Демократия и небоскребы

Представьте, что среди жителей Киева была распространена анкета с двумя вопросами. Первый: «Желаете ли вы возведения на Европейской площади 40-этажного офисного центра, который будут арендовать представительства самых мощных всемирных компаний?» Второй: «Желаете ли вы возведения на Европейской площади 40-этажного жилого комплекса, в котором вы гарантировано и бесплатно получите квартиру?» Ну, можно еще для полного охвата всех мнений граждан присовокупить подпунктик «Оба варианта не устраивают». Как вы полагаете, какой вариант ответа наберет больше всего голосов? Наверное, все-таки второй, несмотря на его очевидную маниловщину и популизм. И причины тут не только узко обывательские — проснуться утром и видеть в одно окно святую Софию, а во второе — лаврскую колокольню и Днепр до самого Канева. Большинство жителей столицы не понимают и не знают логики идеологии градостроительства и с небезосновательным ужасом ожидают появления очередных плацдармов, окруженных зелеными непроницаемыми заборами и нашпигованных строительными механизмами. Еще бы не пугаться — рекорды безвкусия, поставленные при реконструкции Майдана Незалежности, заставляют дуть и на холодное. «Защитим наш древний Киев!» Красивый и благородный лозунг. Но если его суть — прекращение какой бы то ни было архитектурной деятельности в столице, то это путь к консервации проблем и неминуемому упадку. Киеву все еще трудно осознать себя главным административно-культурным центром одной из крупнейших европейских стран. И как ни печально это признавать, несмотря на свой весьма почтенный возраст, наша столица обладает слабым историческим скелетом. Ни один клочок территории Киева не может положа руку на сердце назвать себя Старым городом. И это касается не только архитектурной среды седых домонгольських времен (в областном центре Чернигове памятников того периода сохранилось больше, чем в «матери городомъ Рускымъ»). Не столь уж отдаленный от нас ХІХ век тоже существует в Киеве лишь фрагментарно.

Бесспорно, самый страшный удар городу на днепровских кручах был нанесен в советские времена. Перефразируя Владимира Винниченко, можно сказать: «Архитектурную историю Киева невозможно читать без брома!» Но и предшествующие века мало хорошего принесли Киеву. Не прошло и месяца после Переяславской рады, а уже московские воеводы представили царю планы по «охранению града Киева». На практике это означало горячечное строительство на месте старинного «града Ярослава» оборонных сооружений, которое велось «всеми людьми днем и ночью». Упорное сопротивление киевского митрополита Сильвестра Косова, защищавшего интересы киевской общины, было преодолено. Исторические источники не оставили упоминаний о пикетах и палаточном городке перед резиденцией пришлых градоначальников. Но о традиции игнорирования властями общественного мнения можно говорить опроделенно. Припаленный Крымской войной 1831—1856 годов хвост вынудил империю выдумывать новые схемы линий обороны в будущих войнах. Очередной бедой для Киева стало детище генерал-инженера Эдуарда Тотлебена — цепь больших и малых крепостей, эквивалентных по материальным и финансовым затратам разве что Великой китайской стене, вновь бездумно искромсавших город. Вам никогда не казались абсурдными стены с бойницами вокруг лавры? Если этот периметр обороны выстраивали вокруг святыни православия, следовательно, стратеги предполагали, что потенциальный супостат полезет штурмом в лоб на крутые склоны, конечно, после серьезной артиллерийской подготовки. Или, может, предполагалась, что дымящиеся развалины Успенского собора будут замечательным пропагандистским козырем против варваров-антихристов... Враг на лобовою атаку так никогда и не решился, поэтому пришлось использовать собственные резервы взрывчатки...

Неистребимы традиции разрушения выдающихся творений предшествующих поколений! Зато всегда находятся более уважительные причины для того, чтобы не решать неотложные проблемы города. В своих воспоминаниях об Александре Довженко писатель Юрий Смолич писал, что после каждого путешествия по Киеву «Сашко яростно ругал руководителей городского совета, которые никак не сподобятся снести старые лачуги и возвести на их месте приличные дома». Раздражали Довженко и послевоенные здания Киева, в частности «расписанный под торт» дом на углу Крещатика и Карла Маркса (ныне Городецкого). Не дожили вы, может, и к счастью, Александр Петрович, до расцвета хрущевского «баракко», ведь от этого зрелища ваше сердце разорвалось бы еще тысячу раз).

Я не случайно упомянул в начале статьи о небоскребе на Европейской площади. Вполне возможно, нас ожидает очередная метаморфоза очередной киевской площади. Первым этапом этого действа можно считать демонтаж здания, своими толстыми ногами-колоннами выступавшего за красную линию застройки Крещатика, и исчезновение которого, пожалуй, не тронуло даже сверхчувствительную душу. Но это еще не все. Намедни завершился очередной конкурс архитектурных проектов реконструкции и перестройки Европейской площади. Каждый желающий мог ознакомиться прямо на Крещатике, в Главном архитектурном управлении Киева, со всеми работами — участницами соревнования за лакомый инвестиционный кусок, который гарантирует ООО «Грааль». Общая реакция мещан Киева вполне ожидаема. «Как? Небоскреб на Крещатике? Это нехорошее решение». Впрочем, толпы желающих озаботиться близкими и вполне реальными архитектурными перспективами Киева перед проектами не выстраивались.

Довольно просто выписывать газетные заголовки в стиле рекламы уэлсовской «Войны миров» — «Монстр над городом!» Страшно, но бессодержательно. Американские архитекторы так называемой чикагской школы тоже горя натерпелись от подобной контрпропаганды консерваторов, усматривавших угрозу традициям в небоскребах, появившихся, опередив время, как раз в тех краях. Впрочем, выдающийся американский архитектор Фрэнк Ллойд Райт, автор первого в мире небоскреба, почти без иронии называл Микеланджело, создавшего собор святого Петра, что тот «поставил Пантеон на Парфенон». Кстати, наша родная лаврская колокольня, построенная более 250 лет назад архитектором Шеделем, была самым высоким в то время сооружением Российской империи (кремлевский Иван Великий не дотягивал до нее восемь саженей). Если разделить ее почти стометровую высоту на этажи, то вполне можно прилепить к ней ярлык 40-этажного чудовища на днепровских склонах. Доказательством того, что суть не в высоте сооружения, а в его эстетических качествах, является то, что звание монстра прочно и заслуженно удерживает в своих железных руках женщина, тяжелая, словно архитектурная судьба Киева. Собственно говоря, со времени возведения этого монумента следовало бы прекратить дискуссию о силуэте правобережной части Киева — эта гармоническая кривая утрачена бесповоротно. Небоскребом больше, небоскребом меньше — не столь важно, главное — учитывать архитектурную аксиому Витрувия: польза, крепость, красота.

Строительные конвульсии в исторической части Киева заставляют думать о какой-то стратегической градостроительной ошибке столицы — жить престижно — в центре, работать престижно — в центре, отдыхать престижно — в центре. Возведение новых мостов лишь только увеличит утренний транспортный поток в эту часть города. Вполне логичный спрос на территорию будет выдавливать из ее тела «скайреперы», и будет над Днепром эдакий остров Манхеттен, хотя пока что это больше похоже на пародию Шанхая.

Закономерно было бы поинтересоваться, как выкручивались из аналогичных урбанистических ловушек, например, наши будущие собратья по Евросоюзу. 1958 год. Франция. Париж. Центр — сплошная история. Места не хватает не то что для новостроек — даже для автомобилей. А тут еще и экономика вверх пошла одновременно с кризисом в колониях. Народ бежит из Африки. Французы прилагают усилия — проектируют и, что наиболее странно для нас, к 1989 году все-таки воплощают в реальность организацию пространства на западной окраине Парижа — новый район Дефанс. 650 фирм, объединив усилия, выстроили несколько десятков высоток от 20 до 40 этажей, жилье на 100 тыс. жителей, загнали куда-то под ноги транспорт, не забыли о 25 гектарах простых и семирамидных парков. И весь этот комплекс с помощью Большой арки (1982 г.) замыкается на главную градостроительную ось Парижа — Триумфальная арка — Елисейские поля — Лувр. Взгляните на апофеоз градостроительного упадочнического расцвета 1960-х годов — район, который Павло Загребельный в своем романе «День для грядущего» называл «фантастическим Русановским массивом над Днепровским заливом». То, что и выдающиеся мастера пера иногда ошибаются, легко аргументируется сравнением количества мемориальных досок писателям на Печерске и в «Киевской Венеции» — не меняли почему-то корифеи свои квартиры в Липках на «фантастические». Но, как говорят наши собратья по ЕЭП, — нет худа без добра. Эта малопрестижная ныне территория в превосходном месте (из каждого окна и Лавра видна, и Днепр, и кручи) могла бы превратиться в эдакий Дефансище — транснациональные корпорации горло друг дружке будут грызть за каждый квадратный метр. Нет, не существует таких планов.

Да и городской голова Александр Омельченко что-то растерял свой прорабский задор — говорит, что вообще ничего вновь построенного на Европейской площади не хотел бы видеть. Стоило ли огород городить — уж сколько времени и денег угрохали в разработку идей и архитекторы, и инвесторы. Ну что же, подождет площадь еще немножко, хоть и не привыкать ей к перестройкам и переименованиям. За несколько сотен лет своей истории она уже была и безымянной, носила официальные и народные названия: Конная (когда-то там была конная станция, так что проектирование паркингов можно считать продолжением традиции), Театральная (там стоял первый киевский театр, построенный в 1804—1806 гг., разобранный в 1851 г.), Ивановская (ведь на ней киевский градоначальник Иван Фундуклей поставил за свои средства фонтан, который сразу начали называть Иваном), Царская (в честь чудесного спасения во время железнодорожной катастрофы царя Александра ІІ), Третьего интернационала (ну, тут причины объяснять не нужно), Сталина (без комментариев), Ленинского комсомола (с 1961-го — хрущевская оттепель боролась с культом). И, наконец, Европейская (возможно, как воспоминание об отеле «Европейский». Вместо него возвели музей Ленина (теперь Украинский дом), а быть может, причина такого названия — наш евроинтеграционный флюгер)...

Дождемся четвертого тура конкурса реконструкции площади. Может, тогда станет понятно, какие ветры веют над европейской столицей.