала попыткой постичь свою собственную фердидурке. Именно на черкасской сцене 21 год назад Проскурня дебютировал как режиссер. Конечно, у постановщика «Фердидурке» не могло не возникнуть соблазна придать определенную символичность своему жесту возвращения к режиссуре. Для того чтобы адекватно поставить Гомбровича, необходимо впасть в детство. Действительно освободиться от диалектики зрелости-незрелости, выйти далеко за пределы этих абстрактных понятий. Чтобы осуществить это, Проскурне довелось возвратиться в Черкассы, а тамошним актерам — целое лето играть в детсад, проводя репетиции с помощью считалок, дразнилок и детских игр. Освобождение от бремени академического актерства, как водится, потянуло за собой переход артистов в статус марионеток под властью режиссера-демиурга.

Театральная фантазия «Фердидурке» начинается задолго до третьего звонка. Актеры, одетые во что-то среднее между школьной униформой и военной робой (костюмы Наталии Ридванецкой), приглашают публику с улицы в театр, проверяют билеты и продают программки, играют в мяч и стреляют у публики деньги просто в фойе. Сцена театра шокирует своей обнаженностью. Никаких декораций — даже весь незнакомый чужаку театральный хлам, прячущийся за ними, исчез, обнажив коричневую каменную стену с ребристыми батареями такого же цвета, окошко высоко вверху и вполне аутентические двери с надписью «Выход». Правда, со временем на сцене появится небольшой подвижный ящик, на протяжении спектакля превращающийся то в классную комнату, то в машину времени, то в крематорий, то в господское имение. Зрители буквально придавлены этим жутковато-пустым сценическим пространством, с высоты которого на них время от времени светит ослепительный голубой луч. Неизвестно откуда, из глубин памяти, выныривают личные, но одинаковые для всех ассоциации: безысходность первого дня в детском саду; ожопусивание (прошу прощения — выражение Гомбровича!) среди напыщенных ровесников; вес коричнево-каменного перерыва между уроками. По сцене передвигается толпа знакомых еще с фойе «одноклассников». Их марионеточность вполне оправданна, ведь существуют они под весом своего «жопусика» — еще один неологизм Гомбровича, который не поддается однозначному переводу; в оригинале звучит «пупа» — поэтому кое-кто истолковывает производное от него как «опупение», поистине непередаваемое словами состояние! Начинается спектакль с «опупения» на школьной площадке для игр. Сергею Жуку, исполнителю роли Юза Ковальского, тридцатилетнего писателя, которого коварный проф. Пимко «ожопусил», уменьшив в размерах и отдав в гимназию, не остается ничего иного, как на протяжении всего действа натягивать на себя одну и ту же маску обиженно-перепуганного подростка. Чудеса гротесковой мимики демонстрируют и остальные актеры — а именно Александр Павлютин и Анатолий Книшук в сцене школьного поединка между Сифоном и Ментусом или Татьяна Крыжановская и Валентина Наталушко в эпизоде «Филидор с детской душой». Проскурня вплотную отнесся к тексту романа, разделив спектакль на четырнадцать эпизодов в соответствии с количеством глав «Фердидурке». Некоторые из эпизодов вообще не воспринимаются зрителем, неподготовленным чтением Гомбровича — тем не менее все они создают кабареточный дух спектакля.

Вообще же взяться за находки сценических эквивалентов всех без исключения проявлений фантазии Гомбровича мог лишь настоящий театральный авантюрист. Недаром Проскурня определил собственный спектакль как «театральную фантазию». «Фердидурке» Проскурни — это поединок с романом Гомбровича, своеобразное соревнование образов. В сценическом действии намешаны различные временные и пространственные маркеры: в упомянутом эпизоде «Филидор с детской душой» доцент Степан Лопаткин из Москвы в исполнении Сергея Боброва является двойником Путина; речь проф. Пимко перед учениками завершается словами «Черкассы, 1 октября 2004 года» (дата и место премьеры театральной фантазии); Александр Кузьменко в роли Копирды на протяжении спектакля сосредоточенно читает украинское издание «Фердидурке» в переводе Андрия Бондаря (который, собственно, использовал Проскурня); а в эпизоде «Предисловие к Филиберу с детской душой» вся актерская толпа усаживается на пол, достает украинский перевод Гомбровича и начинает поочередно декламировать. Неторопливый, затягивающий темпоритм спектакля не отпускает долго после его окончания. Не навязав зрителям на протяжении спектакля ни единой оценочной эмоции, никакого чувства гнева, негодования или, наоборот, сочувствия, Проскурня смог создать зрелище, действительно заставляющее задуматься над собственным «взрослым» способом существования, и хотя бы на минутку, хотя бы в каком-то одном бессмысленном поступке возвратиться к собственной незрелости. Вспомнить свое персональное фердидурке и вслух сказать: до свидания, дети.