«ВОЗРОЖДЕНИЕ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ ДОЛЖНО СТАТЬ ПРИОРИТЕТОМ НАШЕЙ НАЦИИ»

На вопросы корреспондента «ЗН» отвечает министр Украины по делам науки и технологий академик Владимир СЕМИНОЖЕНКО

- Владимир Петрович, ни для кого не секрет, что нынешние перспективы науки и технологий в Украине далеко не радужные. Не покидает ощущение какого-то стратегического тупика, в котором оказалось не только развитие науки, но и общий экономический курс. Мы на пороге нового витка реформ? А какая роль в нем отводится науке?

- Мне нравится постановка вопроса, не отделяющая науку от производства и экономики, так как нередко у нас науке «отводят» роль некоего имиджевого «довеска» страны, о чем свидетельствует отношение к Миннауки порой, как к министерству по делам ученых, а не государственному органу, координирующему и отвечающему за создание и внедрение инновационных ресурсов экономического роста. Возможно, далее мы коснемся и этой темы. Сейчас же хотел бы остановиться на более общих проблемах, связанных, как вы сказали, со ... стратегическим тупиком. Попытаемся выйти к стратегическим горизонтам.

Диагностируя нынешнее состояние науки в Украине, можно связать его с четырьмя типами (или уровнями) кризисов. Первый - конверсионный и инфраструктурный кризис, через который прошли, между прочим, все ныне экономически и технологически развитые державы, например США в 30-е годы, Франция и Германия в 50-60-е годы.

Способы разрешения этого кризиса были разными, однако общий вектор выхода из него состоял не в перековке высокотехнологичных «танков» на примитивное «рало», как это у нас часто понималось, а в переориентации милитаризованной экономики на гражданский спрос и производство продукции с «интеллектуальной начинкой» - товары длительного пользования, быттехника и т.п, в переходе от капиталоемких к инновационным источникам экономического роста. Что касается «инфраструктурной части» этого кризиса, то он был связан с требованиями трансформации управления - на макро- и микроуровнях, формирования нового финансового и промышленного менеджмента, переструктурирования инструментов банковской системы, создания новой информационной среды для производственных единиц, вследствие чего происходило смещение от вертикально-иерархического к горизонтально-функциональному построению экономики. Такой конверсионно-инфраструктурный кризис в широком смысле переживаем сейчас и мы.

Второй кризис связан с разрывом народнохозяйственных связей, сложившихся в бывшем СССР, и распадом научно-воспроизводственного контура прежде всего на базе бывшего советского ВПК, что радикально изменило как систему научно-технологических приоритетов, так и способы и объемы финансирования, а также потребовало новой стратегии науки и научно-технологического развития.

Третий кризис связан с переходным характером нашей экономики, с трудностями и сложностями формирования национального рынка на фоне включения в международное разделение труда, подключения к глобальным и региональным научно-технологическим и финансовым потокам, что выразилось конкретно в сверхбыстрой и резкой либерализации внешнеэкономической деятельности. В результате мы оказались не в самых «лучших» и «передовых» сегментах мировых рынков. Это привело к потере конкурентных преимуществ нашей экономики.

Четвертый кризис - это, я бы сказал, исчерпанность того курса и той однобокости экономической политики, которая проводится на протяжении пяти последних лет на основе, как говорят экономисты, ортодоксальной политики финансовой стабилизации путем «сжатия» денежного спроса и регуляции обменного курса национальной валюты. Почему я об этом говорю так подробно? Увы, общим знаменателем или даже «жертвой» этих кризисов становится, в первую очередь, научно-технологический потенциал страны. Вместо того чтобы стать источником перехода к новому типу, то есть к инновационному производству и к новой экономике, наука и накопленные технологии превращаются в депрессивные зоны экономического пространства, и, что самое обидное, на фоне общей риторики о необходимости наукоемких производств, о развитии сферы науки и технологии, как мне представляется, мы по-прежнему движемся в русле старых «затратных» представлений о роли и месте науки в современной экономике и обществе.

По сути, если говорить прямым текстом, общий курс экономической политики превратил науку в своебразный элемент «трофейной экономики», которой пользуются, но о ней не заботятся. И это на фоне разворачивающейся в мире новой, пятой по счету, волны научно-технического прогресса, опирающейся на достижения в области микроэлектроники, информатики, биотехнологии, использовании новых видов энергии, эффектов сверхпроводимости, освоения космического пространства. Стержневой вектор этого процесса - формирование инновационной модели экономики, в которой факторы производства меняются местами, - технические нововведения и инновации превращаются из остаточного в решающий фактор экономического роста. Поэтому науку, технологии, инновации с точки зрения технико-экономического прогресса уже недопустимо рассматривать только как «затратный довесок» или побочно-дополнительный элемент экономического роста. Сегодня это решающий фактор всей экономической динамики. Симптоматично, что в передовых странах переориентация в указанном направлении происходит не только в плане общей научно-технической политики правительств, но осуществляется и в более прикладном и операциональном измерении - в выделении и конструировании инновационных систем, субъектов-инноваторов, появлении системы инновационных прав.

Все пока так складывается, что наука, технологии и инновации до сих пор находятся за пределами экономической стратегии. Отсюда и результат: структурные изменения экономики происходят в регрессивном направлении; вместо позитивных сдвигов - «утяжеление» экономики, преобладание «сырьевой начинки» и низкотехнологичных производств, определяемых как «экономика дымящих труб». Понятно, что попадание в «структурные ловушки», которые нам подготовило резкое вхождение в мировые рынки, привело к тому, что именно ресурсоемкие производства, к тому же экологически «грязные», стали основными экспортными отраслями, связывающими нас с международным разделением труда и приносящими валютные доходы. Приоритетность таких производств в качестве долгосрочной перспективы может привести к тому, что Украине будет «уготована» роль страны, с которой будет сниматься, и уже снимается, «экологическая рента» с преимущественно экологозатратных и «грязных» производств. В то время, как основные конкурентные преимущества в мировой экономике и геоэкономические позиции страны определяются получением научно-технической ренты, что собственно и дает реальные возможности для укрепления национальной и экономической безопасности, способствует устойчивой позиции на мировом рынке.

- То есть можно вас понять так: сколько ни говори слово «наука», но выбранный и действующий алгоритм экономических трансформаций предопределяет разрушение накопленного научно-технического потенциала, а перспективы экономического возрождения заходят в «пятый кут». Что же получается: раньше говорили о науке как о главной производительной силе, двигателе экономического прогресса, а сейчас приоритетным стал принцип «не до жиру, быть бы живу»? В связи с этим к вам вопрос, Владимир Петрович. Вы против политики финансовой стабилизации и удержания низкой инфляции?

- Трудный вопрос, он труден со всех точек зрения - политической, экономической и т.д. О чем говорить, если западные экономические школы до сих пор не определились с выбором оптимальной экономической стратегии перехода от командно-административной экономики к рыночной. А мне, как министру по делам науки и технологий, еще труднее, учитывая недооценку и невостребованность научно-технологической среды в нынешних экономических преобразованиях.

Что касается действующего алгоритма трансформации экономики, то очевидно, что все началось в 1991-92 годах в результате «шокотерапии» и резкой либерализации цен и внешней торговли. В некоторой степени Украина оказалась заложницей российской модели реформ с их акцентом на экспортную ориентацию российского ТЭК. Еще свеж в памяти обвальный рост цен: в сотни и тысячи раз - под давлением скачка цен на базовые ресурсы приравнивания их к ценам мирового рынка, что поспособствовало резкому падению курса национальной валюты. И в России, и в Украине для стимулирования экспорта и вхождения в мировые рынки был выбран низкий обменный курс и политика девальвации национальной валюты. Затем, с помощью мер макрофинансовой стабилизации, инфляцию удалось погасить и довести до приемлемого, согласно критериям международных финансовых организаций, уровня. Однако это не привело к последующему повышению курса национальной валюты по отношению к мировой. В результате основными конкурентоспособными отраслями оказались отрасли с энерго- и экологоемкой ориентацией. Некоторые экономисты справедливо считают такой заниженный курс искусственным, выгодным лишь определенным и не самым передовым сегментам нашей экономики. По существу, последние годы в качестве модели промышленной политики было выбрано стимулирование роста енергоемких и экологозатратных производств. В этой ситуации проигрыш наукоемких производств был фактически предрешен. Между тем, китайский опыт реформ показывает, что экспорт национальных промышленных товаров возможен и при высоком обменном курсе; за последние десять лет экспорт китайских товаров повысился в 5 раз, причем доля промышленных товаров в нем составила 84,8%. Этот опыт показывает: давно назрела необходимость гибкой финансово-монетарной политики, которая стимулировала бы экспорт промышленных товаров с высокой степенью обработки и высокотехнологической продукции, не говоря уже о заделах высоких технологий. Украинской науке есть что предложить на мировых рынках технологий. Однако этот процесс требует времени. И чем дальше, тем более длительного.

Нельзя игнорировать и возникающую при этом проблему промышленно-технологических расколов между регионами с различной отраслевой направленностью. С одной стороны - Донецко-Криворожский регион, дающий, по некоторым данным, 70% экспортного дохода, и Донецкая область - с ее 1/5 ВВП. С другой - западноукраинские регионы с депрессивной промышленностью, превращающиеся постепенно в аграрноспециализированные. А взять мою родную Харьковщину, где в этом году 47% производства составит газодобыча и газотранзит. Ведь это крупный центр науки и машиностроения! К тому же, ориентация на такую модель привязывает нас к российской газово-нефтяной геополитике, сужая возможности для определения самостоятельной стратегии на конкурентных рынках, на основе имеющихся в Украине научно-технологических преимуществ.

Теперь о макрофинансовой стабилизации. В стандартной модели, применяемой для переходных экономик, упор делается на финансовые, денежные рычаги, но при этом игнорируется момент стимулирования структурных сдвигов с помощью научно-технологической политики государства. Можно сказать так: в какой-то степени политика макрофинансовой стабилизации реактивна, так как является реакцией сдерживания потенциальной гиперинфляции, вследствие происходящего рассогласования денежно-финансовых рынков и производственного или, как говорят сейчас, реального секторов. По сути, это есть политика «отложенной инфляции», а не ее предотвращение, и понятно почему: «инфляционный навес» преодолевается научно-техническим прогрессом, ростом производительности труда, уменьшением издержек производства, а не только чисто финансово-монетарными мерами, эксклюзивное применение которых приводит к «отложенному», как говорят экономисты, экономическому росту, когда перспективы устойчивого экономического роста, возможного только на новой технологической и воспроизводственной основе, - откладываются. Достаточно известный факт: все ныне развитые или так называемые новые индустриальные страны - Япония, Южная Корея и др. - добивались экономического процветания прежде всего за счет вложений в сферу НИОКР, инновационных источников, сильной научно-технической политики государства параллельно с гибкой государственной ценовой политикой.

- Иногда выстраивается такая логика экономического реформирования: низкая инфляция будет способствовать снижению реальной ставки кредитования, а это, в свою очередь, подвигнет финансово-спекулятивные рынки на капитальные инвестиции в реальный сектор, в том числе и наукоемкие отрасли; сюда же «хлынут» зарубежные инвестиции...

- По этому поводу хотелось бы сказать следующее. Дабы рассеять некоторую наивность тех, кто надеется, что зарубежные инвестиции пойдут в высокотехнологичные производства. Это абсурд, поскольку достаточно очевидная вещь: приходящие сейчас в Украину и другие инвестируемые страны финансы идут только на развитие вторичных производств, а вот высокотехнологические отрасли, даже в США, где регулирующая роль государства в экономике незначительна, поддерживаются в рамках внутригосударственной научно-технической стратегии. Характерно, что 90% НИОКР американские транснациональные компании осуществляют у себя на родине, около 8% - в филиалах развитых стран, и только 1% - в развивающихся. К тому же, в наукоемких отраслях, как показывает опыт, иностранные инвестиции чаще, чем в других случаях, обуславливаются политическими и геоэкономическими условиями, отражающими интересы геоэкономических конкурентов. Это подтверждает, что логика мировой технологической конкуренции заключается в миграции производства и продукции староиндустриального типа в менее развитые страны, с одновременной «перекачкой мозгов» - интеллектульного и человеческого капиталов - в обратном направлении. Во-вторых, если говорить о монетарной структуре в воспроизводственном смысле, то она концентрируется по линии «капитал-продукт-доход», с соответствующими рынками и формой денег. Так вот, в отношении комплекса «наука-технологии-инновации» можно сказать, что он представляет собой ресурс «тройного назначения».

Иными словами, вкладывая в науку, мы вкладываем и в товары длительного пользования, в производство высокотехнологической продукции - бытовая техника и т.д. А финансируя научного работника на достаточном уровне, мы создаем нормальный платежеспособный спрос, который, заметим, является важным кредитным и инвестиционным ресурсом. Об этом, кстати, говорил и Президент в своем выступлении в Верховной Раде 21 марта этого года. Потому воистину у нас получается - «скупой платит дважды». Если же подытожить, то сильная научно-техническая политика может разрешить и монетарные, и производственные, и потребительские проблемы, соединив все виды рынков, которые у нас сейчас разорваны, в единый национальный рынок и кругооборот ресурсов - денежных, инвестиционных, товарных...

- Конечно, трудно с вами не согласиться, но главный вопрос на сегодня: где же взять деньги для достаточного уровня финансирования науки? Неужели за счет кредитной эмиссии, ведь это чревато срывом в гиперинфляцию и может перечеркнуть с таким трудом достигнутые результаты макрофинансовой стабилизации?

- Понимаю беспокойство в вашем вопросе. Что можно ответить на это? В мировой практике можно обнаружить и другие пути. Пример Японии и Южной Кореи, где переход к модели инновационного роста осуществлялся наряду с «сжатием» денежной массы, дополнялся государственным регулированием и управлением межотраслевыми переливами капитала в пользу наиболее перспективных отраслей, - может быть вполне применимым и у нас. Важная роль в этом отводилась и отводится министерствам науки и активной роли государства в экономической и научной политике. Причем для условий переходной экономики и для стран так называемого «догоняющего развития» «чисто» рыночные критерии оценки производственной деятельности не всегда применимы.

Когда американцы приехали изучать южнокорейское экономическое «чудо», они были удивлены тем фактом, что южнокорейские компании по стандартам США были банкротами. И это - при ежегодных темпах экономического роста в целом по стране в 10-15%! Иначе говоря, там где роль государства в экономике значительна, стандарты рыночной экономики должны применяться с большим диапазоном допущений. Если взять общую экономическую стратегию, то новые технологические производства формировались в этих странах на основе кредитной эмиссии под будущую стоимость, не ожидая эффектов саморегулирования рынка. Иначе говоря, кредитование «под будущую стоимость» (точнее, с учетом вышесказанного, под будущую отечественную стоимость) - могло бы стать важным направлением промышленно-технологической политики.

Как это может конкретно выглядеть? В Южной Корее, например, используется форма «отсроченного платежа», что позволяет предприятиям осуществлять выплаты не из текущей, а из будущей прибыли. Стоимость кредита не включается в состав издержек, тем самым способствуя преодолению кризиса сбыта и освоению новых рынков. Чтобы меня поняли правильно, уточню: речь идет о точечной эмиссии под инновации и нововведения, так как в условиях экономической депрессии новые наукоемкие предприятия страдают прежде всего. Макрофинансовая стабилизация, стабильный обменный курс - это базисный уровень промышленной политики. Подчеркиваю, базисный, но не самоцель. В конце концов, крепкая национальная валюта и низкая инфляция - это, переходя на математический язык, есть функция от целевой стратегии научно-технического прогресса. В краткосрочном интервале можно рассчитывать на рынок ОГВЗ, размещение облигаций на мировых финансовых рынках (евробондов и проч.). Но будут ли раскупать облигации страны, которая не имеет промышленных и технологических перспектив?.. Ответ, кажется, ясен...

Или другой путь - выделение целевых ресурсов под инновационные кредиты, на модернизацию технологий, освоение новых рынков сбыта и др. Это понимают и на Западе. Например, такой подход прослеживается в известном докладе британских экономистов «Соединенное королевство в 2001 году». Начинают понимать это и международные финансовые организации. Так, Всемирный и Европейский банки реконструкции и развития разработали программу поддержки предприятий России на 10-12 лет, в которой предусматривается, в частности, низкая ставка процентов за кредиты - не более 10% годовых с отсрочкой выплат до освоения новых мощностей. Наше министерство готово совместно с Минэкономики, Минфинансов и Минпромом к разработке новой промышленно-технологической стратегии с задействованием новых нестандартных финансово-кредитных инструментов. Искренне надеюсь, что функциональная реформа Кабмина, как пролог к новому этапу экономического реформирования в стране, будет способствовать повышению роли науки - и в политическом, и в административно-управленческом смысле, а задачи и функции нашего министерства станут более значимыми в разработке и проведении промышленной политики правительства. Новая промышленная и научно-техническая политика должна быть сосредоточена на стимулировании структурных преобразований экономики, на новых технологических основаниях и инновационных источниках.

- А не могли бы вы кратко очертить контуры новой промышленной политики: в чем она заключается, помимо гибкого использования финансово-кредитного инструментария?

- Должны быть выработаны четкие приоритеты с акцентом на центральный стержень любой экономической политики - стимулирование нововведений и инноваций в производство. Должна быть восстановлена активная роль государства в экономике, но уже применительно к формирующимся и функционируемым рынкам. Об этом недвусмысленно сказал Президент в недавнем выступлении в Верховной Раде. Складывается иногда впечатление, что реформаторы-монетаристы слишком буквально понимают известную поговорку Р.Рейгана относительно «невидимой руки» рынка: «поднимите паруса, пусть их наполняет ветер - и идите в кабину коктейль пить!». В реальности так не бывает. Государство - активный, если не основной агент экономических преобразований... Нужны приоритеты. В конце концов, умная политика заключается в умении выстроить многоуровневую систему приоритетов, целей и ресурсов. Например, экспортно-доходная отрасль, способная заработать сама, может работать в режиме самофинансирования. Возможно сюда, учитывая их экспортно-валютные возможности, будет направлен основной поток зарубежных инвестиций. Другие отрасли необходимо перевести в режим госпротекционизма до выведения их на конкурентоспособный уровень. Все же основные государственные инвестиции - субсидии, экспортные кредиты - необходимо сосредоточить в сфере науки и инноваций, в наукоемких отраслях.

Стоит подумать также и о более отдаленных перспективах. В теории длинных волн, основоположником которых был выдающийся ученый Н.Кондратьев, научно-техническое развитие происходит волнообразно с циклами примерно в 50 лет, соответственно с волнообразной динамикой технических и технологических нововведений. Нужно думать о перспективе, о стратегии. Какой будет экономика Украины? Какое место она займет в транснациональных рынках и производствах? Не случайно в цивилизованных странах государственные органы и министерства, осуществляющие научно-техническую политику, определяют не иначе как «министерства будущего». Возможно, мы еще не научились серьезно относиться к будущему, ценить будущее - я уже не говорю о таких вещах, как стратегическое мышление в экономической политике... В правящем истеблишменте, да и, пожалуй, в обществе в целом, отношение к науке почтенное, но пока, к сожалению, второстепенное. Чтобы не быть голословным, сошлюсь только на один пример, характеризующий результат отношения Минфина и Госказначейства к науке. С учетом инновационных выплат, финансирование научной сферы в первом квартале составило 42,8% от запланированного. В 1996 году фактический уровень финансирования составил 46,1% от запланированного. Или такой красноречивый факт: расходы всемирно известной фирмы «Сименс» на исследования в 1995 г. составили 5 млрд. долларов США, в то время, как расходы Минэнерго Украины в 1996 г. составили всего лишь 6 млн. долларов США.

- В связи со всеобщей озабоченностью проблемами национальной безопасности, как бы вы определили проблему научно-технологической безопасности, о которой говорится и в общей Концепции национальной безопасности Украины?

- Да, вопрос о национальной безопасности, очевидно, возник не сам по себе. В последнее время на фоне обостряющихся социальных, экономических и других проблем все чаще можно услышать об угрозе национальной безопасности в экономической, информационной, социальной сферах и т. д. С моей точки зрения, в «схватывании» идеи безопасности мы движемся в общецивилизационном русле, поскольку и нынешняя ситуация в мире, и особенно в странах переходного периода, поддается осмыслению именно в терминах рисков и безопасности - государственной, экономической, социальной систем. И хотя вопросы научно-технического развития, как я говорил выше, не занимают пока приоритетного места в экономической стратегии государства, тем не менее их ни в коей мере нельзя обойти. Национальная научно-технологическая безопасность может быть определена как предельно допустимый уровень развития научно-технического потенциала страны, за пределами которого невозможны общественное воспроизводство на новой прогрессивной технологической основе; экономический и оборонный суверенитет государства. Исходя из этого, могу сказать, что, к сожалению, нынешний курс реформ мало соответствует критериям национальной безопасности. В то время, как наращивание научно-технического потенциала является важнейшим индикатором полноценного экономического развития страны, показателем конкурентных преимуществ нации.

Кроме того, подрыв качественных черт экономической безопасности мало сегодня связывать только со снижением ВВП или спадом производства. Главное - это потеря инновационного динамизма экономики, а при условии чрезмерной внешнеэкономической «открытости» национального рынка, это оборачивается неизбежной «отдачей» национального дохода в пользу государств с более высоким научно-техническим уровнем развития. При учете этих факторов необходимо принимать во внимание два вектора защиты научно-технологического потенциала - внешний и внутренний. Речь идет о том, что при необходимой интеграции в международный научно-технологический обмен и при установлении открытого партнерства в научно-технологической сфере, необходимо ориентировать производство научно-интеллектуальной продукции на мировые стандарты, на законы рыночной конкуренции. Жесткие конкурентные законы мировых рынков не дают нам «расслабиться» и допустить «раздачу» наших высоких технологий за бесценок. Кроме того, нельзя допустить, чтобы наши внешние конкуренты вытеснили нас с перспективных научно-технологических направлений, навязывая условия неравноправного международного сотрудничества, сужая наше присутствие на мировых технологических рынках. Более того, можно констатировать уже сужение украинского технологического пространства не только вне, но и внутри страны. Именно это вынуждает говорить о научно-технологической безопасности и активизации научно-технической политики государства, в данном контексте, что должно реализовываться в различных формах защиты и контроля за сохранением существующего потенциала украинской науки и технологических разработок.

- Возможно, мой вопрос покажется несколько диссонирующим относительно общей теоретической тональности нашего разговора. Но читателям было бы интересно узнать о конкретных результатах работы Министерства по делам науки и технологий за, если не ошибаюсь, чуть более полугода его существования.

- Сделано главное: завершается создание целостной системы управления циклом «наука-технологии-инновации-защита интеллектуальной собственности». Благодаря соединению в едином комплексе фонда фундаментальных исследований, формированию государственных научно-технических программ, Государственного инновационного фонда, Государственного патентного ведомства, департамента критических технологий и технологической политики создан Государственный центр научной и научно-технической экспертизы, который утверждает применение единых требований и стандартов для исследований и разработок. Министерство выступило инициатором и начало реализацию ряда стратегически важных научно-технических проектов.

Для повышения международного авторитета Миннауки сделало ряд серьезных шагов в области научно-технологического сотрудничества - с Евросоюзом по программе INТAS и ESPRIT, с компанией «SAMSUNG». В рамках комиссии «Кучма-Гор» готовится договор о сотрудничестве в области высоких технологий. Закончен отбор совместных проектов, выполняемых учеными Украины и США в рамках договора с SRDF. Переданы пакеты предложений Индии и Китаю относительно совместного выполнения научных проектов. По предложению Д.Сороса, вскоре будут обсуждаться совместные программы Миннауки и Фонда Сороса по поддержке украинской науки, образования и культуры. И многое другое.

Мы считаем недостаточным законодательный уровень для проведения активной научно-технологической политики. По инициативе нашего министерства подготовлены проекты «Доктрины научно-технологического развития Украины» и «Концепции региональной научно-технической политики». И, что крайне важно, с целью выявления реального состояния кадрового потенциала, возможностей и направлений проведения научно-технологических исследований, был проведен конкурс государственных научно-технических программ-97, куда поступило более 8 тысяч проектов по 59 программным направлениям. Можно привести и ряд других примеров. Именно в таких программах я вижу зарождающееся будущее украинской науки. Поэтому я уверен: рано еще списывать Украину со счетов в научно-технологическом поле.