БОГОДАР КОТОРОВИЧ: «В РЕШЕНИЯХ ЖЮРИ ВСЕГДА СОМНЕВАЮТСЯ»

Результаты конкурса им.Лысенко в этом году вызвали множество разноречивых толков. Много нареканий было на организацию, график конкурса и т.д. Но они утихли значительно раньше, чем разговоры о заангажированности жюри и, соответственно, необъективности оценок и распределения мест. Одно из подобных суждений приведено на нашей странице. О конкурсе, оценках и слухах мы попросили высказаться председателя жюри конкурса скрипачей, народного артиста Украины, профессора Национальной музыкальной академии им.П.Чайковского Богодара Которовича.

— Как вы оцениваете организацию конкурса в этом году?

— Организация меня глубоко огорчила. Все ошибки, сделанные при проведении прошлого конкурса, были повторены, несмотря на то, что мы еще в 1997-м просили их учесть. Видимо, надо, чтобы решение об изменениях приняла коллегия Министерства культуры. Во всяком случае, я больше не стану надеяться на добросовестность Центра культурных инициатив и буду настаивать на том, чтобы изменения попали в документы коллегии. Я считаю, что проводить одновременно конкурс по четырем специальностям — фортепиано, скрипка, вокал и виолончель — нецелесообразно. Подобного масштаба конкурсы в мире проводятся по другой схеме — по одной-двум специальностям каждые два-три года. Потому что в результате у нас не хватало нормальных залов, третий тур вообще все играли в одно время. Мы сами не могли послушать конкурсантов других специальностей, и публике приходилось разрываться.

До последнего момента не был известен состав жюри — я, например, узнал, что буду председателем, только летом. Разумеется, многое сделать не успел.

Медленно и неумело решались финансовые вопросы. Ведь в какой-то момент нам вообще объявили, что мы дадим лауреатам при награждении пустые конверты или не дадим вообще, потому что для получения денег организаторы должны были представить в казначейство списки лауреатов, а мы определяли их, разумеется, после третьего тура — в пятницу поздно вечером. Награждение, соответственно, должно было состояться в субботу, а в казначействе — выходной. Все эти проблемы можно было решить загодя. Если уж в программе конкурса указана определенная сумма премии, то лауреат должен получить ее целиком с учетом налогов. Я уже не говорю о тех мизерных гонорарах, которые получили члены жюри, — мне было стыдно. В какие-то моменты я вообще был готов отказаться от всего этого. Получилось бы как с пианистами…

— А как получилось с пианистами?

— То, что председателем жюри у пианистов стал Крайнев, многих возмутило. Поэтому и участников у них оказалось всего десять.

— Чем не нравится Крайнев?

— Не то чтобы не нравится. Но представьте, какой была бы реакция в России, если бы председателем жюри конкурса Чайковского стал Которович? Они бы тоже возмутились. Потому что у них есть свои музыканты и нет надобности в человеке со стороны. Это национальный конкурс, и следовало бы пригласить кого-то из украинских музыкантов. У нас что, нет своей фортепьянной школы, своих пианистов высокого класса?

— Кто например?

— Ну, мне трудно сказать с ходу. Я не очень хорошо знаю ситуацию. Но если уж действительно нет достойных пианистов, можно было бы пригласить композитора — это нормальная практика, а уж достойные композиторы у нас точно есть.

— Что вы скажете о конкурсных произведениях этого года? Вы участвовали в составлении программы?

— Нет. Когда я, наконец, узнал, что буду в жюри, уже было поздно. А организаторы решили, что им будет проще повторить программу прошлого конкурса. Я абсолютно не удовлетворен программой — она должна была быть новой, оригинальной. Надо было загодя договориться с композитором, который бы написал специально для конкурса произведение, потом размножить его и разослать участникам, чтобы им хватило времени выучить это произведение. У нас же получилось так, что, несмотря на повтор программы, некоторые зарубежные участники получили ноты поздно и не успели подготовиться. Один польский скрипач, успешно выступив в первом туре, подошел ко мне и сказал, что не сможет играть во втором туре, потому что получил ноты за две недели до начала конкурса.

— Вы имели возможность влиять на состав жюри?

— Не особенно. Но я рад, что успел ввести в состав жюри А.Винчи и З.Брона — это выдающиеся музыканты, педагоги, их присутствие несомненно повысило авторитет жюри. Да и просто приятно было работать рядом с такими музыкантами. Составом жюри я лично был вполне удовлетворен, там собрались хорошие музыканты.

— Многих насторожило то, что в жюри заседают педагоги участников.

— Это нормальная практика. Почему педагоги должны отказываться от этого только потому, что их ученики участвуют в конкурсе? Или ученики должны отказываться участвовать потому, что их педагоги — в жюри? Я знаю, что у нас любят поговорить на эту тему, но считаю подобные разговоры мещанством. Кроме того, педагоги не участвуют в голосовании по своим ученикам.

— А присутствие в жюри близких родственников участника?

— Ну, это они должны решать сами, в семье. В свое время, когда моя дочь хотела участвовать в конкурсе Лысенко, я ее отговорил, потому что был в жюри. Пилатюк, значит, решил иначе — это его право. Я не вижу тут никакого криминала.

— Но это дает повод усомниться в объективности жюри.

— В объективности жюри всегда сомневаются — есть повод или нет. Но, как правило, решением жюри недовольны те, кто недоволен собственным невысоким результатом. Те, кто сам не смог сыграть лучше и, соответственно, получить место повыше. Музыкальные конкурсы всегда сопровождают подобные комментарии — это же не спорт, где возможна абсолютно объективная оценка: кто-то поднял 150 кг, а кто-то только 125 — тут все ясно. В нашей сфере все сложнее.

— Как вы оцениваете профессиональный уровень конкурсантов?

— Очень высокий уровень. Я только-только вернулся с конкурса Паганини и могу сказать, что игравшие там в финале не могли бы рассчитывать на выход в финал конкурса Лысенко. Уровень наших музыкантов, нашей школы чрезвычайно высок. Это известно всем, кроме нас самих. Меня просто раздражают вопросы: ну как, мы не намного ниже мирового уровня? Почему «ниже»? Откуда такое самоуничижение? Наши музыканты гораздо лучше подготовлены. Наше музыкальное образование гораздо выше, чем во многих экономически развитых странах. За последние пять лет я был членом жюри двенадцати скрипичных конкурсов — мне есть с чем сравнивать. Уровень всех наших конкурсантов был высок. Жаль, что мы не могли дать две первые премии — А.Пилатюк и К.Шарапову и, соответственно, премии всем финалистам. Приходилось выбирать.

— Объективное мнение жюри нам известно, а каково субъективное мнение председателя жюри о лауреатах и дипломантах?

— По моему субъективному мнению, Шарапов играл лучше, чем Пилатюк. У нее, на мой вкус, излишне вольная манера игры, излишне чувственная — это вообще присуще ученикам Брона. Тем не менее, она была несомненным лидером по набранным местам, и я голосовал за нее. У Шарапова, на мой взгляд, большое будущее. Также талантливая и интересная, хоть и немного резковатая, прямолинейная скрипачка Л.Футорская — она немного не дотянула до премии, но диплом конкурса Лысенко, я думаю, тоже немалая награда. И мне очень понравился немец Федерико Касик — думаю, у него тоже есть шанс стать большим музыкантом.