БеС цензуры. Лесь Подервянский: «Целомудрие мешает украинской нации»

Подервянский разошелся не на шутку. Сейчас только и разговоров о его загадочном кинопроекте, где модельная кинозвезда Милла Йовович должна сыграть украинскую неудачницу в стиле кунг-фу. Только что завершилось распределение ролей в театральный проект (под опекой Леся), где звезды отечественного ТВ выступят в качестве драматических актеров в «мотивах» пьес И.Карпенко-Карого, самого Подервянского. О его последней психодраме, навеянной сказкой «Про Котика і Півника», которые, по мнению Подервянского, оказались секс-меньшевиками, и говорить нечего... Но и это еще не все. В беседе с «ЗН» про «творчі плани» і «дитинства рани» Подервянский признался, что хотел бы поставить одну из пьес А.Корнейчука в стиле жесткого порно... Именно здесь, очевидно, и следует сделать уточнение: разумеется, что непосредственный разговор с известным художником и драматургом — это песня, из которой слов не выкинешь, поскольку каждое десятое слово «х...». Возможно, немного огорчу ценителей его лексических вибраций, но все же возьму на себя роль беспощадного цензора в стиле Бенкендорфа — и некоторые «подервянские» синтаксические конструкции немножечко смягчу. Все остальное — без цензуры.

«Кто же будет делать настоящий театр, если отсюда все линяют?»

— Как вы воспринимаете свой статус «скандального драматурга» — во всяком случае, газеты именно так вас и называют?

— Глупости! Скандальность может быть только в бестолковом обществе — и только среди бестолковых людей. А в обществе, где на каждом заборе пишут х... о какой скандальности можно говорить? Слово это якобы табуированное. Но кто объяснит, что в нем плохого? И потому опустил бы тему своей скандальности сразу.

— Если «скандальный» зачеркиваем, тогда остается просто «драматург». Так вот, каковы ваши последние театральные впечатления уже как известного отечественного драматурга? Разумеется, речь не о ваших пьесах, поскольку по понятным причинам на центральных сценах они не ставятся.

— Ну, так сразу трудно сказать. Возможно, это был спектакль Робика Стуруа, который несколько лет назад гастролировал в Киеве? А возможно, это один из спектаклей Андрея Жолдака? Если точно, «Гамлет. Сны».

— Как вы восприняли эти сны, навеянные Шекспиром?

— Прекрасно! Хотя Жолдак и ужасно возмущался, что я не посмотрел все его спектакли. Я сказал: «Снимай наезд! Мне, конечно, понравилось. Но чего ты хотел: чтобы я один день поел суши, а потом каждый день сидел на этом меню? Я же не в Японии!»

— Ваши «диагнозы» с Жолдаком (разумеется, творческие) в чем-то совпадают?

— Кое в чем это одна история болезни. Во всяком случае, это театр, который я воспринимаю. И в принципе не понимаю: что такого скандального находят в спектаклях Жолдака? И почему какие-то дураки запрещают их в провинции и в столице? Возможно, это и не приемлемо для Киева... Но и это не странно, поскольку Киев был и остается рогульским провинциальным городком.

— И потому, очевидно, вы уже два года подряд игнорируете наши театры и ничего в них не хотите смотреть?

— А что смотреть? Было бы что-то стоящее, мне бы сразу об этом сообщили — и я, конечно, пришел бы на просмотр. А мертвечина меня мало интересует. Хотя, конечно, я не такой радикальный, как тот же Жолдак, который кричит о том, что следует все на свете сломать-разрушить, а всех директоров театров выгнать с работы. Почему же... Пускай работают. Если есть рогули, которые это смотрят и воспринимают — так пускай оно себе и будет. Пусть они наслаждаются, пока не подохнут. Зачем же это запрещать, если они этого хотят?

— Но, вероятно, вы знаете о том, что сегодня в Киеве настоящий театральный бум: залы переполнены, в Русскую драму, например, иногда нереально приобрести билеты...

— Это любопытно. Стоит, пожалуй, провести социологическое исследование на предложенную тему. Лично я не понимаю, почему это происходит.

— Возможно, потому что появились новые люди с новыми «эстетичными» потребностями. Как рассказала мне недавно одна театральная кассирша: «Одни из этих зрителей спустились с гор, а другие с терриконов — и сразу на культуру. Потом, правда, спрашивают: «Бешеные деньги» — это о новых русских?»

— Странно, что они еще не спрашивают, можно ли испражняться в биде? А театр как был дерьмом в Киеве, так им и остается. Скажу почему. Потому что настоящий театр делает режиссер. А где они, эти настоящие режиссеры? Биля, то есть Валерий Бильченко — в Берлине. Что он там делает — мне неизвестно. Говорят, что лекции читает. Критенко — в Штутгарте. Это мои друзья, кстати. Очень талантливые люди. Олег Липцин — в Москве. Якобы тоже читает или преподает. А вы здесь что-то пишете, а вы хотите, чтобы здесь был театр? И кто же будет делать настоящий театр, если отсюда линяют? Жолдак и тот скрылся в какой-то немецкой «запинде». Остались бездари, которые театра не делают. Конечно же, есть и другие — их меньше. И некоторые пытаются взбудоражить это болото. Но конкретных имен или фамилий намеренно не буду и не хочу называть.

— Если, по-вашему, уж такая эсхатология в театральной сфере, так, может, вы и станете тем лучом света, освещающим темное царство? Кстати, что за спектакль собираетесь ставить совместно с Сергеем Проскурней?

— Во-первых, мы не ставим своей целью сделать какую-нибудь театральную революцию или контрреволюцию. Во-вторых, этот проект объединяет две пьесы Карпенко-Карого — «Суета» и «Житейское море»...

— А вы здесь при чем? Вы какое отношение имеете к Карпенко-Карому?

— Суть проекта в том, что в первый вечер будут идти две пьесы Карпенко-Карого. А во второй вечер — определенный микс из моих пьес. И можно сразу приобрести билет на два спектакля синхронно. К тому же в этом проекте я еще и сценограф. Дело в том, что в нашей истории драматические актеры вообще не задействованы. Там будут играть только телеведущие — со своими знаковыми «фейсами».

— Интересно, как они собираются выучить драматургические тексты, ведь привыкли следить глазами только за бегущей строкой на мониторе?

— Пусть об этом Проскурня думает. А задействованы в спектаклях Вересень, Макаров, Борсюк, Скрыпин, другие...

— Представляю этот шедевр: даже руки чешутся...

— А почему? Я, например, не думаю, что они сыграют хуже, чем некоторые актеры театра Франко или Русской драмы.

— Телеведущие уже согласились?

— Все согласовано.

— Когда-то известная актриса Валентина Талызина по поводу подобных антреприз заметила, что все это принцип зоопарка: люди приходят посмотреть только на реакции тех, кто прыгает на сцене словно в клетке.

— Здесь все будет зависеть от результата. Получится дерьмо — следовательно, дерьмо. Но хочется надеяться... Я отвечаю за свою работу.

«Мой отец абсолютно не понимал коммерческой стоимости своих работ»

— Кажется, уже все украинские СМИ рассказали о ваших Коте-Петухе в голубых тонах. Что дальше? Как сказал когда-то один режиссер: чем дальше удивлять собираетесь?

— Сейчас у меня в мастерской восемь огромных холстов. То есть меня на данный момент интересует именно живопись.

— Но ваша последняя персональная выставка в Киеве была невесть когда — кажется, еще в 1999 году. Почему так давно?

— Был определенный период, когда я очень много выставлялся за рубежом. Преимущественно в Америке. Ездил сюда. За это время разошлось много моих работ. Некоторые приобрели коллекционеры, в частности, известный режиссер Вуди Аллен. А некоторые даже исчезли. Был момент, когда думал, что поймал за океаном журавля за хвост — именно в Нью-Йорке. И все шло как по маслу. Но импресарио оказался разгильдяем и проморгал все, что только можно было. Я принимал участие в выставке «Арт-экспо 2000» и случайно познакомился с людьми, которые могли бы во многом мне помочь. Но, к сожалению, все накрылось медным тазом. Чтобы в арт-среде что-то вертелось, нужно жить в этой среде. Или самому все делать: от начала и до конца. Но ведь и для этого нужны определенные качества. Или же нужно пить, или совокупляться с кем надо. Или же нужно с утра до ночи заниматься исключительно делами. Можно даже избежать гей-лобби, очень влиятельного в этой сфере. И даже никакой опасности в этом нет. В Нью-Йорке я познакомился с одним арт-менеджером, очень серьезным человеком, назовем его мистер Чарльз. И меня сразу предупредили: ты ему скажи, что «не по этим делам», и сразу избежишь проблем. Я ему так и сказал. Все оказалось нормально. Человек понял. И не цеплялся... Хотя не тайна: на Западе преобладает мнение: если ты не гей, то тебе вообще нечего делать в художественной среде. И многие люди вынуждены подставляться. В моем случае ничего подобного не было и быть не могло.

— Сейчас в галерее Елены Ягодовской на Андреевском спуске проходит выставка графики вашего отца — художника Сергея Подервянского. Конечно же, там представлены не все его работы...

— Ну, понятно! Вся его мастерская заставлена картинами — масло, гуашь, акварели. До чертовой матери всего! Некоторые из его работ проданы, но это небольшая часть. Основное хранится у нас. Отец умер год назад, ему было девяносто лет. Он абсолютно не понимал коммерческой стоимости своих работ. И он вообще не умел ничего продавать. Да и необходимости такой в его времена не было.

— Что он вам дал непосредственно — как художник художнику?

— Отец был жестким человеком. И моим воспитанием он не занимался вообще. Меня воспитывали улица и друзья. Я жил сначала на улице Ленина, 27, потом — переулок Марьяненко, позже — Лютеранской. Но на самом деле отец был первым моим учителем. И я благодарен ему в сугубо профессиональных вещах. Хотя он и не хотел, чтобы я стал художником, был сначала критически относительно меня настроен. Когда я уперся, и сказал, что буду поступать именно в Художественный институт, не имея за плечами никакого багажа, это для него стало полнейшей неожиданностью. Со временем его поразил результат экзаменов: я получил за живопись пятерку и двойку за рисунок. И тогда он начал уделять мне больше внимания. Его уроки со мной остались. Вообще он воспринимал жизнь исключительно как эстетическую категорию. Без карандаша и без краски не представлял себя. То есть некоторые люди воспринимают жизнь отдельно, а искусство — отдельно. Он — нет. Многие годы возле нашего дома проходило какое-то строительство — и постоянный грохот мешал жить. Мать говорила: «Когда все это закончится?» А отец смотрел на строительные маневры восторженно: «Какие у них каски! Какая своеобразная эстетика первичного бытия!» Представьте, что даже в этом он находил художественное удовольствие.

— Вы никогда не исследовали ветви своего генеалогического древа?

— Нет. Меня это мало интересовало. Знаю, что мой дед был полковником царской армии. А прадед был учителем гимназии. По мужской линии — это обрусаченные поляки: и дед, и прадед. Все они из дворян. Но дед умер, когда отцу было всего четырнадцать лет. А мать по отцу также была из дворянского рода, в 20-е ее посадили в тюрьму из-за одного епископа, которому она носила передачи, жалея его. Следовательно, история семьи весьма печальная и сложная. Я же не изучаю все это потому, что уверен: когда люди пытаются подчеркнуть свое происхождение, значит, они стараются скрыть какие-то свои собственные недостатки. Хотя, кажется, что нечего скрывать. Отец мой с юных лет кормил семью, служил в армии — озеро Хасан, Халхин-гол, потом — план Барбаросса, окружение в Киеве, из которого он каким-то чудом вырывается. Вообще, это отдельные истории.

«Лучше писать сценарий
для Миллы Йовович, чем сатиру на наших политдеятелей»

— Одна из ваших знакомых недавно мне сообщила о том, что вы уже не один год работаете над большим романом. Это правда?

— Да. Пять лет пишу. А потом все написанное выбрасывается в клозет.

— Лет пять... Еще пять — и рекорд Булгакова с его «Мастером...»

— О книге сейчас еще не хотелось бы говорить детально. Могу сказать только название романа — «Таинственный амбал».

— Это что, автобиографическая проза?

— Ни в коем случае. Это и не рефлексии на заданную тему. Это мой взгляд — на время и на нас.

— Олег Скрипка недавно рассказывал в «ЗН», что вы отказались с ним работать над театральным проектом по мотивам «Мастера и Маргариты» Булгакова. Почему?

— Он действительно предложил поставить Булгакова на украинском, но я ему сказал: «Олег, Булгакова тошнило от украинского языка. И не нужно этим заниматься»! У Михаила Афанасьевича была искренняя нелюбовь к хохлам. Но человеку талантливому, конечно, можно простить многое. Не прощаем только бездарям. Хотя их и многовато.

— Относительно кинофильма «Балована Галя», о котором сейчас всюду рассказываете: это чистый пиар или в самом деле есть сценарий, который собираетесь предложить Милле Йовович?

— Есть не только сценарий. Есть спонсор. А главной движущей силой этого проекта для меня является не какой-то там фестивальный успех, а сугубо удовольствие — свое собственное удовольствие и радость моих самых близких друзей. Потому я и хотел бы, чтобы эту картину снимал Биля. То есть театральный режиссер Валерий Бильченко.

— Но ведь у него нет никакого киноопыта. Для Миллы, возможно, следовало бы пригласить Тарантино. Но найдете ли столько денег — сразу для двух звезд?

— Во всяком случае, я хотел бы, чтобы Милла снялась в «Гале». Хотя бы потому, что с Украиной она связана непосредственно. И, надеюсь, сюжет ей понравится. Это весьма причудливая история: сельская девочка Галя учится в средней школе, а ее физрук — этнический китаец, гений кунг-фу... Он учит ее искусству восточных единоборств, потом, когда выросла, она бросает вызов мафии.

— Почти «Убить Билла». Тарантино, пожалуй, где-то там не раз икнулось. Неужели вы искренне верите в то, что Йовович, актриса-модель, которая даром не плюнет ни в чью сторону, так сразу и согласится на ваш сценарий и на наш проект?

— Но ведь она тоже живой человек. И что-то ее может заинтересовать. Во всяком случае, она мне нравится. И уж лучше писать сценарий для Йовович, чем какую-нибудь «политическую сатиру» — на наших государственных деятелей.

— Неужели вас никак не вдохновляют на сюжетные повороты подвиги нынешнего политикума?

— Здесь вообще не о чем говорить! В России перекос в одну сторону, поскольку там политики не существует вообще, там есть только один политик. А в Украине — другое: у нас только и разговоров о политике, и все это вдалбливается в подсознание людей, и все это занимает больше места в нашей жизни, чем нужно. Ну вот почему я должен 24 часа в сутки смотреть на этих политических рогулей, ни на что не способных и откровенно идиотических? Они что, сделали хотя бы один смелый поступок? Нет! Тогда почему я должен слушать их болтовню с утра до вечера по ТВ? Жаль, что наши люди в это настолько втянуты. Если бы где-то здесь рядом был Наполеон или де Голль, то, возможно, и стоило бы подумать над сюжетом о таких деятелях. Но, наблюдая за тем, что происходит сегодня, у меня вообще нет никакого желания даже думать о них. Это только лишний пиар для них.

— В таком случае, какие еще бродячие сюжеты, кроме «Короля Лира», «Гамлета» или «Кота-Петуха», ждут своего переосмысления в вашем специфическом исполнении?

— Но ведь я пользуюсь не только чужими историями. Хотя, в принципе, и не для сравнения, но еще Шекспир сам ничего не придумал, а использовал только сюжеты предшественников...

«Хотелось бы поставить Корнейчука как жесткое порно»

— Есть ли, по-вашему, сегодня в Украине драматурги, на которых бы вы посоветовали обратить внимание художественным руководителям отечественных театров?

— Еще маленьким мальчиком я был очень любознательным. У нас дома была большая античная библиотека. И я прочитал всего Аристофана, Софокла, Еврипида. Позднее Шекспира, Мольера. Что может быть лучше их? Поэтому я бы посоветовал нашим худрукам чаще посещать библиотеки.

— Вы, возможно, знаете, что на сцене Московского художественного театра имени Чехова уже не один год идет спектакль «Изображая жертву» по пьесе братьев Пресняковых, и один из героев минут двадцать выдает монолог с матом-перематом. Вам, пожалуй, это пришлось бы по душе. Как считаете, на какой из наших национальных сцен подобное возможно — уже на основе ваших текстов?

— Кацапы — народ более распущенный, чем мы. Во многом они оказались впереди украинцев. А мы же только можем говорить о том, что они противные и нехорошие. Мне бы, например, хотелось вместе с Бильченко поставить какую-нибудь пьесу Корнейчука. Как текст — это не хуже телефонной книги, которую также можно поставить. Но из текста Корнейчука мне бы хотелось сделать жесткое порно...

— Вдову его пожалейте. Бедная женщина в Санкт-Петербурге не переживет такого эксперимента.

— Но ведь на фоне текста Корнейчука это было бы круто.

— Какую пьесу собираетесь поддать порноадаптации? «Гибель эскадры»?

— Ну, нет. Там — матросы, возникла бы тема гомосексуализма. Лучше «Платон Кречет».

— Это скорее «дело врачей», чем порно. Может, уж лучше «В степях Украины»?

— Когда рогули ставят о рогулях — это не всегда хорошо. Всегда искрит из несопоставимых вещей. Вот если бы «В степях...» поставил шекспировский «Глобус» в костюмах елизаветинской эпохи или театр «Кабуки» переделал это на свой лад, тогда бы это было клево!

— Вот вы, приверженец слишком откровенной лексики, как считаете, близко то время, когда, скажем, в парламенте депутаты будут посылать друг друга не только на три буквы — и это никого не будет удивлять?

— То, что сказал в парламенте Николай Азаров: «Да пошли вы...» — это же не чудо. Я не думаю, что в Верховной Раде институтки заседают и что в выражениях их лиц отражение какого-то особого интеллекта. Или же вы хотите сказать, что они вслух не посылают друг друга на х... только потому, что их без конца показывают по телевизору?

— Тогда давайте вообще перечеркнем мораль, этику и заставим детей с утра до ночи слушать нецензурную лексику — только потому, что в кулуарах так общаются депутаты!

— А дети такие же люди, как и мы, взрослые. Если можно нам, то почему нельзя им? А иначе — это уже двойные стандарты!

— А если уже ваш сын скажет публично: «Папа, а не пошел бы ты...» И вы будете рады этому?

— Если у кого-то отец урод, и ребенок его презирает, то, значит, имеет право и посылать. Если же уважает — то он никогда так не скажет. А то, что слово «х...» дети приносят из детских садиков и то, что его пишут на заборах — разве это новость? Нужно просто объяснить ребенку, что такое слово и не хорошее, и не плохое. Но этим словом нужно уметь пользоваться. То есть нельзя вытирать сопли о штаны и не нужно говорить даме «х...» в оперном театре, а нужно быть адекватным определенным обстоятельствам. Вот и все! Кстати, именно на украинском языке эта лексика воспринимается намного живее, чем, например, на русском. Я перечитывал на украинском «Швейка» Гашека и понял, что так сочно передать языковой колорит можно только украинским.

— То, о чем вы говорите, на мой взгляд, в некоторой степени фантасмагорично. Но кто знает, может, в самом деле настанет тот день и время и та реальность, когда ваше любимое слово «х...» будут употреблять как «здравствуйте»?

— А никто ведь не знает, каким через определенное время будет наше общество. Возможно, прежде украинцы развратятся до безумия — и это приведет к всплеску чрезвычайной творческой энергии. Но на это потребуется время. И определенная работа.

— То есть «к работе»? Ну вот развратятся украинцы до безумия, как вы говорите, и что же потом, жить станет лучше — тарифы станут более гуманными или проезд в метро бесплатным?

— Я вообще уверен, что целомудрие мешает украинской нации. Это не идет ей на пользу. Ни в чем! Хотя кому-то и кажется, что это хорошо, но я так не думаю. По простой причине... Все цивилизованные страны эти предостережения уже давно проехали. И я не раз приводил пример из американского кинематографа, когда с экрана у них: Fuck you! — и это значит то, что значит. А у нас — украинский перевод: «Я тебе зневажаю!» И это якобы один наркоман говорит другому наркоману. И там, за океаном, почему-то никакого скандала по этому поводу не возникает. Поскольку все это только проблемы стран третьего мира.

— В таком случае, что вообще для вас означает понятие «мораль»?

— Это весьма относительное понятие, которое в разные времена общество приспосабливало к своим ситуативным потребностям.

— А аморальность?

— Аморальность — это то, что выходит за рамки этой самой морали. Для меня это достаточно относительные категории. Я, например, не понимаю, что такое «христианская мораль». Поскольку, например, православная церковь против сексменьшинств, а некоторые другие все давно согласовали и сказали «ОК, геи — наши друзья». Католики же до сих пор затрудняются, куда же им податься. Причем многие из тех, кто в экзальтации говорит о моральных ценностях, как известно, занимаются часто греховными делами. Разве это тайна? Ясно только то, что все стараются под свои потребности приватизировать Бога.

Поэтому сам черт не разберется со всей этой «нравственностью».

Лесь Подервянский — известный украинский художник и драматург. Родился в 1952 году в Киеве. Его художественные, откровенно провокационные произведения «Гамлєт, або Фєномен датського кацапізму», «Павлік Морозов», «Король Літр», «Гєрой нашего врємєні», недавний «Блєск і ніщєта підарасів» имеют незаурядный спрос среди читательской аудитории, хотя это, конечно же, «неофициальная литература». Выставки его живописи не раз проходили в самых престижных западных артгалереях. По этому поводу искусствовед Елена Ягодовская написала: «Вся его живопись — чрезвычайно подвижный и гибкий организм, представляющий собой не закрытую на любой пластический проблеме систему, а открытую, впитывающую в себя влияния различных пластов культуры... Художник постоянно наслаждается всем — своей живописью, созданием пьес, оформлением спектаклей в театре, превращая жизнь в чудесную игру, позволив себе роскошь понимания искусства как игры не на время, а на всю жизнь, реализуя с невиданной щедростью человеческого общения свой биологически заложенный талант художника».

Роман Скрыпин и Юрий Макаров дебютируют на театральной сцене.

«Сценическая дилогия» Леся Подервянского и Сергея Проскурни, которую они обещают показать в бывшем Октябрьском дворце, должна объединить на одной сцене почти всех известных украинских телеведущих.

Еще 23 декабря состоялось так называемое распределение ролей в двух пьесах Ивана Карпенко-Карого — «Суета» (21 персонаж) и «Житейское море» (22 персонажа). Именно эти произведения корифея украинской драматургии имели довольно счастливую сценическую судьбу. Классическими образцами постановок «Житейского моря» считаются спектакли в Театре имени Ивана Франко 1948 года (режиссер Гнат Юра) и 1971 года (режиссер Борис Мешкис). «Суета» также в разные годы с успехом шла на сцене франковцев, главные роли исполняли Гнат Юра, Варвара Чайка, Евгений Пономаренко.

В версии Проскурни—Подервянского предварительное распределение выглядит так: Анатолий Борсюк — Макар Барыльченко, богатый казак, земледелец; Владимир Арьев — Карпо, сын, земледелец; Анатолий Ерема — Михайло, учитель гимназии; Олег Панюта — Петро, кандидат права; Роман Скрыпин — Иван, писарь в запасе; Иванна Коберник — Василина, дочка; Габриэлла Массанга — Аделаида; Ирина Ванникова — Матюша, сын 12 лет; Константин Стогний — Сергей Гупаленко, земледелец; Андрей Доманский — Тарас Гупаленко, унтер-офицер; Сергей Полховский — Акила Акилович, помощник классного наставника. Это в «Суете».

Теперь — «Житейское море»: Наталья Мосейчук — Маруся; Мыкола Вересень — Хвиля, капитан; Катя Осадчая — Ванина, актриса; Юрий Макаров — Крамарюк; Лидия Таран — Надя, молоденькая актриса; Власта Шовковская — Райская, актриса.

Как сообщил «ЗН» Роман Скрыпин, на данном этапе продолжается процесс обсуждения проекта с Сергеем Проскурней и Лесем Подервянским. Буквально вчера состоялась встреча в «Бабуине», во время которой рассматривались некоторые детали работы. Скрыпин говорит, что относится к этому проекту серьезно, хотя, конечно, это несколько неожиданный дебют.