Диссертант или подмастерье?

Тема присуждения ученых степеней (их количество и весомость, льготы и преференции обладателям оных, место и роль ВАК etc.) с полным основанием считается системообразующей в науке. Диплом и только диплом служит доказательством научной валидности, ergo, профанация системы научного дипломирования разрушает систему научных исследований и порядок воспроизводства научных кадров.

Нет сомнения в том, что научное сообщество вправе защищать себя от нахрапистых атак невежественных дилетантов, будь то власть имущие, жаждущие престижных ученых инсигний, или же милые чудаки с их открытиями планетарного масштаба. Научная жизнь остановится, если позволять каждому желающему завладевать вниманием советов ученых (ученых советов); в свое время Французская академия наук, утомленная бесплодными научными диспутами по энергетическому вопросу, постановила априорно отклонять проекты вечного двигателя.

Но равным образом не миновать нам научного застоя, если защита научных достижений не станет правом соискателя, а будет оставаться милостью, которую дарует ученая корпорация.

Неоднократно обсуждаемая на страницах периодических изданий («ЗН» в их числе) тема эта не получила, пожалуй, главного — исторического исследования, каковое упущение мы и попытаемся ликвидировать.

Взявшись штудировать литературу, я обнаружил (в сборнике «Ідея університету», Львов, 2002) интересное историческое наблюдение Генри Розовски: «Існує тільки три професії, представники яких удостоєні носити мантію: священик, суддя і вчений». Замечательно это наблюдение тем, что речь идет о профессиях вполне современных.

Из всех корпораций, когда-либо бывших или существующих, именно корпорация ученых людей, облаченных в мантии да еще и участвующих в обязательном таинственном обряде, более всех прочих (в том числе и тех, кто до сих пор одет в мантии) укреплена силой своей традиции.

Причина такой успешности заключается в особенностях работы ученых, чей труд основоположники небезосновательно назвали «всеобщим». Продукт такого труда не поддается процессу капитализации — массовому капиталистическому производству, вытеснившему в иных областях производство ремесленное — поскольку изначально, по сути своей, становится достоянием всех и не требует промышленного «клонирования». Бертран Рассел пояснял это так: «Если у вас есть яблоко, и у меня есть яблоко, и мы обменяемся, то у каждого будет по яблоку. Но если у меня есть идея, и у вас есть идея, и мы произведем обмен, то у каждого будет по две идеи».

Сущностно ремесленный характер научных исследований получил свое обоснование и со стороны философии науки. Вошедшие в разговорный язык куновские понятия «научное сообщество», «парадигма», «научная головоломка» весьма точно описывают соответственно ремесленную корпорацию, цеховую регламентацию производства и особенности научной рутины в рамках «нормальной науки».

Против ремесленного производства идей капитализм с его машинами и разделением труда оказался бессилен. В научной среде зачастую по сей день бытует то противоестественное, с точки зрения рыночного регулирования, положение, при котором «ремесленника, изготовлявшего изделие лучшего качества, чем было принято в цехе, или работавшего рациональнее и быстрее по сравнению со своими коллегами, наказывали, как и нерадивого мастера» (А.Гуревич. Кате­гории средневековой культуры). Ибо не «невидимая рука» рынка, а ремесленная корпорация и Zechmeister (нем. — «мастер цеха») регламентируют возведение в мастерство, а затем и саму работу мастера. Не в меру шустрому ученику или подмастерью — рационализатору и новатору — весьма трудно получить достоинство мастера и право на самостоятельную работу. Как результат — «в силу личных интересов и от страха перед лучшими корпорации склонны к перерождению в клики монопольной защиты собственной посредственности. Во время аттестаций и назначения на должности они сначала почти незаметно, но опускаются на более низкий уровень» (Карл Ясперс).

Установив таким образом вневременное сродство средневекового ремесла и современной науки, проведем некоторые актуальные параллели. Между уставом немецкого ремесленного цеха (ХVI век, Северная Чехия) и правительственными положениями «О подготовке научно-педагогических и научных кадров», «Порядок присуждения научных степеней и присвоения ученого звания старшего научного сотрудника» и «О специализированных ученых советах» (ХХI век, Украина).

Итак, «кто это ремесло изучать желает, тот должен пройти 14-дневное испытание. Если тогда признано будет, что подходит он для того или иного ремесла, то оный цех должен его принять, а он обязан в течение трех лет кряду проходить обучение». Стремящийся (aspirantis) изучать научное ремесло поступает в аспирантуру. «Решение о допуске к сдаче вступительных экзаменов в аспирантуру выносится приемной комиссией. Срок обучения в аспирантуре не превышает трех лет».

Поступив в услужение-обучение к профессору-мастеру, ученик-аспирант живет в соответствии с индивидуальным планом и нормами поведения, определяемыми мастером и всей корпорацией. Нарушение и невыполнение караются. «Аспирант может быть отчислен из аспирантуры за невыполнение индивидуального плана работы». В таком случае он «возмещает стоимость обучения согласно законодательству Украины».

В соответствии с законодательством короля Фердинанда I Габсбурга, «если ученик-слуга будет найден нежелательным, если он ведет себя своевольно и наперекор указаниям мастера, то он обязан уплатить две копы грошей штрафа. А если будет установлена вина за мастером, то оный обязан по постановлению мастеров внести в кассу цеха
3 гульдена штрафа, а его ученику цех должен озаботиться выделить для обучения другого мастера-учителя». В украинской науке «ученик-слуга» не обладает правом «повторного поступления в аспирантуру и докторантуру по госзаказу», что же касается мастеров, то ни о каких штрафных гульденах-гривнях речи нет. В нашей ситуации, когда «эффективность деятельности аспирантуры за последние годы в системе Минобразования и науки составляет 18%, докторантуры — 10%» (из решения коллегии МОН, 23.05.02), только мастера безгрешны.

По окончании аспирантуры тот, «кто хочет в этом цехе стать мастером, должен представить и доложить перед собранием цеха достаточные свидетельства своего (предшествующего) обучения: что он в течение трех лет обучался ремеслу, и каково было к нему отношение». Соискатель ученой степени представляет в специализированный ученый совет список научных работ и рекомендацию кафедры. Вообще-то этот документ официально называется «Заключение организации, где была выполнена работа», а не «Каково к нему было отношение на кафедре», и, строго говоря (в соответствии с «Порядком присуждения…»), «заключение» не означает «рекомендация», следовательно, последнее не является нормативно необходимым. Однако на практике заключение, заканчивающееся словами «кафедра не рекомендует к защите», собранием цеха признается как однозначное свидетельство недостаточного обучения соискателя. В этом случае цеховики всеми правдами и неправдами не допускают его к защите.

Защищая свой шедевр, ученик ремесленника или подмастерье творит «здесь и сейчас»; цех немецких ткачей предписывал испытуемому «произвести 3 мастерских изделия (шедевра) — одну холстину на 25 прядей, один кусок тика на 48 прядей и одну малую холстину на 50 прядей, причем он должен для этого самостоятельно подгонять, подводить и подстраивать гребни, а выдержавшим свое испытание на шедевр он считается после того, как назначенные мастера-смотрители выскажутся перед всем цехом, что куски (штуки) сделаны добросовестно и изрядно». Иногда принцип «здесь и сейчас» воплощался совершенно буквальным образом: горшечник, например, делал три свои «шедевральных» изделия — кувшин для вина, миску и горшок — под непосредственным наблюдением цехового собрания.

Ученый-ремесленник предъявляет корпорации докторов плод своих многолетних усилий, причем на день защиты основные положения диссертации уже давно изложены в соответствующем количестве монографий, статей и тезисов научных конференций. Назначенные мастера-смотрители именуются тут официальными оппонентами. «Официальные» — потому что назначены спецсоветом. «Оппоненты» — поскольку не о качестве горшка или «изрядности» сукна принимается решение, а о значимости продукта всеобщего труда, в традициях которого главенствующее положение еще со времен античных занимает научный спор. Тот самый, что рождает истину.

Оппонент должен ex officio оппонировать, т.е. возражать против доводов и выводов диссертанта и опровергать их. Диссертант — в меру сил отстаивать свои научные убеждения. Высокое собрание — выносить вердикт. Так по идее. Но традиция, сформированная в эпоху ремесленного изготовления сукна и горшков, берет верх. И вместо высокого служения истине нормой служит полное единство возражающего и утверждающего, выражаемое, с одной стороны, сакраментальной формулой «отмеченные недостатки не снижают общего высокого уровня работы», и глубокой благодарностью, с другой стороны, за их обнаружение, каковая благодарность сопровождается клятвенными обещаниями будущей работы по устранению «неисправностей». Единство, гарантированное заблаговременно накрытым банкетным столом.

Если же оппоненты вдруг решат соответствовать изначальному смыслу, заложенному в слове «opponents» и начнут возражать по сути, в праве на защиту диссертанту будет отказано: «…якщо наявні два негативні відгуки від офіційних опонентів, тоді захист дисертації не проводиться, а рада приймає рішення про зняття її з розгляду» (п. 23 Положения о порядке присуждения ученых степеней). Именно в этом пункте разница между продуктом духовного производства и продуктом производства материального заявляет о себе самым вопиющим образом. Корпоративное начало полностью превалирует над познавательным, в результате чего «во многих университетах скорее производилась торговля учеными степенями, чем возведение в них лиц подготовленных», то есть процветало кумовство и взяточничество. Прошу заметить: я цитирую не украинскую публицистику на актуальную тему борьбы с коррупцией, а автора, пишущего о средневековье (Н.Суворов. Средневековые университеты, 1898).

Неизбывная ремесленность и корпоративность научного труда не позволяет надеяться на то, что прогресс производительных сил кардинально изменит цеховой способ производства знаний (как это случилось с производством вещей). Поэтому лучшие умы в порядке самокритики ищут способы совершенствования системы. Макс Вебер, например, предлагал постановить, чтобы ученик защищал диссертацию у другого мастера и в другом университете. Что, кстати сказать, полностью отвечало бы принципам ремесленного цеха, уставом которого предписывалось обязательное отлучение обученного от груди «нежной матери».

У немецких ткачей «каждый, выдержав свои три года в учении, должен на год податься в странствие, и в соответствии с указаниями своего цеха пройти путь более трех миль, и до исхода года не возвращаться без достаточных причин к месту обучения, а до этого никто не должен предлагать присвоить ему достоинство и права мастера». С другой стороны, «если чужак — посторонний подмастерье — прибудет сюда и захочет записаться к старшим мастерам, то он должен представить свидетельство, что два года странствовал и за это время на своей родине не был».

Эта славная ремесленная традиция, способствовавшая открытости и распространению знаний и умений, полностью заглохла в университетских корпорациях уже в средние века. Обычным местом в клятве промотируемого (возводимого в ученую степень) школяра или бакалавра была клятва не искать ученой степени в другом университете. Поэтому нет ничего удивительного в том, что опыт Макса Вебера не удался: в другом университете попросту не могли поверить в подобную открытость, а решили, что уважаемый доктор не рекомендует диссертацию своего ученика к защите в своем университете по причине ее несостоятельности.

По другому пути пошли англичане. В современных английских университетах аспирантский шедевр экзаменуют не на открытом собрании всего цеха, а в тесном кругу трех назначенных мастеров-смотрителей (научный руководитель, внутренний и внешний оппоненты), причем диссертант имеет право отклонить кандидатуру не устраивающего его оппонента (ср. процедуру назначения присяжных заседателей в суде). Обычным делом считается «сессионная» защита, когда диссертант работает над замечаниями экзаменаторов и постепенно — шаг за шагом — «дожимает» своих «смотрителей», после чего и заказывает банкет.

Часто в борьбе с корпоративным своеволием лучшие умы призывают в союзники государство. Государственные контролирующие органы в деле служения истине — не особенность современного украинского общества, а общая закономерность, установленная уже достаточно давно. Например, «когда в 1299 году докторская коллегия отказала в промоции одному болонскому гражданину, руководствуясь просто-напросто своими собст­венными соображениями о приятных и неприятных для нее людях, город пригрозил докторам высоким денежным штрафом, если они будут упорствовать в своем эгоистическом сопротивлении, и коллегия должна была уступить» («Средневековые университеты»).

В свете последнего исторического факта анахронизмом выглядит п.44 Порядка присуждения ученых степеней: «Постанова президії ВАК за результатами розгляду апеляції (оскарження) стосовно присудження (позбавлення) наукового ступеня або присвоєння вченого звання є остаточною». В ситуации, когда двадцать уважаемых докторов решением спецсовета возводят диссертанта в степень, а другие двадцать не менее уважаемых докторов из экспертного совета и президиума ВАК — низводят, где как не в гражданском суде следует решать запутанный научный вопрос? Хотя бы для выяснения: только ли факторы научного толка учитывались уважаемыми докторами при голосовании?

Представляется, что совершенствование системы подготовки и промоции научных кадров должно идти по пути установления соответствия тех или иных решений и постановлений идеалам ремесленной организации духовного производства. Конечно, с учетом реалий нашего просвещенного века.