Сознание и нейронаука

Многие, даже очень образованные, люди говорят: мы все принимаем — и возможность зарождения жизни из неживой материи, и эволюцию, но вот сознание — что-то тут есть еще, что-то качественно новое...

Автор понимает этих людей. Так думать — больше, чем соблазн. Вслед за Кантом мы не устаем восхищаться звездным небом над нами и моральным законом — совестью — внутри нас. Вслед за Поппером-Линкеусом, сознавая мир в себе, мы готовы согласиться, что со смертью каждого человека гибнет целая Вселенная.

Понятия «разум», «мышление», «сознание» не поддаются точному определению. К примеру, Википедия приходит к выводу, что «мышление — это способность мыслить» — точнее вроде и не скажешь. Там же приводятся десятки определений сознанию — все они верны, но их значение и смысл аналогичны, скажем, этикетке на бытовом приборе, обозначающей его отдельные особенности — как, к примеру, «no-frost» на холодильнике. Один из величайших ученых современности Френсис Крик (расшифровавший структуру ДНК) сказал о сознании примерно так: «Несмотря на то, что у каждого есть предварительное представление о том, что такое сознание, лучше избегать точных определений из-за опасности, что они окажутся преждевременными». Трудно не согласиться. Крик отдал последние годы жизни исследованиям мозга — органа, чья функция сейчас столь же очевидна, сколь и неопределима. Амбицию науки объяснить сознание в терминах работы мозга он назвал «удивительной гипотезой».

Наука о мозге — нейронаука — вплотную приступила к экспериментальным работам по изучению сознания.

Сознание — доступный каждому из нас свидетель работы разума. Это не попытка дать еще одно определение, а констатация факта. Важный вопрос, на который следовало ответить нейронауке, состоял в следующем: можем ли мы не субъективно, а экспериментально зарегистрировать изменения в работе мозга, связанные с сознательной деятельностью? Ответ оказался положительным. Он был получен с помощью томографических методов, позволяющих регистрировать в реальном времени трехмерную картину интенсивности работы мозга. Пространственное, как и временное, разрешение этих методов пока невелико: мы можем наблюдать за мозгом, ну примерно, как космонавт, разглядывающий Землю со спутника в бинокль. Однако такие наблюдения уже позволили ответить на некоторые вопросы. Каждый из нас, наблюдая за собственным сознанием, видит как бы фильм о собственной жизни: сознание последовательно по содержанию и ограничено, в каждый момент времени, одной сюжетной линией. К примеру, мы не можем воспринимать одновременно более одного собеседника, хотя надежно выделяем именно его слова в гуле голосов толпы. В то же время мозг, насколько мы знаем, организован параллельно: участки коры, отвечающие за сходные функции (например, за математические способности), находятся в самых разных участках мозга — от лобных до затылочных его долей. Как же образуется при этом определенный поток сознания, ограниченный своим конкретным содержанием?

Получен следующий ответ: при включении сознания большие участки коры объединяются в ансамбли нервного возбуждения. Это позволило создать теорию «глобального рабочего пространства», согласно которой, «сознание возникает при широком распространении информации в мозгу». Вслед за Армстронгом, ступившим на Луну, можем сказать: «небольшой шаг для науки, но большое достижение человечества» — сознание стало объектом инструментальных исследований, хотя длину и трудность пути до понимания его механизмов пока еще трудно оценить.

В течение последних десятилетий изменились наши общие представления о возникновении сознания. Долгое время животным отказывали в праве на сознание, считая их, по сути, живыми роботами, действующими по принципу «акция — реакция», в лучшем случае способными вырабатывать рефлексы. Сейчас эта «ересь бихевиоризма» преодолена. Соображения о возникновении сознания могут быть сведены в следующую логическую цепь.

Для успешного выживания в непрерывно изменяющемся окружении от живых существ требуется способность обучаться. Иными словами, для предвидения последующих состояний окружения необходима способность создавать его модель. Вот, к примеру, стая волков, загоняющая кабана. Охота не будет успешной, если каждый участник, играя свою роль, не будет представлять себе, а что же будут делать соратники: в его представлениях содержится модель состояния других, пусть волчьих, но, не побоюсь этого слова, умов.

В общем случае, критическим преимуществом для любого живого существа является его способность успешно предвидеть поведение факторов окружения — ведь многие из них враждебны. Для успешного предвидения необходима модель того, как влияет окружение на поведение этих факторов и какой, в свою очередь, может быть их реакция на изменения в окружении.

Из этого следует, что организм, вооруженный достаточно мощными механизмами обучения и достаточным ресурсом нервной системы, создает, приспособляясь, детальные модели внутренних состояний живых факторов своего окружения.

Такой организм является, в полном смысле слова, сознательным: симулируя (то есть моделируя) внутренние состояния других живых созданий, он не может не сопоставлять их с собственным внутренним состоянием.

Фундаментальный аспект сознания — обучение, создающее сознательный опыт, который, в свою очередь, совершенствует обучение. И вот что получается с людьми: если наши тела (включая мозг к моменту рождения) — наше биологическое наследство, то происходящая на протяжении жизни «прошивка» наших мозгов — продукт сознательной активности предыдущих поколений, культуры.

Если животные тоже сознательны, то почему они не способны к созданию культуры? Хотя отражение окружающего мира присуще животным на разных уровнях и ветвях «древа жизни», но у людей оно приобрело новое качество с помощью языка. Фиксируя мысли с помощью слов, мы обрели способность превращать свои мысли в суждения и передавать их друг другу. Вот тут, представляется, и лежит грань качественного отличия между животными и людьми. И мы, и животные мыслим и испытываем эмоции. Но только люди, накапливая опыт, создают культуру.

Станет ли продуктом культуры искусственный разум? Если заменить слово «разум» словом «интеллект», то он уже с нами: разве не интеллектуальны компьютеры, побеждающие шахматистов-чемпионов? Они интеллектуальны, но не разумны. Не поддающийся словесным определениям разум — видовое свойство человека. Позволю себе напомнить, что вид живых существ, к которому мы принадлежим, так и называется: «человек разумный».

Есть все основания полагать, что появятся компьютеры, которые будут нам представляться вполне разумными. Кстати, прагматический критерий разумности компьютера был предложен основателем теории искусственного интеллекта Аланом Тьюрингом: компьютер «разумен», если при общении с ним (к примеру, путем переписки) его невозможно отличить от человека. По состоянию на сегодня, насколько мне известно, ни один суперкомпьютер теста не прошел. Футурологи говорят: возможно, в конце 2020-х.

Впрочем, если речь идет о совершенствовании компьютеров, то прохождение теста Тьюринга — совершенно не самоцель. Компьютер-отличник должен будет содержать в себе конкретный человеческий опыт: симулировать, к примеру, мужчину или женщину определенного возраста, со своей конкретной судьбой, привычками и багажом эмоциональноокрашенных ассоциаций, воссоздающим субъективно воспринятую картину мира. Проблема не в том, чтобы построить достаточно мощный компьютер, а в том, чтобы создать модель человеческого разума. Однако разум не является «разумом вообще», а принадлежит конкретному человеку. Он создавался в процессе взросления данного индивида, «вписываясь» миром в межнейронные связи мозга, предуготовленные для такого вписания биологическим развитием. Таким образом, модель человеческого разума не может быть ничем иным, кроме имитации.

«Человеческое, слишком человеческое!» — хочется воскликнуть вслед за Ницше. У умного компьютера будет компьютерный ум. Если сила этого ума даст когда-нибудь возможность почувствовать в компьютере личность, то нам, людям, будет интересно и поучительно с ним беседовать без того, чтобы он притворялся человеком, проходя тест Тьюринга. Способна ли модель мышления дать нам правильный ответ на субъективный, человеческий вопрос?

Тем временем, последние работы по изучению сознания уже приносят практические плоды. Вышеупомянутая теория глобального рабочего пространства легла в основу создания системы искусственного интеллекта, решающей прозаическую, но логистически чрезвычайно сложную задачу. Созданный робот заменил огромный «отдел кадров» в военно-морских силах США. Речь идет о системе ИДА, решающей вопросы оптимального трудоустройства десятков тысяч моряков на самой большой в мире военно-морской базе в Сан-Диего (Калифорния). Приятный женский голос ИДЫ ведет с моряком диалог, входя в подробности не только профессиональных устремлений, но и семейной жизни. Отзывы — самые благоприятные.

Итак, сознание… Понимаю тех, кто не принял приведенные в этом тексте аргументы. Продолжу вместе с ними: да, пусть это будет волшебство сознания. Но, в отличие от плачущих икон и самовозгорающегося в нужный день огня, сознание дано нам всем в постоянно воспроизводимых ощущениях: ущипни себя, убедись — «не сплю» — и удостоверься, вот сейчас сказал себе «не сплю». А поскольку у нас есть феномен и есть наука, мы можем и должны феномен исследовать. Тем более, что логически мы уже представляем себе появление сознания лучше, чем, скажем, появление самовоспроизводящейся молекулы, нашего Общего Предка. После того как Предок появился, эволюция автоматически воспоследовала из законов физики: молекулы не могли самокопироваться с идеальной точностью и выживали лучше приспособленные выживать. Совершенствование в способности приспособляться (адаптации) — неизбежное следствие эволюции. Способность сознательно изменять мир для улучшения условий своей жизни — доставшееся нам эволюционное достижение.