НАУКА, КАК И ОСЕТРИНА, НЕ БЫВАЕТ ВТОРОЙ СВЕЖЕСТИ

Из утверждения, вынесенного в заглавие, следует, что современной науки в Украине нет, поскольку давно отсутствует не только новое оборудование, но и информация о текущих результатах. Последняя совершенно необходима для получения каких-либо новых знаний. Конечно, здесь есть современное украиноведение, мы на переднем крае исследований по экологическим аспектам ядерных катастроф. Такая же ситуация и в Африке: локальная этнография, местные виды флоры и фауны... Но различия между этим континентом и нашей родиной все же имеются: там исследования природы научными методами еще не начинались, а у нас давно находятся в коме (или уже почили в боге). Эти заметки относятся к естественным наукам, проблемы гуманитарных отличаются, и здесь рассматриваться не будут. Именно коллапс фундаментальных исследований следовало бы обсуждать в рамках дискуссии по «околонаучным» вопросам, проводящейся на страницах «ЗН».

Путь в третью категорию

Когда-то современная наука в Украине была. В 20—30-е годы прошлого столетия к таковой относилась и электротехника (включая электросварку), которая к началу нынешнего века является инженерной дисциплиной, лишь по историческим причинам сохранившейся в НАНУ. В 50—60-е годы активно исследовались ЭЦВМ (до компьютеров добраться не сумели), ряд достижений получен в оборонной и космической программах СССР, в других областях. Но уже к 70-м годам обозначились трудности, и в зарождении новых направлений советская наука роли уже не играла. Не было заметного вклада ни в информационные технологии, ни в современные биомедицинские исследования, ни в изучение новых материалов.

Такое положение было обусловлено не только (или не столько) трудностями материального порядка — централизованная экономика могла бы концентрировать ресурсы, если бы осознала, что речь идет о её существовании. Часть вины за это лежит на застойной бюрократии, часть — на научной элите, безусловно квалифицированной и заслуженной, а часть — на научном сообществе СССР в целом. Одной из главных причин этого упущения были трудности с информационным обеспечением: тогдашняя система «журналы — реферативные издания», которая с некоторым запаздыванием была доступна и для советских ученых, начала захлебываться в нарастающем потоке информации. На Западе эти трудности компенсировались неформальными связями, возрастанием роли конференций и семинаров, так что динамика развития сохранилась. Из-за «железного занавеса» ученые СССР были отрезанными от этого общения и оказались не в состоянии адекватно оценить ситуацию. Необратимость такого положения дел не осознавалась. Критика была «конструктивной», не было того скептицизма, который преобладал в естественнонаучной среде по политическим и социальным вопросам.

Результаты дальнейшего развития оказались катастрофическими. Согласно классификации на страны, создающие новые технологии (I), способные к использованию этих технологий (II), и остальные (III), Украина была отнесена к последней, третьей категории. А лет 30 назад мы бы оказались в первой категории. Такая оценка объективна. Например, типичный студент, изучая информационные технологии, имеет опыт общения с компьютером, сравнимый с опытом западного школьника. Общество в целом даже не подозревает о современных технологических возможностях (примеры: Интернет, биотехнологии, состояние медицины). Инновационных импульсов сверху не видно: элита еще не разобралась со стальными и шоколадными бизнесами, не говоря о нефтегазовых интересах. Поскольку каких-либо попыток перехода в категорию II нет, то отсутствует и потребность в современном научном потенциале хотя бы в объемах, необходимых для понимания и самостоятельного использования новых технологий.

Информационное удушение

Современные научные исследования невозможны без полной и оперативной информации, которая обеспечивается только с помощью баз данных, поисковых систем, электронных версий журналов. Еще лет 20 назад и начинающего аспиранта, и почтенного академика (или его ведущих сотрудников) еженедельно можно было встретить в библиотеке любого института: новая журнальная раскладка могла обеспечить определенный уровень информированности, так как в крупных научных центрах все основные журналы были доступны. Сейчас в Украине имеется по одному-двум экземплярам ведущих журналов, к тому же они разбросаны по разным библиотекам. Электронная система информации, включающая быстрый Интернет, доступ к библиографии (базы данных типа Web of Science) и к электронным версиям журналов, в Украине отсутствует. Лишь такая система позволяет исследователю за секунды найти нужные работы среди миллионов публикаций и тут же ознакомиться с ними, причем все это происходит не в библиотеке, а на рабочем месте. Поэтому те крохи информации, что попадают к нам, не могут быть систематизированы и ценности не представляют.

Что же доступно нам? Набор российских (прежних союзных) журналов изменился мало, но их содержание сейчас слабо отражает новейшие научные направления. Кроме того, они запаздывают на полгода и дольше. Местные научные издания содержат еще меньше современной информации (пропорционально уровню финансирования). Видимо, Украина располагает лишь несколькими изданиями, которые имеют хоть какой-то импакт-фактор и мировую аудиторию. Доступ к некоммерческой информации (препринтам или научно-популярным текстам) через Интернет ограничен из-за плохого качества последнего.

Особо следует остановиться на информационном аспекте международных связей. Некоторый вклад от разного рода гуманитарных акций (грантов, программ обмена и т.д.) в информационной области не меняет картины: полная и оперативная информация остается недоступной. Эпизодическое участие в конференциях (какие-либо каналы регулярного финансирования отсутствуют) только демонстрирует нашу неинформированность. Те ученые (не более 10% от общего количества), которые связаны с западными партнерами на постоянной основе, информированы лишь частично: обычно они могут получить текущую информацию по узкой теме от партнеров да использовать современные информационные возможности во время визитов. Поэтому при участии в совместных работах мы не оказываемся в роли лидера (но можем быть экспертами или просто дешевой и квалифицированной рабочей силой).

В принципе фундаментальные научные работы не требуют какого-то особого информационного или иного обеспечения; нужны лишь талант, удача да квалификация. Поэтому ответ на вопрос «может ли в Украине появиться нобелевский лауреат?» («ЗН», №40, 2003) положителен, но с добавлением — «как и белый гриб может вырасти на Крещатике». Полагаю, что из нобелевских результатов последних тридцати лет лишь высокотемпературная сверхпроводимость могла быть открыта в наших условиях, поскольку еще живы те, кто имеет фундаментальное образование (хотя их нельзя назвать современными учеными из-за слабого знания текущих научных результатов). А вот вероятность сделать просто работу высокого класса, какие появляются в каждом выпуске Science или Nature, у нас такая же, как и для этого нобелевского результата, поскольку ни информации, ни оборудования нет.

Имеющийся информационный суррогат позволяет получать лишь малоактуальные результаты, публикуемые обычно в местных изданиях, которые не известны в мире. Таким образом, эта активность никакого влияния на развитие современной науки не оказывает. Какой-либо пользы от нее в Украине тоже ожидать не приходится: ни квалифицированных кадров не подготовить, ни принципиальных инноваций не стимулировать. При этом никаких претензий к качеству этой деятельности здесь не высказывается — исследования могут быть оригинальными и сложными, но неактуальными из-за игнорирования текущих результатов.

Замок науки

Считается, что объем существенной научной информации удваивается за несколько лет, так что за последние 15 лет наши знания удесятерились. Значит, 90% нынешней научной информации были получены, когда Украина уже была изолирована от научного сообщества, и этот массив профессионально воспринят не был. Поэтому лиц, знающих современное состояние науки, т.е. ученых в полном смысле этого слова, в Украине сейчас нет. Имеется устаревшее оборудование, площади (здесь, по понятным причинам, ситуация неуклонно улучшается), но нет ученых: ни высококвалифицированных, ни среднего поколения (обычно указывают только на этот провал), ни молодежи. Те, кто продемонстрировал научный потенциал лет 15—20 назад, к настоящему времени деквалифицировались в информационном вакууме, следующее поколение не могло реализоваться в наших условиях.

Уровень подготовки научной смены не оставляет каких-либо надежд. Национальные университеты имеют вековые традиции, но крайне отсталую материальную базу. В инженерной школе Мичиганского университета помнят нашего С.Тимошенко. Но наверняка он бы очень удивился, познакомившись с оборудованием «чистых комнат» — практикумов по современной электронной технологии. Полагаю, что их количество (и качество) превышает все, что было в СССР, а сейчас имеется в России (где пытаются поддержать это направление). В Украине вряд ли есть и одна подобная действующая установка. Так что подготовка специалиста по современной электронике у нас невозможна: нет ни мдорогостоящего оборудования, ни кадров, которые могли бы обучать на нем студентов. Это то направление, где мы уже отстали навсегда (т.е. возрождение можно начать только с нулевого цикла: импорта специалистов).

Еще опаснее наметившаяся деградация в преподавании базовых курсов. Например, какой-то период в 60—70-х годах квантовую механику в Киевском университете попеременно читали известные ученые, академики А.Давыдов и С. Пекар. Студент-физик, который мог сравнивать эти две интерпретации, автоматически оказывался на переднем крае науки. Сейчас в западном университете среднего уровня не найти профессора, читающего основные курсы и не являющегося активным исследователем, т.е. не публикующегося в ведущих журналах. По ряду причин, включая и информационное обеспечение, дела с исследованиями в наших университетах заметно хуже, чем в НАНУ, так что основные курсы сейчас читают скорее преподаватели-методисты, чем активные исследователи. При таком положении дел о качественной подготовке научной смены вообще (а не только по отдельным проблемным специальностям) говорить не приходится.

Важно также, что при отсутствии информации в системе вначале отмирают наиболее чувствительные управляющие структуры (как нервные клетки при отсутствии кислорода). При этом внешние признаки отмирания не видны, т.к. произносятся правильные слова, налицо опыт и старые достижения, но обоснованных решений без анализа современной информации быть не может. Наверное, управление (администрирование) и не нужно в науке, но без экспертизы определение приоритетов развития или поддержки науки (за рамками остаточного принципа) невозможно. Кто такую экспертизу проведет? Уже некому, т.е. даже при наличии средств украинскую науку было бы невозможно возродить без внешнего участия.

В рамках принятой здесь «информационной» точки зрения ситуация с научной аттестацией выглядит комически, причем этот аспект не обсуждался в дискуссии о проблемах деятельности ВАК («ЗН», №37, 2003). Ведь базовое утверждение соискателя «я открыл нечто новое», затем подтвержденное оппонентами, утвержденное советом и оцененное экспертами ВАК, не имеет твердого основания. Никто в этой цепочке — от соискателя до экспертов — не знает профессионально современные результаты! Видимо, сравнение наших достижений с мировыми результатами никого и не интересует, т.е. термин «новизна» в инструкциях ВАК имеет локальный смысл. Между прочим, в ряде малых стран, где имеются проблемы с экспертизой, принято приглашать зарубежных оппонентов.

Что делать?

Все вышеизложенное сводится к крику андерсеновского мальчика «король-то голый». Для многих (включая автора) эта ситуация обидна, но, факт неоспорим, можно дискутировать лишь о деталях диагноза: полный паралич, клиническая смерть и т.д. Если какой-то части научного сообщества захочется доказать, что она еще жива, то надо будет добраться до научной информации, проанализировать ее и себя в ней. И это было бы первым шагом к оживлению. Ответ на поставленный здесь ленинский вопрос предполагает понимание цели и знание главного звена, за которое можно вытащить всю цепь. Полагаю, что таким звеном является именно полномасштабное информационное обеспечение.

А вот с целью сложнее. Начнем с приблизительных средств, выделяемых для одного исследователя (в тысячах долл. на год): два— в Украине, 10 — в России, 20 — в Китае, до 50 — в Бразилии, более 100 — в Европе и до 200 — в США. Только в США и европейских странах современная наука работает на создание новых технологий (категория I). Россию и в какой-то мере Китай можно считать способными к использованию таких технологий (категория II). Хотя бы наличие у них современных вооружений демонстрирует научный потенциал, способный если не к полномасштабным исследованиям, то к самостоятельной поддержке военно-технических разработок. Сложнее с Бразилией, где квалифицированные научные кадры отсутствовали, а сложный, болезненный и долгий процесс их зарождения определяется не только финансированием. Наш уровень расходов, безусловно, соответствует категории III, и простое его увеличение даже на 100 или 200% мало что изменит.

Стратегическую возможность перехода в категорию II можно обсуждать лишь при 5- или 10-кратном увеличении финансирования (подчеркнем: речь не идет о множестве подразделений, именующих себя научными, здесь разговор только о базовых, фундаментальных направлениях исследований). С учетом небольших расходов на оплату труда этот уровень уже сопоставим с бразильскими расходами и составляет 30—50% европейского финансирования, что позволило бы иметь полноценное информационное обеспечение. Центральный вопрос в том, могут ли быть реанимированы квалифицированные научные кадры после многолетнего информационного голода. Ответ неясен, но если этот потенциал уже утрачен безвозвратно, хоть физически он будет присутствовать еще лет 10—15, то Украине придется идти по длинному и тернистому бразильскому пути, когда приходится импортировать не только технологии, но и высококвалифицированных экспертов для организации их обслуживания. Так уже было в старой России, на протяжении веков импортировавшей французских кулинаров и немецких аптекарей. Если же реанимация возможна, то сравнительно быстро и недорого был бы решен один из определяющих вопросов развития страны: где мы — в Африке или вне ее?

Конечно, надежд на стратегическую мудрость политиков мало (не понимаю только, ну почему наши глупее российских, китайских или бразильских, ведь в этих странах проблем тоже немало), хотя нет здесь и суперсложной экономической задачи. Но при любом увеличении финансирования именно полноценное информационное обеспечение представляется бесспорным приоритетом. Например, 7,5 миллиона долларов, вложенных «в новые приборы» («ЗН», №8, 2004), позволили бы полноценно работать сотне ученых.

Еще раз: вывод о коллапсе фундаментальных исследований в Украине из-за информационной изоляции и отсутствия средств не оставляет надежд на возрождение без специальных реанимационных мероприятий. Простая помощь и поддержка науки — это выброшенные деньги. Нам придется выбирать: или программа с многократным увеличением финансирования, возможно, сконцентрированным лишь на некоторых узких направлениях (как это делается в «малобюджетных» странах), или нас ждет «проклятие невежеством» («ЗН», №36, 2003). Такая альтернатива (африканский путь с импортом не только современных технологий, но и специалистов для их обслуживания) должна бы заставить платить за совершенные ошибки. Да, это дорого, но и осетрина — блюдо недешевое.