АРТИСТ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЖЕЛАННЫМ

На излете фестиваля «Стожары», в день вручения призов, когда душа его, президент гильдии киноактеров Украины Нина Ильина, уже почти потеряла голос, но была полна ощущением состоявшегося праздника, когда присутствующие радовались за победителей и грустили в преддверии расставания, на сцену вышел Борис ХМЕЛЬНИЦКИЙ, в громадье своего обаяния, фактуры, голоса. И так проникновенно говорил о своей любви к Киеву и Украине, что наш разговор начался именно с этой темы.

- Борис, вы сказали, что не только по жизни, но и в творчестве вы многим обязаны Киеву, почему?

- Впервые попал в Киев в 1952 году. Жил один. Папа был начальником Домов офицеров и с 1951 года служил в Житомире. Я тогда очень сильно заикался, и родители определили меня к известному отоларингологу и логопеду, профессору Деражне. Целый год жил в Киеве один, учился в 4-м классе и ходил на занятия к профессору. Мне сняли квартиру на улице Рейтерской в очень симпатичной еврейской семье и давали пару рублей «суточных». Спустя годы, поступил в Щукинское училище в Москве и с первого нашего спектакля «Добрый человек из Сезуана» работал в Театре на Таганке у Любимова. У нас был спектакль «Павшие и живые» - о поэтах и писателях, погибших в Великой Отечественной войне. Леонид Осыка приехал в Москву, увидел меня в этом спектакле и пригласил в первый свой фильм «Кто вернется - любит» на главную роль. По-моему, один из лучших фильмов о войне. Тогда его недооценили, а недавно посмотрел - классный фильм! Поэтичный, условный, киношный очень. Без текстов, только стихи. Оператором был Михаил Беликов, создавший прекрасный изобразительный ряд. Это был наш общий дебют. Потом снимался у Юры Ильенко в его, по-моему, лучшем фильме «Вечер накануне Ивана Купалы». Потом снова у Осыки в картине «Войдите, страждущие», по произведениям Ткаченко, очень глубокий фильм. И снова у Ильенко - «Наперекор всему», «Лесная песня». Для меня очень много значат эти работы. А Киев - потрясающий город, очень красивый. Ну и, - смеется, - памятник Богдану Хмельницкому...

- Когда-то Дома офицеров, которыми руководил ваш отец, были, без преувеличения, центрами культуры. Это и было толчком к выбору профессии?

- Да, когда-то там были свои ансамбли, театры. Во Львове, например, был великолепный театр военного округа. А решение прийти в театр шло от самоопределения физических недостатков. Вопреки. Доказать, что могу! Решил стать актером. Заика становится актером.

- Очень короткое время бывает человек в жизни счастлив, когда он может сказать: я любил, было хорошо. А в театре такие мгновения еще реже?

- Когда умирает японец, у него на могиле написано - прожил год, два года. Они собирают эти мгновенья, именно их считая жизнью. Вот и получается, что прожил человек 80 лет, а на могильной плите написано - жил 2 месяца, 3 часа и 15 минут. Думаю, у меня таких моментов было больше. Не понимаю пессимистов, очень люблю жизнь и благодарен Богу и родителям, давшим мне ее. Живешь - радуйся этому. Печаль тоже хороша... для контраста. В театре интриги, сложности, ссоры - норма. Но Таганка - это длительное счастье, годы. Особенно первые пять: молодость театра, молодость актеров, зрелость режиссера, - что может быть лучше?! А зритель какой был! Приезд театра в любой город был событием: толпы, очереди...

- Говорят, Юрий Петрович Любимов не очень любил, когда его актеры снимались в кино?

- Неправда. Прежде всего, любой театральный режиссер неохотно отпускает актеров в кино. Кроме, наверное, Захарова. Это вечный конфликт - актер хочет свободы самовыражения, а режиссер озабочен спектаклем, где этот актер занят. Но мы умудрялись, делая по сорок спектаклей в месяц, еще и сниматься. У нас было два выходных дня в неделю. Ночным рейсом я прилетал в Жуляны в 5 утра, два часа спал у кого-нибудь из знакомых неподалеку от киностудии Довженко, потом шел на площадку. Или на «Ракете», когда снимали в Каневе, два часа еще прихватывал, потом целый день съемка, а последним ночным рейсом опять в Москву, где утром репетиция. Бывало, что прилетал на пару часов в Киев, чтобы сняться в какой-то сцене, а к вечеру успеть в Москву на спектакль.

- На Таганке всегда было много ярких индивидуальностей, а Любимов, говорят, любил коллектив, ансамбль?

- Это заблуждение театральных критиков. Бытует мнение, что Эфрос - актерский режиссер, а Любимов - постановочный, где актеры - марионетки. но посмотрите, где, в каком театре того времени был такой набор потрясающих, непохожих друг на друга актеров, как на Таганке. Женщины: Демидова, Славина, Полицеймако, Жукова. Мужчины: Высоцкий, Филатов, Шаповалов, Смехов, Бортник, Золотухин, Губенко, Любшин, Калягин, Ярмольник - это в одном театре!

- Борис, а что сейчас происходит в Театре на Таганке?

- Как в государстве, так и в театре - та же модель. Бездарно разошлись, не имея никакой перспективы после этого, никакой. Необъяснимо, почему это случилось. Ну, решили сделать из одного театра два, ну, выясняют отношения - кто лучше, кто хуже, кто более самостоятельный, кто менее. В результате - был один театр, теперь - ни одного, из двух-то.

- Что вы сейчас делаете?

- Сложный вопрос, играю в театре иногда. Могу играть и у Любимова, и у Губенко. Играл в «Чайке», поставленной Сергеем Соловьевым. Спектаклей 15 сыграл, потом стало неинтересно, потому что нет того ощущения театра. Я вообще сейчас театров не вижу, если брать по самой высокой мерке. Театр Товстоногова, театр Эфроса, театр Любимова. Это были театры, которые давали направление мировому театру. Не случайно они выигрывали на лучших фестивалях мира. Да, сегодня появляются отдельные спектакли, но это не определяет театр, как таковой.

- Но ведь у каждого театра, как и у государства, как у истории, есть свое начало, пик и спад, иногда небытие?

- Да, в 20-е годы, несмотря на разруху и полный бардак в стране, вдруг рождается во всех жанрах искусства мощнейший ренессанс. Потом долгие годы спада, глухой тишины. В 60-е годы опять всплеск - поэзия, музыка, литература, и снова - спад. Я вообще считаю, что свободы не бывает в полной мере, как мы бы ее хотели. Это идиллия. Пока есть власть, свободы не будет, а любое государство - это власть. Но умудрялись же делать что-то. И был Любимов, и Эфрос, и Тарковский, и Параджанов. А что сейчас? Все зависит от денег, от вкуса человека, который дает деньги.

- Значит, все зависит от общей культуры тех, кто дает деньги?

- Да, но это у нас тоже будет. Мы доживем до момента, когда будут давать деньги люди, разбирающиеся в кино, например, или в театре.

- Борис, не пришлось еще самому заниматься бизнесом, чтобы реализовать свои планы?

- Я не умею заниматься коммерцией, у меня иной склад характера, иное отношение к жизни. Вы спрашивали, чем я занимаюсь сейчас? Здесь, в Киеве, есть мужской монастырь - Китаевская пустынь. Настоятель этого монастыря - потрясающая личность - отец Феофил, старец. Их вообще в мире мало. Год тому назад я с ним познакомился, и мы сняли о нем фильм. Что само по себе уникально, потому что снимать монахов вообще-то непозволительно. Но они пошли на это. Недавно была премьера по телевидению. Сейчас я специально приехал, чтобы повидаться с отцом Феофилом, только что был у него. Благодарю судьбу, что встретился с таким человеком - иной духовности, иной философии. Поймите правильно: авторство не мое, авторство свыше, я только его исполнитель. Давно уже была мысль, почему бы не поставить памятник Владимиру Высоцкому. За 20 дней решили проблему: не писать о Володе байки - кто был ближе к нему, кто дальше, кого он больше любил, у кого больше учился, с кем больше выпивал - это все сплетни! Просто нужно было осмыслить его образ, и мы поставили памятник. После этого возникла мысль: а почему бы не ставить памятники, не увековечивать память тех, кого мы знали. Например, актеров. И власти города Москвы неожиданно пошли на это, поддержали нас.Сейчас будет памятник Сергею Есенину, хотим сделать памятники Олегу Далю, Евстигнееву, Смоктуновскому.

- Простите, а кто это - мы?

- Одного вы не знаете - Владимир Павлович Янкулович, бизнесмен, продюсер, друг Володи Высоцкого. Знаменитый Борис Мессерер, художник, и директор Госконцерта Владимир Панченко - это наша инициативная группа. С нами два величайших скульптора, живущих в Москве, академики всех академий мира - Орехов и Дронов. Когда происходит эта работа, начинаешь искать, вникать в суть, ты сам столько получаешь! Это заряд, чтобы самому сыграть в кино, в спектакле - иначе понимаешь что-то в жизни, иначе будешь выходить на сцену. Это накопление. Банально звучит - духовное, но по сути замечательное.

- Каковы перспективы реализации накопленного потенциала в театре, в кино?

- Есть много предложений, но что-то я не хочу. Мне неинтересна чернуха, коммуналки, несчастная любовь какая-то, уродливая, трупы, ноги, головы. Какие-то комплексы неполноценности. Помилуйте, мы полноценные люди! Не даю никому рецептов, не всегда знаю, как вести себя в жизни, но этого я не хочу. Ни участвовать, ни играть, ни смотреть. Женщина должна быть желанной на сцене, на экране, мужчина - тоже. Это великое актерское мастерство. Вот эта пауза, она мне на пользу. В результате того, что мы делали в работе над памятником Владимиру Высоцкому, возникла мысль о фильме. Не могу эту идет пока раскрывать. Как мне кажется, возник потрясающий сюжет. Вот в этом фильме я хотел бы сняться. Если этой идее суждено осуществиться - эксклюзив «Зеркалу недели».

- Борис, что происходит в личной жизни, есть ли на нее время?

- Это загадка, сложности, это у всех есть. Не жалуюсь, дочка у меня замечательная - Дарья Борисовна, мы с ней вдвоем. В этом году она поступила на актерский. Надеюсь, что в личной жизни она не пойдет по моим стопам. Хотя, - смеется, - нет по этой части мирового опыта. Иначе почему же мы все делаем одни и те же ошибки. Я любил, был счастлив и благодарен тем женщинам, которых я любил. Если что-то не получается, бывает, что ж делать. Еще не вечер!

- А как вы с Дашей распределяете обязанности по дому?

- Дашенька все сама умеет делать, я - тоже. Мы оба классно готовим. Думаю, что она и жена будет очень хорошая. Хозяйка. Все умеет - готовить, шить, она элегантна, добра, нежна. Уверен, будет сниматься, данные слишком явные.

- Хотелось бы с ней вместе сыграть?

- Любимый человечек, твоя дочь - партнерша?! Кто знает, пути Господни неисповедимы.