"Настоящая наука невозможна без свободы", — убежден известный ученый-биохимик Владимир Лущак

По показателям наукометрической базы данных Scopus, заведующий кафедрой биохимии и биотехнологии Прикарпатского национального университета им. Василя Стефаника профессор Владимир Лущак входит в ТОП-50 наиболее цитируемых в мире украинских ученых.

Выпускник Московского государственного университета им. М.Ломоносова, он работал в лучших научных лабораториях и университетах России, Канады, Великобритании, Финляндии, Бразилии, Германии, Польши, Швеции. Обогатившись опытом, вернулся в Украину с намерением развивать здесь науку европейского уровня. Причем не в столице, а в родном Ивано-Франковске.

Сегодня кафедра биохимии и биотехнологии Прикарпатского университета, возглавляемая профессором В. Лущаком, хорошо известна в научном мире. Как ученый, имеющий международное признание и, соответственно, высокий индекс цитирования, он является членом Украинского научного клуба - общественной организации, работающей как "мозговой центр", содействуя, в частности, реорганизации научной сферы для достижения нашей наукой мирового уровня. Как человек, занимающий активную гражданскую позицию и исповедующий европейские ценности, он не мог не быть участником Евромайдана.

- Г-н профессор, несколько дней вы провели в Киеве, на Майдане, рядом с молодежью. Каковы ваши впечатления? Что вы думаете о роли и участии в этих событиях работников образования и научного сообщества?

- Прежде всего, выскажу впечатление о молодежи: наша украинская молодежь прекрасна. Понятно, что на Майдан вышли далеко не все. Отдельные личности думают, что кто-то вместо них позаботится об их настоящем и будущем. Прежде всего, речь идет о нашем студенчестве. В целом, солидарны со студентами и работники сферы образования, да и научное сообщество. Так сложилось, что ученые у нас и в других странах живут довольно специфической жизнью, поскольку генерирование новых идей нуждается в максимальных самопожертвовании и отдаче. Но в критические моменты развития общества именно люди научной и образовательной сфер могут предлагать новые идеи и подходы. Научное мышление носит системный характер и может быть использовано на пользу общества. Вспомним хотя бы федерального канцлера Германии, лидера Христианско-демократической партии Германии Ангелу Меркель, имеющую степень доктора химии.

С другой стороны, должен быть общественный запрос на интеллектуалов, общество должно нуждаться в таких людях. К сожалению, складывается впечатление, что в Украине или нет такого запроса, или наши ученые и работники сферы образования не могут удовлетворить такие потребности общества.

Следовательно, в большинстве своем работники сферы образования и ученые заняли выжидательную позицию. Может, дает о себе знать "негативный" опыт так называемой помаранчевой революции. Но подавляющее большинство этих людей, независимо от местожительства, не сомневаются в европейском выборе Украины.

- Принято считать, что настоящая наука делается только в столице и еще нескольких научных центрах страны, а на периферии, дескать, занимаются только ее имитацией. Как вам удалось сломать этот стереотип?

- Уже традиционно наука в Украине (и на остальном постсоветском пространстве) делается в центрах, поскольку эта отрасль требует вложения денег, сконцентрированных в центрах. Поскольку организация общества осталась постсоветской - с периферии деньги выкачиваются в центр, и только незначительная часть их попадает назад на периферию, независимо от того, сколько она зарабатывает, - то развивать науку на периферии очень сложно, а то и нереально.

Впрочем, наука - не только вопрос концентрации денег. Есть две составляющие науки: первая - финансирование и вторая - создание критической массы ученых. Традиционно так сложилось, что больше всего ученых в Украине осталось в столице, а также в Харькове, Львове, Одессе, Днепропетровске (прежде всего - представителей технических наук). Вне названных основных научных центров науку делать можно, но очень сложно. О результативности науки в разных местах Украины судить трудно, хотя сейчас у нас и пытаются ввести международные подходы к анализу эффективности научных исследований. Система, существующая в мире, не идеальна. Суть ее в том, что ученый или научное учреждение оцениваются по месту, занимаемому в международном научном пространстве. Есть множество систем оценивания - Web of Science, Scopus, PubMed и т.п., применяемых в мире. Это также позволяет определить, насколько эффективно используются деньги на науку. Сломать стереотип относительно периферийной украинской науки нам не удалось, но мы заставили многих усомниться в его правильности.

- Биохимические исследования требуют больших затрат. Где, если не секрет, берете на них средства?

- Болезненный вопрос. Беспрерывно ищем баланс между имеющимися мизерными инвестициями и тем, что реально можем сделать в наших условиях. Проблема не только в деньгах, а, как я уже заметил, и в критической массе ученых. Чтобы наука развивалась, нужен интенсивный обмен информацией, живое общение, в котором появляются новые идеи и подходы. Интернет никогда не заменит живого общения. Научные коллективы - как живые организмы. Если научный коллектив не может себя воссоздать, рано или поздно он погибнет.

Нашу лабораторию нельзя назвать богатой, хотя у нас есть, благодаря сотрудничеству с заграничными коллегами и руководству нашего университета, некоторая относительно дорогостоящая аппаратура. Бюджетной финансовой поддержки на науку практически нет. Было несколько грантов, которые нам удалось выиграть, но они или уже закончились, или были отозваны в связи с финансовыми проблемами в государстве. Хотя в последнем случае обещали обеспечить финансирование со временем, но средства не поступили до сих пор. Мы подавали заявки на гранты в Украине, но часто даже не получали ответы от соответствующих организаций.

На Западе ученые могут подать заявку на грант и получить финансирование. Потенциально такая возможность есть и у нас, но реально получить грант - дело почти безнадежное. Даже несмотря на то, что мы публикуем свои работы преимущественно в международных журналах с высоким импакт-фактором - 2 и выше. Правда, в системе оценивания уже закладывают соответствие проектов мировому уровню, наличие публикаций в базе данных Scopus с импакт-фактором, но это преимущественно только декларации. На мировом уровне нас воспринимают, а вот в Украине…

- Очевидно, вы хотели сказать, что наша система проведения конкурсов научных работ характеризуется своими особенностями. Недавно в нашем еженедельнике была публикация на эту тему, вызвавшая острую дискуссию.

- Да, система научных конкурсов в Украине непрозрачна. Не оглашаются результаты, не сообщают даже, принят ли проект к рассмотрению. О том, что проект, поданный нами совместно с немецкими коллегами, не получил поддержку, мы узнали от наших немецких партнеров через полгода после официально назначенной даты объявления результатов конкурса. Администрирование научных конкурсов никуда не годится. На Западе обычно обратная связь достаточно оперативна. У нас, если ты не входишь в когорту "избранных", шанс получить финансовую поддержку мизерный. Знаю немало примеров, когда люди, работающие на мировом уровне, проигрывают тем, кто "умеет" выигрывать грант. Существуют технические схемы, в которые я принципиально не хочу вникать, - мое достоинство этого не позволяет. Надеюсь, что когда-нибудь эти схемы перестанут работать, и что случится это еще при моей жизни. Молодежь не хочет с этим мириться, и, считаю, правильно делает. И нечего нарекать на нее, что выезжает. Многие мои ученики успешно трудятся за границей - в Канаде, США и в странах Европы.

- Какие именно исследования проводит основанная вами кафедра биохимии и биотехнологии? В чем их практическая польза?

- Магистральное направление наших исследований - это так называемые свободнорадикальные процессы в биологических системах. Нас, как и мировое сообщество, больше всего интересует, как организм защищается от свободных радикалов. Системы защиты в целом известны - так называемые антиоксидантные ферменты, витамины Е и С (аскорбиновая кислота) и другие антиоксиданты. Мы же изучаем, как эти системы регулируются, что служит пусковым механизмом, или какие непосредственно молекулы отвечают за регуляцию защитного ответа. Как можно повысить уровень этих веществ, как именно организм это делает, - выявить, так сказать, интимные аспекты функционирования организма. По этому направлению у нас есть значимые наработки мирового уровня. В прошлом году за границей под моей научной редакцией даже вышли три книги на эту тему.

Вторая проблема, которой мы занимаемся в последние годы, - процессы, связанные со старением. Нам удалось обнаружить определенные возможности замедления некоторых функций организмов, сопровождающих старение.

Третье направление исследований - системные нарушения метаболизма, т.е. обмена веществ. По этому направлению у нас тоже есть немало интересных наработок. Так, стандартная медицинская практика при сахарном диабете первого типа рекомендует заменить глюкозу фруктозой. Магазинные полки с диетическим питанием заполнены продуктами с фруктозой. Но мы установили, что при продолжительном употреблении фруктоза значительно вреднее глюкозы. Дело в том, что фруктоза в определенных условиях химически активнее и изменяет организм так, что он, по сути, теряет чувствительность к инсулину. То есть продолжительное употребление фруктозы является серьезным фактором риска развития сахарного диабета второго типа.

Но главной практической пользой от нашей кафедры я бы назвал то, что мы учим студентов делать науку мирового уровня. Насколько нам это удается, можно судить по тому, как успешно они конкурируют за международные научные гранты: все наши поездки за границу обеспечивает принимающая сторона. То есть они выиграют конкурсы, в которых иногда на одно место претендуют свыше 20-30 человек.

- Вероятно, ваши исследования имеют выход на практические результаты. Не пробовали ли делать что-то прикладное, что дало бы финансовую поддержку?

- Мы пытались заниматься прикладной наукой, но наши разработки здесь никому не нужны. Наше производство, другие общественные учреждения не заинтересованы в инновациях, по крайней мере, в тех отраслях, в которых мы работаем. Спроса на высокие технологии в Украине нет.

Несколько лет назад я провел какое-то время в Бразилии - пригласили прочитать курс лекций в университете Сан-Паулу. Что меня особенно поразило - при отделениях университета действуют небольшие группы (и их много), выполняющие роль посредников между наукой и бизнесом.

- Бизнес-инкубаторы?

- Нет, это не бизнес-инкубаторы. Там, в Бразилии, они организовывают обучение для фермеров, и, что характерно, часть учебных курсов оплачивает государство.

Что касается инкубаторов бизнеса, у меня была замечательная возможность ознакомиться с их работой и функциями в Канаде в 1993 г., Великобритании в 2002 г., Финляндии в 2003 г., Швеции, Польше и Германии в 2006-2013 гг. В этих странах при финансовой поддержке государства и частного капитала создают высокотехнологические предприятия, которые в дальнейшем будут определять индустриальный уровень страны. Нередко это довольно рискованные проекты, куда частный бизнес не очень хочет вкладывать свои деньги. Поэтому это делает государство, четко понимая, что именно такие проекты гарантируют конкурентоспособность страны на мировом рынке разделения труда.

На Западе серьезно инвестируют в фундаментальную науку, в то время как у нас она фактически никому не нужна.

- Где ваши студенты проводят больше времени - в аудитории или в лаборатории?

- Я побывал и поработал в ведущих университетах многих стран, изучая системы, по которым лучше всего готовить студентов. И считаю, что самой оптимальной, по крайней мере, в области, в которой работаю, то есть в биохимии, является модель, которую я так и назвал - "обучать от науки".

У наших студентов есть возможность фактически уже с первого курса работать в лаборатории. В этом заключается принципиальное различие между стандартами подготовки специалистов, существующими в Украине, и подходом нашей кафедры.

Кстати, когда я только начинал практиковать такой подход, профессора постарше говорили мне, что это неправильно, ибо студенты будут плохо учиться. Я не могу припомнить ни одного случая за более 10 лет, чтобы активно работающие в лаборатории студент или студентка стали хуже учиться. Скорее - наоборот.

То же самое можно сказать и об изучении английского языка. Мы разработали систему для профессионального овладения английским, без чего невозможно подготовить современного биохимика. Многие наши студенты преодолели языковый барьер, свободно общаются и пишут научные статьи на международном языке науки. Мы можем не менее трети курсов по программе подготовки биохимиков вести на английском языке.

Да и публикуют свои работы наши молодые ученые преимущественно в зарубежных профессиональных журналах. Ресурсы, необходимые для получения экспериментального материала, который можно напечатать в англоязычном издании, стоят, по меньшей мере, 1000 у.е. У нас шесть-восемь, а то и больше статей в год выходят в международных журналах, что свидетельствует о высоком научном уровне работ. Затраты на их выполнение мы покрываем за счет сотрудничества с нашими зарубежными коллегами и частично - за счет поддержки нашего университета. К сожалению, другого выхода пока нет. От наших западных коллег мы получили часть приборов и реактивов в форме гуманитарной помощи либо для выполнения совместных грантов.

- Вы готовите специалистов-биохимиков, способных в будущем конкурировать на международном рынке труда? И, наверное, многие уже с университетской лаборатории связывает свое будущее не с Украиной...

- Это сложная и болезненная проблема. В сущности, в Украине сегодня нет государственной поддержки науки, особенно это касается молодых исследователей. Я общаюсь с коллегами из академических институтов биологического профиля - они говорят то же самое: нигде нет денег. С другой стороны - даже имеющиеся мизерные средства распределяются непонятно как. Всем по капле или выборочно? Но если постоянно подходить с такими мерками, то у нас не останется ни прорывных направлений, ни научных школ. Мы теряем научную молодежь, прокладывающую путь на Запад. Ибо там сегодня потребность в биохимиках - неимоверная. Если еще до недавних пор пальму первенства удерживали технари, нынче ситуация в мировой науке кардинально изменилась, и уже многие годы самый большой спрос - именно на биохимиков.

- Если когда-то королевой наук считали математику, то теперь - биологию? Сказалось ли изменение фундаментальных приоритетов в мировой науке на структуре украинской научной отрасли?

- Тут позволю себе кое-что уточнить. Во времена холодной войны преимущество отдавалось отраслям науки, определявшим военный потенциал государств, то есть физике и отраслям, связанным с ней. После падения берлинской стены все более активные инвестиции пошли в отрасли, связанные со здравоохранением и окружающей средой, лечением или профилактикой тех или иных заболеваний. Поскольку в основе функционирования живых организмов лежат определенные биологические принципы, то постепенно королевой современной науки стала биология. Потребность же понимать молекулярные механизмы функционирования живых организмов вывела биохимию на первое место среди биологических дисциплин. И так продолжается уже, по меньшей мере, второе десятилетие. Ведь биохимики нужны не только в фундаментальной науке, но и во многих сопредельных и прикладных отраслях. Однако все сказанное выше практически не касается Украины, как и России. По инерции, здесь преобладают физико-математические и химические отрасли наук, тогда как в таких странах, как США, Великобритания, Германия, Франция и т.п., именно биомедицинские исследования получают сегодня основную долю финансирования науки. Однако следует сказать, что современная биология является синтетической наукой и активно использует достижения математики, физики, химии и многих других наук. В международной системе разделения труда украинская наука, в частности биологическая, уверенно пасет задних.

- Зачастую слышим, что наука должна прийти в университеты. Какая, по вашему мнению, модель организации науки оптимальная для Украины?

- Считаю, принципиально важно - не разрушать то, что имеем. Я бы начал с того, что посмотрел бы на эффективность систем, существующих в мире. Есть смысл провести международный аудит. Не потому, что своим не доверяем, а потому, что надо иметь независимый взгляд. Вся наука в мире основывается на экспертизе, работе экспертов. Эксперт - это лицо, не имеющее финансовых, политических и других предубеждений относительно тех, кого оценивает, то есть лицо не заангажированное. Реформы - это болезненный процесс, и без хирургических методов не обойтись. Я уважаю людей, имеющих научные достижения и достигших почтенного возраста. Но из-за не проведенных своевременно реформ у нас выпала категория ученых в возрасте 30-50 лет. И это имеет, и особенно - в будущем, трагические последствия для нашей науки. Общепринятая практика на Западе - после 65 лет человек не имеет права занимать административные должности. У нас тоже нужно ввести такой порядок. Человек, себя уже, так сказать, реализовавший и достигший пенсионного возраста, должен получить достойную пенсию, социальную защиту и дать дорогу молодым. Сокращения, к сожалению, ничего не дают, их было проведено немало, а в принципе ничего не изменилось.

Таким образом, проведя ревизию, удастся идентифицировать научно эффективные учреждения, лаборатории, отделы, группы. Именно группы, имеющие международное признание, следует поддержать в первую очередь. Потому что это - золотой потенциал страны. Далее - надо провести широкую дискуссию, но не столько с клерками от науки, как с признанными в мире учеными, затем четко определить приоритеты науки в государстве. У нас не много коллективов, которые следует серьезно поддерживать. Если будет установлено, что какое-либо направление необходимо государству, а соответствующих специалистов нет, то на этот случай существует два сценария, которые можно и объединить. Первый - отобрать и послать за рубеж в лучшие научные школы молодых людей с условием возвращения домой. Второй путь заключается в приглашении на продолжительное время соответствующих специалистов из-за границы. Оба пути себя оправдали в различных странах.

И наконец - следует создать хотя бы один принципиально новый университет международного уровня. Он может быть государственной собственности, частный или смешанного типа. Туда надо пригласить преподавателей и исследователей из-за рубежа и украинцев, выехавших на постоянное или временное проживание в разные страны мира. В Украине тоже есть определенное число специалистов, способных преподавать в таком вузе. Эти люди смогут работать на временной или постоянной основе. Такой университет можно разместить, например, в живописном уголке Карпат - вблизи или в самой резиденции президента Украины в Старой Гуте, на Ивано-Франковщине. В таком случае можно будет серьезно сконцентрироваться на подготовке украинской научной элиты. Что-то подобное пытаются делать в России. Я имею в виду проект "Сколково", с которым неплохо ознакомлен, поскольку, кроме общей информации, имел возможность лично пообщаться с одним из его научных лидеров - доктором Константином Севериновым.

Примеров работы международных научных команд мне известно множество. Один из моих учеников, доктор Дмитрий Господарев, более двух лет работал в университете г. Тампере (Финляндия) - в лаборатории медицинской биотехнологии. Ее руководитель Гови Джекобс - родом из Шотландии, а сама лаборатория - международная по составу и занимается разработкой теоретических основ генной инженерии для коррекции определенных патологий человека. Речь идет о так называемых митохондриальных заболеваниях, то есть о нарушениях образования энергии в организме. И все это финансируют правительство Финляндии либо фонды Евросоюза. Так развивается наука в относительно небольшой Финляндии. А что - Украине сделать такое не под силу?

- А другие, те, что останутся за бортом после реорганизации?

- Здесь должно быть волевое решение. Конечно, неэффективные коллективы необходимо сократить, ликвидировать. Наверняка, что есть раздутые структуры. Безусловно, критерии должны быть прозрачными. То есть всю НАНУ нужно переформатировать таким образом, чтобы она стала эффективной.

Что касается высшей школы, ее тоже накроет волна оптимизации. В вузах есть научные группы, работающие эффективно, на международном уровне. Поэтому должен быть дифференцированный подход. Группы, лаборатории, кафедры, способные продуцировать знания мирового качества и обучать на международном уровне, нужно поддерживать, независимо от статуса университета или научного учреждения. Ведь наш молодой университет не может конкурировать с такими мощными научно-образовательными центрами как КНУ, ЛНУ, ХНУ.

Государство должно поддерживать фундаментальную науку. Прикладная наука, как свидетельствует мировая практика, может финансироваться из специальных государственных фондов и частных структур.

- Некоторые считают, что заниматься преподавательской деятельностью и наукой - это вещи несовместимые. Сегодня у нас появилось много так называемых исследовательских университетов...

- ... среди которых не все имеют право даже называться университетами.

На Западе существуют исследовательские университеты, в которых, наряду с обычными преподавателями, работают профессора-исследователи, не занимающиеся непосредственно преподаванием. Если, например, мой коллега в Манчестерском университете имеет 36 "голосовых" часов в год, то он, конечно, может заниматься наукой. В Польше доцент имеет 200 часов, и то жалуется. А что уже говорить о нагрузке наших преподавателей? У меня до прошлого года было 720 часов нагрузки в год. Это вместе с аспирантами, которых у меня пятеро, и работать с ними приходится значительно больше определенной нормы 50 часов в год. Сейчас ректор нашего университета принял решение, чтобы тем, у кого есть публикации, входящие в базу данных Scоpus, уменьшить преподавательскую нагрузку.

- Вы получили больше свободы?

- В последнем случае - да. Но на самом деле свободы в наших университетах стало крайне мало. Об автономии только говорят, а в действительности ее практически нет. Тогда как наука и свобода - вещи неразделимые. В неволе науки не бывает, заставить ее делать эффективно невозможно. Настоящая наука невозможна без свободы.

Это абсолютно справедливо для всего нашего украинского общества, поднявшегося в эти дни на защиту своего демократического европейского будущего.