Атлант расправил плечи

Юбилеи - дело мимолетное. А "музыка" - вечное. И хотя Анатолию Хостикоеву в эти дни "не отдыхать", отмечая 60-летие, так ведь и оно пролетит-прошумит - стремительно. Вот и хочется поговорить сейчас не о мимолетном, а о вечном. Значительном, прочном, как бы "мифическом". То есть о свойствах образа, таланта и темперамента этого замечательного артиста.

Его "жизнь в искусстве", на первый взгляд, ровная и успешная. И, естественно, не могло быть иначе. Ну, как человек с такой яркой внешностью и таким артистическим дарованием затеряется где-то посреди "однотруппников" (от слова "труппа")? Да никогда подобного не случилось бы.

Вот он и выделялся - всегда - из общего ряда.

И осознавал свое право быть на "передовой", на первом плане. И такой план непременно должен быть крупным. Как и его фактура. Как и его герои. В основном, серьезные мужчины…

Рожденный в год смерти Сталина, этот, тогда еще ребеночек, будто бы провозгласил своим пронзительным криком (только-только появившись на свет) - некое начало "новой эры". Уже опьянявших всех свободы, а также равенства и братства.

Поразительно: с годами отношение к этим дефинициям (свобода, равенство и братство) у него не меняется. Братство ценит в актерской семье. Свобода - его внутренняя потребность. А в "равенстве" он всегда проявляет свое неизменное благородное сочувствие ближнему. Его облик и стать символизируют некую интернациональную мужскую прочность, заключенную в контурах одной этой личности. Мать - украинка, отец - осетин. И никаких "межнациональных" конфликтов. А только - любовь, скрепляющая межчеловеческие взаимоотношения.

Образ Хостикоева (артиста и человека) мне порой и напоминает этакий бурный горный поток на Кавказе, каким-то чудом упавший на украинскую равнину. И превратившийся здесь в озеро надежды. Надежности, скорее, - еще одно свойство его актерской натуры.

Как известно, "актерство" дразнило его с малых лет. В киевском детском саду был участником утренников. Растворяясь в образах коричневых мишек и остальной игрушечной живности. А в школе организовал свой театр. И, понятно, "кто" должен быть в центре этого предприятия. Конечно Толя!

Еще на втором курсе театрального этот горный темперамент вкупе с украинской рассудительностью подвигают его к сложнейшему образу - Отелло. Пройдут десятилетия. И именно эта роль окажется важной в его репертуарной палитре.

Ну а что там раньше? В 70-е был Львов. И ожидаемые восторги галицких поклонниц. Оные не могли пройти равнодушно мимо театрального богатыря. Вечером играл, например, Черныша в "Прапороносцях". А поутру (или днем) он сам, молодой и завидный, превращался в особый эстетический объект, растворяясь в мифологической архитектонике Львова. Говорят, уже тогда, в 70-е, он не слыл, а был едва ли не "мифом" для своего круга. Труппа театра Заньковецкой: Ступка, Романицкий, Стригун, Козак, Кадырова, другие. А рядом с "титанами" - этот, еще один герой античного мифа… Хотелось бы уточнить, господа, а какого именно (мифа)?

…Мне кажется, если бы для него проводили специальные кинопробы, то один из древних героев подошел бы ему как никто другой. Атлант. В греческой мифологии - могучий парень, сын Титана и Климены, брат Прометея и т.д. Помните, что с ним случилось? За ненормированное свободолюбие и свободомыслие (в отношении богов) Атланта приговорили к удивительному занятию: держать на голове (и руках) небесный свод! Что характерно: этот парень впоследствии будто бы и сам "пророс" в небеса. И стал возвышаться над некоторыми мнимыми "богами".

Здесь очевидная параллель… Двое мужчин-тружеников удерживают своими руками небеса. Один - в мифе, другой - в своей каждодневной творческой жизни. Поскольку, как известно, "небо искусства" то и дело затягивают тучи, а этот еще помнит (из рассказов учителей, среди которых Ирина Молостова и Сергей Данченко) что без высоких устремлений - и делать-то в театре нечего. И только в "небе" можно поймать творческого журавля. Ну а синица в руке? Пусть чирикает для тех, кто не из мифа, а из анекдота.

С 1980-го, когда Данченко пригласил его в труппу франковцев, едва ли не каждый сценический герой Хостикоева в образном смысле представлял собой мужественного Атланта, которому и предстояло удержать равновесие: то ли в реальном мире, то ли в придуманном.

Своими недюжинными усилиями его герои пытались сохранить целостность мира, защитить своими кулачищами справедливость. Они то и дело подставляли плечи под рок небесной неизбежности. Таков его Эней. Не только "моторный парубок", но воин. Эней, как и Атлант, приговорен к тяжелому мужскому долгу: удерживать, хранить, бороться, не сдаваться. А когда актер сыграл доктора Астрова в "Дяде Ване" (после отъезда в Ленинград Валерия Ивченко), его герой многим показался подлинным "дитям природы": живым и непосредственным. Его страсть спасать леса была столь очевидной и понятой - и этот в любой момент готов подставить плечи.

А Воланд? Демоничный змей-искуситель из легендарного спектакля Ирины Молостовой. Появление в этой постановке Хостикоева, на мой взгляд, раскрыло одну из главных тем булгаковского романа. Эта тема - во влюбленности земной женщины в сатану. А как она могла в такого не влюбиться? Когда Воланд-Хостикоев являлся на сцену будто бы не из "мира тьмы", а из древней Греции, где даже злые духи были значительными,
театральными, красивыми.

Потом играл Хиггинса в "Пигмалионе". И то был большой ребенок, человек-парадокс. Казалось, в нем таятся невиданные силы, им же самим неосознанные. И в любой миг, если того потребует Элиза Дулиттл, - он небо бросит к ее ногам.

Вспоминается и его Хосе из "Кармен" (в постановке Андрея Жолдака). Мощный, сильный и несчастливый человек, которого будто бы боги обрекли на страдания… Финал, когда этого героя разбивала болезнь, забыть невозможно. Казалось, его душа на наших глазах уже отлетает к небу. А там и обвенчается со своей Кармен. Со своею любовью.

Потому что, в сущности, "небо" для разных его персонажей - это любовь. Полет. Стремление ввысь. Это кажущееся отсутствие земного притяжения. Как, например, его грек Зорба. Герой, укорененный в земную кору, но в то же время пребывающий в состоянии невесомости, парящий над обстоятельствами и разными жизненными сюжетами. Да, его Зорба - это тоже Атлант. Такой не только небо удержит, такой даже полюса земли вывернет, если того потребуют долг, призвание, любовь…

…Прохаживаясь по "галерее" его сценических атлантов, нельзя обойти английского актера Кина. Когда-то именно в связи с Кином этот артист открылся для меня "дополнительно". Помню, однажды по просьбе Сергея Данченко, в 1998-м по всему Киеву искал томик Горина с текстом пьесы. Потом была премьера, шумный успех. И в одной из газет появилась небольшая заметка о "несогласии" с трактовкой центрального образа. Уже после мне рассказали, как на своей даче в гамаке возлежал этот мощный атлант актер Хостикоев, накрывшись этой газетой - будто придавленный… Потому что очень переживал. Мне в голову не могло прийти подобное: переживает?! Спускается с неба на землю и эмоционально включается в диалог с неизвестным неравнодушным собеседником… То есть ему это - не безразлично? И только спустя годы, мне стало понятно - "о чем" Хостикоев играл пьесу Горина про Кина. В том сюжете (в переложении на "атлантическую" концепцию) подлинным небом для его героя были подмостки. Сцена. И в том спектакле он не то чтобы держался за сцену (а это свойство многих актеров, играющих актеров), он удерживал эту же сцену - от полураспада, от краха иллюзии, от "театральщины". Его совестливый Кин всматривался в сцену будто бы в небеса. Только сверху - вниз. Поскольку подмостки для этого артиста, последнего романтика нашего театра, - выше неба.

Вот так, объединяя в самом себе и в своих же героях высокую поэзию античного мифа и щедрую прозу человеческого характера, наш юбиляр остается и сегодня очень важным театральным Атлантом. Способным склеить то, что может разбиться. Способным удержать то, что в искусстве может упасть. Имею в виду высокую художественную планку.

Поэтому пожелаем ему в юбилейные дни - недюжинного здоровья и мужественного долготерпения. Того, что свойственно и "брату" его, Атланту. Пока такие как они подкладывают руки - авось, не упадет на головы небесный потолок.