Баба-Земля

В современной украинской пьесе Павла Арье "В начале и в конце времен" ("Баба Прися") главную роль сыграла известная актриса Ирма Витовская (Киевский академический Молодой театр). Правда, премьерный спектакль режиссера Стаса Жиркова получил для афиши несколько странное название - "Сталкеры". Впрочем, содержание и идеология текста не пострадали, а актерская работа уже стала событием театрального сезона.

…Баба Прися не устала жить. Ей 86, но каждый день она воспринимает как сказку. Впрочем, и живет баба в сказочном лесу. От людей - далеко-далеко. Это когда-то тут бурлила жизнь. Рождались и смеялись дети. Теперь жутковатая "сказка ужасов". Ведь это - зона отчуждения. Недалеко от Припяти.

С тех пор как в 1986-м "бабахнул" Чернобыль, баба Прися и осталась здесь. Навсегда.

"Никакой радиации нет! Это все Горбачев, собака, выдумал, чтобы людей отсюда выгнать. Планы у него абсолютно сумасшедшие на эти земли были!"

В общем, все сбежали куда глаза глядят, попрятались по закуткам своей комфортной цивилизации. А бабу (как мавку лесную), которой будет вечно 86 (год трагедии), никуда отсюда не тянет.

"Да, я здесь всегда была и никуда не ездила, а зачем оно мне? Здесь мой лес, мое болото, а что мне еще надо?"

Да, именно здесь - ее мир, ее земля. Пусть опустошенная, пусть зараженная той ядерной гадостью (будь она неладна!) Но ведь баба, на то она и баба, тянется к землице, словно к ребенку - готова ласкать ее, гладить. Прижавшись ухом к земле, прислушивается: что же она шепчет?

У бабы Приси в зоне чернобыльского "комфорта" есть верный товарищ. Старое советское "радиво". Оно постоянно рычит, как собака, как только баба стукнет кулаком по динамику. Вот тогда из этого "радива" и звучит только одна песня - "по заявкам радиослушателей":

Хто мене в літа ранкові, вчив добру і вчив любові?

Ти - земле моя!

Хто мені в юнацькі роки
дав дорогу в світ широкий?

Ти - земле моя!

Хто мені дав чисту воду
із джерел мого народу?

Ти - земле моя!

Хто мені дав сонце миру
і в майбутнє світлу віру?

Ти - земле моя!

Песню поет народная артистка СССР София Ротару. И для бабы Приси это пение - будто гимн минувших вспышек счастья. Ведь ее нынешнее "счастье" - неуклюжий внук-имбецил. Ему то ли 18, то ли 28. Он ластится к бабушке, как малыш, иногда садится ей на колени. Такая сцена, возможно, самая сладкая и важная для бабы - среди темного леса ее мечтаний, ворожбы, воспоминаний, надежд.

Правда, есть рядом дочь. Ее зовут Слава. (Будто "Слава КПСС"). Непутевая такая, гулящая. Путается с "ментом", на бабу все время огрызается: "Да пошла ты в с…!"

Но и баба не промах, скажет - как припечатает: "Вы - поломанное поколение! Не можете взять ответственность на себя! Бери землю - и живи счастливо. Так нет, вам надо чтобы кто-то сверху пальцем ткнул в эту землю и приказал быть счастливыми!"

И снова - земля. И снова в этой пьесе - о ней.

Баба Прися воспринимает землю, конечно, не только как почву, на которой родит картошка или морковь, где старая тыквенная ботва въедается в старушечьи ладони, где огородная грязь набивается под ногти, заменяя маникюр…

О нет. Земля бабы - это философия. Территория ее интимного счастья, переживаний. Земля - проводник диалога со Вселенной.

За землю когда-то была готова душу и тело положить. Еще давно, когда на землю клином пошла "немчура". Тогда она была не Прися, а Вендетта. Силы Земли дали ей силу для мести. И она сокрушила стаю фашистов. Сначала убивала их вилами, потом была готова на куски резать.

"Ко всему в жизни надо быть готовым, не прятать голову в песок - все равно судьба мимо не пройдет".

Так вот, уже много-много лет подряд, когда баба нашла гармонию в зоне отчуждения - вместе со мхом, травой и мечтой кривой - подальше-подальше от "людисьок хижих" (как их называла еще Леся); когда верными спутниками ее нелюдимой жизни стали внук-имбецил, дочь-потаскуха и София Ротару (из недобитого радио); когда для нее большой "космос" уместился в узкое горлышко от бутылки для зелья и стал ее чернобыльским "микрокосмом", вот тогда…

…Вот тогда и начался - "конец времен".

На территорию ее нелюдимого счастья снова пришли - "они". "Людиська". "Падлюки", похожие на тех, кто "надцать" лет назад не доглядел станцию.

"Старые бабушки радиации не боятся, наоборот - радиация очень бабушкам полезна!"

Теперь уже их внуки, уроды проклятые, едут в царство ее тридевятое, то есть на территорию сказочного отчуждения Приси, - едут на джипах-иномарках, едут на охоту… И охотятся, изверги, современные лозинские, на ее территории - на то, что самое дорогое для нее. А дорога ей здесь каждая травинка, каждое животное, каждое дерево, каждое существо…

…Охотились на "существ" - попали во внука.

Бедная баба. У тебя даже слезы на лице застыли, когда окровавленный внук дополз до лесной усадьбы и, скорчившись, как щенок, лег в раздолбленное корыто, словно в гробик.

Именно тогда жизнь для бабы и остановилось. Стрелка часов зависла будто "между" - в конце и в начале Времен.

Одни времена промелькнули быстро, унося по воде то, что было.

Другие времена, если таковые и будут, то начнутся в другом измерении.

Баба и говорит: "У нас спешить никуда! У нас время круглое. Всему свое время, свой день, свое время года. Мы живем в начале и в конце времен".

…Павел Арье написал текст, который, на мой взгляд, оправдывает статус модного сегодня словосочетания "современная украинская драматургия".

Такую пьесу без улыбки и без слез невозможно читать.

Такую пьесу можно играть на сцене, потому что текст - сценичный, а роли прописаны
рельефно, объемно.

Герои "Бабы Приси" - не механические фантомы (которых пруд пруди в десятках других "современных" пьес на конъюнктурную потребу), а живые фигуры. Немного фольклорные, немного документальные, немного припудренные драматургической фантазией, но… Но во всем - какие-то такие очень родные. Свои. Будто абсолютно всем нам знакомые, понятные.

Не знаю, что нашло на драматурга и почему он выбрал как героиню не актуальную "конструкцию" с модными "сентенциями", а именно живую бессмертную старую бабу.

Именно такую, каких и видим везде… На огородах, когда они ползают на коленах, пропалывая буряки или окучивая грядки. Именно такую, каких можно увидеть в маленьких стайках среди других женщин в стареньких платках с выцветшими на солнце цветами-пионами, когда они провожают в последний путь одну из своих сельских подруг на окраину села, на кладбище.

Всмотритесь в эти лица - в лица вечных баб. Которые на огородах, на похоронах или на поминках. Которые свесили руки на плетень и смотрят в небо: "А когда же там дождик, ведь все пересохло?" Которые доживают свой век в нищих районных больницах, потому что в их селах иногда нет даже плохонького фельдшера. Которые не скрывают на своих лицах, на своих руках никаких "рисунков", потому что эти рисунки-морщины - словно пашня: плуг проклятой истории прошелся по их лицам, судьбам.

Одни из них, этих вечных баб в платочках, доживают посреди вымерших сел-хуторов. А некоторые, такие, как Прися в пьесе, возможно, где-то заранее спрятались "от прогресса". Потому что неизвестно, что теперь страшнее. Дебри современной цивилизации (с проклятой политикой, ядовитой едой и человеконенавистническими технологиями)? Или существование на лесном безлюдном острове "подальше от мира", который тебя пытался словить, но не поймал?

Согласно старинным традициям, говорим - "земля-мать" или "мать-земля". Этот образ стал поэтическим символом, фольклорным типажом. Пишут, что это "дополитеистический образ-тотем протоукраинцев, поклонявшихся плодородной ниве, всей земле". И не кто-то тебе там, а сам народ констатирует: "Грех землю бить - она наша мать". А уже великий поэт И.Франко на веки вечные сформулировал "Земле, моя всеплодющая мати…"

Так вот, благодаря своей пьесе "На початку і наприкінці часів" драматург Павел Арье вместе с актрисой (Ирма Витовская, которая играет бабу) словно вносят одно деликатное, но во многом справедливое уточнение. Земля-мать - это правильно, это так. Но ведь и "баба-Земля" - именно это иногда ближе к телу, к делу.

…Баба-Земля в пространстве пьесы и в контуре сценического образа - единство незыблемое и непоколебимое. Одно вырастает из другого, потом в другое же отходит. Мать рождает - от земли. Баба вечной встречи с землей - ждет.

Мимолетное и вековечное, фольклорное и документальное объединены в бабе-Земле (в самой пьесе). Быстротечная молодость трансформирована в прекрасную космическую старость.

Никто другой, как баба, так не ощущает "пульс" Земли, ее голос, тоску, ее зов - ведь зовет она ту бабу именно "туда", где Время становится и концом, и началом.

Баба Прися, образ вечной украинской Бабы, одновременно язычница и христианка, социалистка и анархистка. Она - все то, что может заключить в свои родные объятия именно Земля, на которой каждому хватит места. Как снаружи, так и...

Образ бабы-Земли, импульсивно оттолкнувшись от нашей пьесы, в других сюжетных измерениях упоминается, например, и в Довженковской "Зачарованій Десні". Та же баба, которая проговаривала, проклинала, тряслась над каждым растением на своем огороде. Вспоминаются и вечные Нечуевы - баба Параска и баба Палажка, сельские языкастые "ксантиппы". Всплывает в памяти и прекрасная "Баба Онися" Василя Симоненко: "На кожній її волосині морозом тріщить зима…"

Образ бабы-Земли - это образ дряхлой Вселенной, доживающей свой усталый век. Это образ Земли, как планеты, которая крутится-крутится-крутится, уже, бедная, так устала от нас, но ведь надо тянуть свой плуг, надо терпеть и иногда покрикивать на непутевых внуков...

…Ирма Витовская играет бабу Присю прекрасно. Написал так, поскольку искать другое лестное определение нет необходимости.

Ее игра словно рождается из мгновенного эстрадного импульса, из попытки деликатного "копирования" стариковских манер, некой бабской косолапости. А уже потом все это превращается в единый "неделимый" образ живого пожилого человека.

Актриса не использует "возрастной" грим. Но попав в зрительский сектор Малой сцены Молодого театра, буквально в двух шагах от "бабы-Ирмы" (то есть от бабы-Земли), ты словно и не узнаешь козырь-девку, поражавшую победной улыбкой в "Леся плюс Рома", в телешоу и фильмах.

На сцене - другой человек. И это настоящее редкостное зрительское счастье - театральной иллюзии. И это также настоящий талант того, кто способен воплотить такую сценическую иллюзию.

Актриса, как некоторым известно, использовала для "рождения" образа бабы не грим, не взлохмаченный (с сединой) парик. Она поехала на малую родину своей родной бабы - и оттуда привезла в театр ее "доспехи": старую хустку, старую юбку, старую "кохту"…

Та одежда, в которой осталось дыхание родного, дает вспомогательную энергию - для сценического образа. И на сцене - не "синтетическая" баба-Земля, а настоящая. Земная. Она пахнет навозом из хлева, она пахнет травами, собранными в лесу. Пахнет остатками советского "Тройного" одеколона, еще оставшегося в ее старых запасах.

Сценическая техника Витовской - в том, чтобы зритель такую технику не заметил. Поскольку она в музыкальной ритмичности, в органическом соответствии объекта - субъекту, в искренней содержательности сказанного и показанного.

Конечно, это не театр "жизнь человеческого духа", то есть сугубо психологический. Это театр демонстративного показа, но показа и проживания - духа.

Ее героиня "театрализованная", в определенной степени сконструированная. Но ведь именно такая конструкция и проявляет внешнюю оболочку, внутреннюю сущность: "все" до конца.

В этой бабе - несколько разных женщин. Одна, например, с папиросой в зубах и соленым словцом на языке, - это баба-Земля-хулиганка. Другая - более трепетная, даже сентиментальная. Когда льнет к внуку или вспоминает "какой была".

Эта баба-Земля - женщина-мстительница, женщина-страстотерпица, женщина-авантюристка...

Актриса высвечивает свою бабу-Землю сиянием актерского юмора, остротой сценического контура. Особый контрапункт и мастерская сценическая выточка невольно пронизывают зрителя - каждым жестом бабы-Земли, каждой ее фразой, умиляя, завоевывая, зачаровывая.

Мейерхольдовский принцип "игры с предметом" актриса подчас развивает до метафорических звучаний. Когда, например, теребит на сцене тот же советский радиоприемник, словно непокорную козу, которая блеет, когда ее не просят. Или же когда обыгрывает папиросу - словно с неба упала Марлен Дитрих и превратилась в ведьму из Полесья.

"Игра с предметом" доходит до сверхэмоционального уровня в сцене, когда чистит рыбу. Не то чтобы "чистит", а "распарывает" злого врага, вытягивая из него вонючие внутренности, выливая все свое женское презрение и горечь в этот кулинарно-хирургический процесс.

В этом эссе нельзя обойти партнеров актрисы, которые чрезвычайно убедительны в "Сталкерах": "мент" - Алексей Нагрудный, дочь Слава - Виталина Библив.

И, конечно, Вовчик, внук-имбецил - Владислав Писаренко.

…Этот Вовчик все время мечтает вырваться из чернобыльских дебрей, из зоны отчуждения и плена. Куда-то - "туда" - рвется. Другие дети стремятся "в небо", мечтают стать летчиками, космонавтами. А внук бабы-Земли - этот почему-то тянется "под" землю. Мечтает попасть в столичное метро. И, заняв место в подземном вагоне, ощутить там себя пассажиром "Трамвая "Желание", пленником собственной розовой подземной мечты.

В финале, а это предусмотрено, все они и "спустятся" - в свое заветное подземное метро. И поедут куда-то очень далеко... По адресу, который знаешь только "ты - земля моя…"