ЧЕЛОВЕК ЕСТЕСТВЕННЫЙ

Я пытаюсь читать и собирать все, что у нас пишется о Пабло Пикассо. Однажды наткнулся на статью «Гений и женщины» в популярном киевском журнале. Дойдя до фрагмента о взаимоотношениях великого испанца с французской художницей Франсуазой Жило, был немало удивлен цитатой из ее воспоминаний: «Он положил меня на кровать и водил рукой по моему телу, как делает это скульптор, чтобы убедиться, идеальной ли формы статуя. В его взгляде отражались восторг и нежность…».

Вроде бы автентичный текст. Но откуда? Ссылки нет, и посему, придя домой, откапываю в рукописных недрах собственный перевод мемуаров, написанных Ф.Жило в соавторстве с американским критиком К.Лейком. Сверяю с оригиналом и окончательно убеждаюсь, что под пером автора этого женского журнала испарились поэзия, драма и сама суть действа.

Да, Пабло и Франсуаза познакомились в 1943 году. Ему было не 62, а 61, ей - не 22, а 21 год. Из контекста статьи выходит, что она стала очередной «любовницей» знаменитого маэстро. А в действительности? Женой! Они-то заключили гражданский брак…

Дело вот в чем. Когда в Париж нагрянула труппа Сергея Дягилева, это вызвало фурор не только в среде театралов, но и в художественной богеме. Еще бы! Декорации для «Русского балета», кроме того же Дягилева, создавали не менее оригинальные русские и украинские мастера. Достаточно назвать гениального киевлянина Казимира Малевича, искусство которого, по его собственному признанию, лучше понимали наши полуграмотные ткачихи, чем многие выпускники Академии художеств.

Так вот, Пикассо - тогда уже кубист - не мог не заинтересоваться коллегами с той самой европейской окраины, где сначала Александр Богомазов, а затем Кандинский заложили и теоретические, и прикладные основы абстракционизма. Вскоре Пикассо стал в труппе своим. И знаете, почему? Да потому, что его наповал сразила Ольга Хохлова. Не художница - балерина. Не самая выдающаяся. И совсем даже не выдающаяся. Если же по правде - никакая. Но чрезвычайно красивая. А вдобавок - княгиня!

Последнее обстоятельство сыграло роковую роль в этой истории. Вообще, в жизни, в судьбе Пикассо. Наверняка сработал какой-то фрейдистский фактор: ему оч-чень захотелось жениться на княгине. И он добился-таки своего: через год Пабло и Ольга обвенчались. Обряд состоялся в православном соборе Александра Невского. Они также подписали брачный контракт, по которому их имущество стало общим и подлежало разделу пополам, если бы дело дошло до развода. Дошло…

По-моему, на каком-то этапе мужчина и женщина, т.е. муж и жена, должны расстаться. Во всяком случае, так должно быть и так есть в свободном обществе, к которому мы все, со своими консервативными привычками, предубеждениями, комплексами стремимся. Это подтверждает и вся долгая жизнь Пикассо.

Пабло и Ольга оказались совершенно разными людьми. Он был целиком поглощен творчеством. Она, оставив балет, стремилась к великосветским развлечениям. В конце концов они так надоели друг другу, что доходило не только до скандалов, но и до драк. Случалось, что муж таскал жену по паркетам их замка за волосы… Испанская кровь, черт побери!

А когда в 1927 году художник влюбился в случайно встреченную Марию-Терезу Вальтер, семейная жизнь стала вообще невыносимой. Пабло жил естественной жизнью: старая любовь умерла, новая родилась. При чем здесь контракт и даже венчание? Но Ольга смириться с реалиями не хотела и не могла. Она неистово ревновала мужа, которого давным-давно потеряла, к 17-летней девушке с голубыми глазами.

То же касается Ф.Жило. Автор журнальной публикации утверждает: «Единственной законной жене Ольге Хохловой Франсуаза устраивала сцены, когда Пикассо проводил лето с сыном на юге Франции. Занятый своей работой, Пикассо не собирался вникать в вульгарные сцены, которые Франсуаза устраивала Ольге, даже надеясь, что когда-нибудь они из-за него подерутся. Так в конце концов и случилось. Выиграла Франсуаза…». Все так, да только наоборот. На момент знакомства Пикассо и Жило он свыше 7 лет жил совершенно отдельно от «единственной законной». И это Ольга, страдавшая депрессией, безуспешно донимала фактически бывшего мужа и его очередных незаконных жен.

Собственно, нет ответа на простенький вопрос: а почему же супруги Пикассо не развелись? «Пабло пытается оформить развод, но ему удается только поделить имущество». Каким образом? На глазок? Но картины и скульптуры так никто не делит. Это целый процесс, который не может не иметь под собой юридическую основу. А вдруг потом кто-то из наследников предъявит претензии на неоформленные должным образом шедевры! Кстати, после смерти Пикассо так и случилось: раздел его имущества длился годами и десятилетиями…

Дело вот в чем. Во-первых, Пикассо был гражданином Испании. После прихода Франко к власти художник стал персоной нон-грата у себя на родине и не мог представить французскому суду все необходимые для процесса документы. Во-вторых, Ольга сама не давала согласия на развод. Причин несколько. Насколько я понимаю, она, возненавидев Пикассо, надеялась на то, что тот вот-вот прикажет долго жить, а все имущество станет достоянием ее и их сына Поля… А Пабло работал, сходился с новыми «любовницами», которых сам считал женами, затевал новых детей и никак не собирался на тот свет.

Франко сохранял власть, Пикассо оставался невъездным и жизнь протекала по принципу «Ни брака - ни развода».

Пабло был старше Ольги на 10 лет, Марии-Терезы - на 28, Франсуазы - на 40 лет. Ну, никак он не старел. А Ольга чахла, хирела, болела. В конце концов, в 1955 году мадам Пикассо, урожденная Хохлова из Нежина, умерла в Каннах. Шел ей тогда 66-й год.

Таким образом, у Франсуазы совершенно не было нужды доказывать свое превосходство: это все, в первую очередь ее возлюбленный (да-да, он таки признался ей в любви, как и она ему!), видели невооруженным глазом. Собственно, об этом свидетельствует и эпизод из воспоминаний Жило.

Только в книге он передан иначе. Привожу контекст в том виде, по тому своему переводу, который еще в середине 70-х гг. я передал редакции журнала «Всесвіт».

Во время одного из визитов Франсуазы в мастерскую Пикассо на улице Гранд-Огюстен (Великих Августинов) он остановил ее посреди одной из комнат и сказал:

«У меня родилось желание познать, отвечает ли ваше тело образу, сидящему у меня в голове. Я также хочу посмотреть, насколько оно гармонирует с вашей головкой.

Я стояла не шевелясь. Он раздел меня, положил одежду на стул и начал изучать.

- Невероятно! Именно такой я вас и представлял!

Стоя так посреди комнаты, я, наверное, выглядела не слишком уверенно. Он сел на кровать и поманил к себе. Когда я приблизилась, посадил к себе на колени. Он, наверное, ощутил, как мне было не по себе, хоть и была готова на все, чего бы он не захотел. Не потому, что хотела, а потому, что так решила. Он меня успокаивал и сказал, что хочет, чтобы я оставалась подле него, но не думает, что логическое завершение наших отношений определено бесповоротно, как звонок будильника, заведенного на определенное время. Чтобы не случилось между нами, - добавил он, все будет прекрасным. - А еще - мы должны ощущать себя полностью свободными.

Я ответила, что буду приходить к нему. Знала, к чему это приведет. Но решила, что буду делать все лишь ради того, чтобы доставить ему удовольствие, и только.

Он видел разницу в возрасте. А я, когда Пикассо изучал меня посреди комнаты, вдруг почувствовала, что мое отношение к этому меняется, поняла, что ему можно довериться. Начиналась новая жизнь.

Он положил меня на кровать и лег рядом. Внимательно, тепло, нежно смотрел на меня, нежно ласкал мое тело, как скульптор, который гладит только что рожденные им формы. И сегодня я помню эту необычайную нежность.

Он сказал, что с этого момента все, что бы мы не делали, приобретает исключительную значимость: самое короткое слово и жест. Все, что происходит между нами, будет нас постоянно менять.

Вот почему я желал бы остановить время в это мгновение, сохранить все таким, как оно есть сейчас. Как только песочные часы перевернутся, песок потечет и не остановится до последней песчинки. Я хотел бы, чтобы мы после этого сделали минимум жестов, произнесли минимум слов, виделись как можно реже, лишь бы это продолжило настоящее. Мы не знаем, сколько еще будем вместе, поэтому должны обязаться не разрушать красоту того, что между нами есть.

Все существует в ограниченном количестве, особенно счастье. Продолжительность, содержание любви определяются при ее рождении. Если бы можно было достигнуть наивысшей точки сразу, все заканчивалось бы в первый же день. Когда речь идет о союзе, который стремятся продолжить, нужно быть крайне внимательным ко всему, что может стать преградой на пути к его вершине.

Я лежала в его объятиях, а он все говорил. Я чувствовала себя счастливой, не видя ничего, кроме как быть с ним. И вот он замолчал. Это была прелюдия к чему-то прекрасному. Он не говорил, что любит меня. Нельзя так быстро признаваться в любви. Он признался и подтвердил свои слова, но позже. Если бы он признался тогда, я бы не приняла его всерьез. А так я ему верила.

Раньше он был для меня великим художником, которого все знают и обожают, человеком очень острым и умным, но каким-то неестественным. Сейчас он приобретал реальные очертания. Он завоевал все мои чувства, все мои эмоции. Как в своем творчестве, в человеческих отношениях он сумел избежать стереотипов. Штампы в этих отношениях распознаются даже при отсутствии богатого опыта. Он избежал интеллектуальной и эротической игры. А поднял наши отношения на такую высоту, что они стали для нас драгоценными.

- Нельзя слишком часто встречаться, - повторил он. - Чтобы крылышки бабочки были яркими, не следует к ним прикасаться. Мы не должны злоупотреблять огнем нашей жизни. Сколько вещей нависают надо мной и мешают проникновению лучей света! Отношения с вами - это открывающееся окно. Хочу, чтобы оно еще долго было открытым. Нам нужно видеться, но не слишком часто. Позовите меня, когда захотите.

Покидая его дом, я знала: все, что случится, - прекрасное и горестное, или то и другое вместе - будет для меня одинаково дорогим. Полгода мы присматривались друг к другу, а сегодня за час нашего первого настоящего свидания эта неуверенность исчезла. Все было на полном серьезе.

Когда я вспоминаю тот серый и морозный февральский день, душу мне согревает летнее солнце».

В 1981 году, отказавшись печатать перевод «человека с улицы» даже к 100-летнему юбилею гения, редактор «Всесвіту» изрек мне:

- Понимаете, там бульварные сцены…

А бульварщины, как вы сами убедились, в книге нет. Самое же поразительное для меня сегодняшнего то, что недавно этот цензор-моралист возглавил редакционный совет «лучшей газеты Украины». Бульварной, конечно же…

Подводя итог своим дискуссионным заметкам, хочу сказать, что понимаю автора журнальной статьи, как женщину. Она сочувствует Ольге - «единственной законной жене» Пабло. А я - целиком на стороне Пикассо и Франсуазы. Хохлова знала, что выходит замуж за художника, да еще испанца. Все его творчество пронизано идеей свободы - личности, общества, искусства. Он не терпел угнетения, насилия, цензуры. Он жаждал естественности во всем. Нет и еще раз нет: он не рассматривал Франсуазу как свою «собственность».

Последний аргумент в этом заочном споре. Расстались Пикассо и Жило вовсе не потому, что он после рождения сына Клода и ныне знаменитой на весь мир Паломы охладел к так называемой «любовнице». Наоборот, время брало-таки свое, и однажды Франсуаза сделала открытие: Пабло - 70-летний старик!.. Когда она влюбилась в друга его племянника, Пикассо не стал им мешать. Так в 1953 году они расстались. Но Франсуаза оказалась настолько привязанной к Пабло, что вскоре ушла и от нового мужа. Через год ее мужем стал молодой художник Люк Симон. Она вовсе не была «униженной, обманутой, разочарованной», как говорится в статье. То, что Пикассо естественно сжег мосты в их общее прошлое, помогло ей быстрее начать новую жизнь. Франсуаза Жило так закончила свои мемуары:

«Я всегда буду ему благодарна за все, что между нами было».