ДАНТЕАНА НА ФОНЕ ПОРТРЕТА ВРЕМЕНИ

Изобразительная Дантеана почти такая же давняя, как и «Божественная комедия». Ее открывают миниатюры старинных рукописных кодексов — наивно-тщательные в своей обстоятельности и реальности восприятия дантовского внемирья. Она подарила человечеству невероятные взлеты изысканных, полетных рисунков Сандро Боттичелли, преисполненных экспрессии композиций Уильяма Блейка, тяжелых, изогнутых, но сохраняющих человеческое естество фигур Огюста Родена.

Она породила и немало качественных произведений искусного ремесла — например композиционно сбалансированные и тщательно обработанные, но безмерно далекие от бурления дантовских страстей гравюры Гюстава Доре.

Взяться за иллюстрации к Данте сегодня — большая ответственность. И большой риск. Уж очень сильны наслоения штампов.

Более тридцати лет назад редактируемый Дмитрием Павлычко «Всесвіт» напечатал серию дантовских композиций молодой киевской художницы Ольги Петровой. Эти иллюстрации не начинали украинскую художественную Дантеану как таковую. Ведь до них были иллюстрации Григория Гавриленко к киевскому изданию «Новой жизни» (1965), удачно продолжающие графическую традицию, начатую, вероятно, еще Боттичелли. Или иллюстрации Бориса Крюкова к почти одновременному испаноязычному буэнос-айресскому изданию «Комедии», стилистикой отсылавших к фрескам Джотто и Орканья.

Но композиции Петровой стали настоящим прорывом. С одной стороны — тщательная классическая завершенность. С другой — преисполненные экспрессии трагические, уродливые, вдохновенные, но во всяком случае человеческие в своей неповторимости фигуры.

Вот — никчемные, те, кого даже не пустили в Ад, поскольку они всегда пытались быть в стороне от борьбы:

И я, с главою, ужасом стесненной: «Чей это крик? — едва спросить посмел. —

Какой толпы, страданьем побежденной?»

И вождь в ответ:
«То горестный удел

Тех жалких душ,
что прожили, не зная

Ни славы,
ни позора смертных дел.

И с ними ангелов дурная стая,

Что, не восстав, была и не верна

Всевышнему, средину соблюдая.

Их свергло небо, не терпя пятна;

И пропасть Ада их не принимает,

Иначе возгордилась бы вина».

Рисунок Ольги Петровой — это и высокое философское обобщение, и моральное осуждение тех, в адрес кого Вергилий мог бросить короткую фразу «Guarda e passa» — «Посмотри — и дальше». Но в то же время — это и точно то, что увидел Данте (и описал увиденное в знаменитых строках ІІІ песни «Ада»):

Признав иных, я вслед за тем в одном

Узнал того, кто от великой доли

Отрекся в малодушии своем.

И понял я, что здесь вопят от боли

Ничтожные, которых не возьмут

Ни Бог, ни супостаты божьей воли.

Вовек не живший, этот жалкий люд

Бежал нагим, кусаемый слепнями

И осами, роившимися тут.

Кровь, между слез, с их лиц текла

И мерзостные скопища червей

Ее глотали тут же под ногами.

Почти то же можно сказать и об остальных композициях Ольги Петровой к «Божественной комедии». Казалось бы, этим литографиям прямой путь на страницы изданий дантовской поэмы. Но этого момента пришлось ждать еще три десятилетия. Вместо этого художница становится на определенное время прежде всего искусствоведом.

В своей кандидатской диссертации «Данте Алигьери в толковании художников («Божественная комедия» в изобразительном искусстве ХІV—ХХ столетий)» (защищена в 1974 году в Москве) Ольга Петрова пыталась теоретически (и, возможно, прежде всего для себя самой) ответить на вопрос: каким путем идти при иллюстрировании Данте — путем сюжетного пересказа или зрительной ассоциации? Что важнее — сюжет или дух произведения? И насколько возможно выразить одновременно сюжетное действие и его философский подтекст?

Отход «на исследовательский путь» был для Ольги Петровой в значительной мере политически мотивированным способом «внутренней эмиграции». Дело в том, что в идеологическом отделе ЦК КПУ дантовские иллюстрации Ольги Петровой были немедленно названы «сюрреализмом». Разгромный вывод опирался на рецензию маститого классика украинского советского изобразительного искусства Василия Касияна. Следовательно — перед молодой художницей автоматически закрывалось большинство киевских дверей, издательства отказывались от уже сделанных заказов, соответственно корректировались планы выставок...

В определенном смысле Ольга Петрова разделила судьбу всего поколения «шестидесятников», подавленного заморозками начала семидесятых.

А тогда, в шестидесятые, все было весьма обнадеживающим. Молодая выпускница графического факультета Украинского полиграфического института имени И.Федорова (класс композиции и рисунка Михаила Иванова) Ольга Петрова кометой ворвалась в бурную художественную жизнь Киева. Было немало художественных контактов и вне столицы — прежде всего с художниками Львова и Ужгорода, куда Ольга Петрова впервые попала еще студенткой.

Впрочем, в отличие от значительной части коллег-художников, Ольга Петрова никогда не замыкалась в сугубо художническом кругу. На те же студенческие годы приходится ее знакомство с гениальным режиссером Сергеем Параджановым, оказавшее большое влияние на формирование творческой личности художницы. Во время поездки в Грузию Ольга Петрова открывает для себя храмы Кахетии и Картли, древние святыни Армении — неисчерпаемый источник художественных интенций.

Но отнюдь не меньшее значение имело для молодой художницы общение с людьми, чьи имена ассоциируются сегодня с украинским культурным возрождением шестидесятых. Центральное место среди них занимает фигура Григория Кочура — уникального эрудита, переводчика с трех десятков языков, в ирпенском доме которого собиралась талантливая молодежь и признанные метры слова.

Сегодня незаангажированному читателю непросто понять, какое место занимал в системе украинской культуры перевод. Тем не менее следует помнить: со времен Пантелеймона Кулиша и Михаила Старицкого перевод не столько выполнял ознакомительную функцию, сколько утверждал саму украинскую литературу. Переводя Библию, трагедию Шекспира или сербские песни, Старицкий и Кулиш доказывали: украинский язык отнюдь не «наречие», пригодное только для «домашнего употребления», а литература на этом языке абсолютно полноправна в кругу других мировых литератур. Эту опасность, которую нес украинский перевод, очень быстро поняла имперская власть. И «оргвыводы» не заставили себя ждать. Перевод на украинский язык был запрещен полностью. Ибо разрешить перевод Святого письма и мировой классики на «малороссийское наречие» означало бы вместе с тем признать — это «наречие» в действительности является полноценным языком, а носители этого языка — отдельным большим европейским народом. В советские времена методы головомоек относительно перевода изменились. Но и здесь ведущие переводчики, которые самим своим существованием невероятно поднимали планку национальной культуры, оставались опасными.

А в шестидесятые одним из самым ярких явлений украинского культурного ренессанса стал переводческий тандем Григорий Кочур — Николай Лукаш. Они были очень непохожие. Сдержанный, внешне даже немного суховатый, неизменно ироничный Г.Кочур и взрывной, импульсивный, часто непредсказуемый в поведении Н.Лукаш. Вокруг Г.Кочура объединялся большой круг переводчиков, писателей, просто людей, влюбленных в украинскую культуру. Н.Лукаш имел славу гения моцартианского образца. Но по таланту они были равны— а значит, оба несли опасность шаблону «украинской советской литературы социалистического реализма», который активно насаждали сверху. Поэтому оба были опасны.

Расплата за талант и вольнодумство пришла в начале семидесятых. А пока что именно в ирпенском кружке Г.Кочура Ольга Петрова познакомилась с Иваном Свитличным, Иваном Дзюбой, Михайлиной Коцюбинской и Николаем Лукашом, который только что начал тогда свой перевод «Дон Кихота» Сервантеса (к сожалению, этот гениальный перевод мастеру так и не суждено было завершить — он вышел уже посмертно, и часть разделов в нем были переведены Анатолем Перепадей). Именно иллюстрации к «Дон Кихоту» стали дипломной работой Ольги Петровой, а публикацию их в журнале «Ранок» в 1967 году сопровождала вступительная статья И.Дзюбы.

Именно тогда Ольга Петрова иллюстрирует прозу и поэзию В.Шевчука, В.Дрозда, И. Жиленко, Н.Винграновского, Е.Харчука, других авторов-«шестидесятников». Наконец, тогда же начинается работа над Данте. Не случайно моделью гордого Фаринати из Х песни «Ада» — несокрушимого гибелина, который, терпя мучения в огненном гробу, горделиво усмехался, — для художницы был один из ведущих лидеров этого неповторимого поколения украинского культурного возрождения.

Расплата началась в начале семидесятых. Кочура и Лукаша выгнали из Союза писателей, и на протяжении десятилетий они не могли печататься. Многие потеряли работу. Несколько десятков вольнодумцев пополнили список узников мордовских, уральских и сибирских лагерей. Кое-кто — покаялся. Среди них и тот, кто должен был олицетворять несокрушимого Фарината. Поэтому сюжет так и не был завершен…

Со временем первый полный украинский перевод «Божественной комедии» пера Евгения Дробязко выходит в сопровождении тщательно выполненных, но по сути своей ремесленнических гравюр Гюстава Доре. Вопрос об участии Ольги Петровой в иллюстрировании этого издания даже не возникал.

Саму же художницу спасла, наверное, «творческая эмиграция» в Москву, защита во Всесоюзном институте теории искусств уже упоминавшейся диссертации на тему Дантеаны в мировом изобразительном искусстве. Ольга Петрова становится известным искусствоведом. Она входит в круг ведущих российских интеллектуалов, у многих из них отношения с системой также были весьма напряженными. Но все же защищенная диссертация означала определенный общественный статус, возможность преподавательской работы.

Переломным для Дантеаны Ольги Петровой становится 1975 год. Ее литографии к «Божественной комедии» попадают на выставку, проводившуюся в родном городе Данте, — по счастливому стечению обстоятельств Флоренция была городом-побратимом Киева. И здесь работы Ольги Петровой сопровождает настоящий триумф. О них одобрительно говорит не только Папа Павел VІ (эта оценка вряд ли принесла художнице пользу на ее родине), но и «большой друг советского народа, художник-коммунист» Ренато Гуттузо. А таким признанием в СССР пренебрегать не могли. Ольгу Петрову наконец принимают в Союз художников, ее литографии закупает Государственный музей книги и книгопечатания.

Наверное, нет смысла рассказывать дальнейшую творческую биографию художницы, которая постепенно отходит от графики и все более утверждает себя как один из ведущих украинских мастеров станковой живописи. Список ее персональных выставок в 1990 годы поражает как географией, так и палитрой восхищенных откликов. В 1993 году кандидат искусствоведения Ольга Петрова становится доктором философии. Ее охотно приглашают ведущие украинские и западные университеты.

Наконец, литографии к «Божественной комедии» закупает Библиотека Британского музея в Лондоне — и они оказываются совсем рядом с галереей Тейт, где хранятся гениальные композиции на дантовскую тему Уильяма Блейка.

Но только в прошлом году выходит из печати книга «Здолавши півшляху життя земного…» — «Божественна комедія» Данте та її українське відлуння», где впервые иллюстрации Ольги Петровой выполняют свое начальное предназначение — сопровождают украинский перевод «тройной поэмы» великого флорентийца.

Обновленный взгляд на литографии Ольги Петровой, сделанный через три десятилетия после их появления, дает ключ к решению проблемы, которую сама художница сформулировала в одном из своих исследовательских трудов. Настоящие иллюстрации к Данте вполне могут соединять и сюжетный пересказ, и зрительные ассоциации, передавать философский подтекст поэмы.

Если, конечно, художник подходит к иллюстрированию Данте с той творческой планкой, с которой это делали когда-то Сандро Боттичелли, Уильям Блейк или Огюст Роден. Или как это сделала в Украине Ольга Петрова.