Ария без оперы

Уже несколько лет оперный театр в Одессе сотрясают катаклизмы. Директора меняются как перчатки. Но в результате на некогда прославленной сцене пока процветает только телевизионная попсовая «Большая разница» из Москвы.

Обидно низкое качество спектаклей обусловлено в том числе и неблагополучием внутри коллектива. В театре две профсоюзных организации: одна независимая (и мятежная), вторая - целиком поддерживает руководство.

Давняя проблема, считает председатель профкома независимого профсоюза «Єднання», начальник смены машинно-декорационного цеха Виталий Сивоглаз, в том, что дирекция театра не идет на «социальный диалог». Директор театра Надежда Бабич отказывается от встреч в своем кабинете. Минкульт, судя по переписке с «Єднанням», обеспокоен ситуацией и надеется на установление такого диалога.

Тем временем, в Приморском районном суде профсоюзом выигран суд в первой инстанции по иску о препятствовании профсоюзной деятельности.

Будучи восстановленным на работе решением суда, как и другие незаконно уволенные работники, Виталий Сивоглаз получает предусмотренные законом денежные компенсации, которые явно обедняют бюджет театра. (Сумма компенсаций незаконно уволенным составляет 320 100 гривен.)

И все же практика увольнений продолжается. Уволенная и восстановленная судом оперная солистка Валентина Петренко (член независимого профсоюза) снова уволена и снова судится с ОНАТОБ.

Складывается парадоксальная ситуация: Министерство культуры в ходе проверок подтверждает правоту представителей профсоюза. А людей в коллективе стараются «выжить».

Среди наболевших вопросов есть квартирный. Вот уже 30 лет проживают в мастерских оперного театра на Садиковской артисты, получившие там прописку. Администрация утверждает, что статуса общежития мастерские не имеют, и люди не имеют права в них находиться. Вместе с тем, уверяет г-н Криворучко, оформить прописку было бы невозможно, не будь театром предоставлены все необходимые документы. Более того, он лично видел документы, определяющие статус помещения именно как общежития, и если на сегодня они отсутствуют, значит, были кем-то заинтересованным изъяты и уничтожены.

Особая тема - реставрация органа, на которую объявлен сбор средств. Орган молчит. Играть на нем запрещено. Именно запрещено, а не невозможно! Администрация театра сочла «правильным» объявить сбор спонсорских пожертвований с целью оплатить работу чешских реставраторов в размере 49 230 евро. Органный мастер Национальной оперы Вячеслав Закиров утверждает, что реставрационные работы можно было давно осуществить силами отечественных мастеров, а не собирать деньги на работу чехов.

- Я ремонтировал органы в Западной Европе и моей работой были довольны, - говорит Закиров. - А здесь хотят повысить цену с 80 тысяч до полумиллиона. Если бы это касалось личных средств, бюджета своей семьи, вывод был бы другим. Почему нужно было обломать реставрационный процесс, ведь моя бригада сделала более половины работы, а потом нас перестали попросту пускать в театр?

- Когда министр культуры назначал меня в июне 2010 года исполняющим обязанности гендиректора, была достигнута договоренность о выделении 1,5 миллиона гривен на празднование 200-летнего юбилея театра, - говорит Николай Криворучко. - Эти деньги поступили в казначейство. К юбилею все, кто предоставил документы на звание, должны были его получить, министр отправил их в секретариат президента. Но я столкнулся со страшной вещью. Работавшая тогда заместителем директора по основной деятельности Светлана Холденко стремилась быть теневым руководителем театра и вместе с уже пришедшей Надеждой Бабич вынудила меня уйти, помешав реставрации органа. Органным мастерам разрешали работать только два часа в сутки, не пуская в здание ночью, как это делается во всем мире, уложиться в сроки было невозможно. Против меня была организована травля. После того как милиция прямо в здании театра попыталась надеть на меня наручники, я предпочел уволиться по собственному желанию.
А через неделю деньги ушли назад в министерство. Хотя Светлана Ивановна больше не работает в театре, Надежда Матвеевна продолжает ее политику. Выпускаются спектакли, оставляющие лишь горестное недоумение, продолжаются незаконные увольнения, неугодным певцам, как бы хороши они ни были, поручаются второстепенные партии.

* * *

Горестное недоумение - точное определение послевкусия от некоторых спектаклей, выпускаемых Одесской оперой в течение последних полутора сезонов. Главный дирижер театра Александру Самоилэ, увы, пока недостаточно внимания уделяет и оркестру, и солистам: зарубежные контракты этого просто не позволяют. А о художественной составляющей спектаклей больно говорить. В репертуаре скучная, «по-богатому», но безвкусно оформленная, вторая «Турандот» (в постановке Станислава Гаудасинского), осуществленная якобы для гастролей по Японии (в итоге в Японию не поехали), а прекрасная первая «Турандот», поставленная Кристианом фон Гётцем как раз на излете «правления» Анатолия Дуды, почти не показывается публике и стремительно теряет в качестве.

Посконный, домотканый и кондовый «Князь Игорь» того же Гаудасинского без третьего действия (ну его, этот «Половецкий марш», и так зрители себе уже все отсидели, к тому же певцы, как оказалось, исполняя Верди да Пуччини в оригинале, разучились внятно петь по-русски).

Опять-таки невнятный «Моцарт и Сальери», а точнее, проект «Гений и злодейство» в постановке Василия Навротского - опера Римского-Корсакова в одном флаконе с концертом из произведений Моцарта и Сальери, причем второй почему-то получается лучше и ярче (в одной из местных газет юные рецензенты даже сравнили сие с «Музыкальным рингом» и отдали пальму первенства Сальери).

А дальше была феерическая по сумбурности и, простите, хореографической несостоятельности «Тайна Венского леса» на музыку Малера и Штрауса, поставленная главным балетмейстером Юрием Васюченко. «Венский лес» на сцене сотворили из полиэтиленовых полотнищ, придающих сцене антураж помойки, что особенно режет глаз в обрамлении обильно покрытого позолотой зала.

На премьере оперы Моцарта «Дон Жуан» в режиссерской версии народного артиста России Юрия Александрова порадовали стильные, объемные декорации, созданные заслуженным художником России Вячеславом Окуневым, соответствующие роскошному обрамлению зала, который словно отразился двумя ярусами в зеркале сцены. Но в этом же пространстве образовались стайки нимфеток в корсетах, панталончиках и масках. Не иначе, авторы спектакля перепутали любовника Дон Жуана с развратником Казановой или даже маркизом де Садом. Оперные персонажи изощряются в похабных мизансценах. Донна Анна появляется перед своим женихом Доном Оттавио в белом трико и металлическом бикини с конусами а-ля ранний Готье, поет свою арию, запрыгивает жениху на спину и уезжает на нем за кулисы. А в финале Донна Анна усядется на колени к Мазетто, а его невеста Церлина навалится бюстом на Дона Оттавио. Сам же Командор, отравив Дон Жуана, будет радоваться жизни в объятиях нимфеток.

На таком фоне Дон Жуан выглядит незадачливым романтиком, и совершенно непонятно, отчего остальные герои на него так ополчились... То, что подобная трактовка идет вразрез с нотами Моцарта, никого из постановочной команды не смутило.

«Закручено лихо, но есть одна нестыковка: музыка Моцарта! - говорят сегодня в Одессе. - Ибо в пении Анны слышим боль и отчаяние, испуг, искреннее оплакивание отца, но никак не изощренные хитроумие и жестокость, двуличие и ханжеское фарисейство. Как быть? Воистину, нужно обладать глухотой, чтобы придумать такой сюжетный ход на музыку, которая, на наш взгляд, говорит совсем об ином».

Подумалось: а не о себе ли сегодняшнем последовательно высказывается театр? Не о своих ли болезнях спешит поведать? Как бы это назвали психотерапевты? Вульгарно выражаясь, «вытеснение»? «Вы хотите об этом поговорить»? Жестокость, хитроумие, двуличие и фарисейство, неспособность определить внятную концепцию, поразить яркой находкой или хотя бы продемонстрировать хороший вкус, профессионализм - вот, увы, все, что может сегодня предъявить Одесская опера. Слишком много Сальери и слишком мало Моцартов.