В качестве заголовка статьи не случайно выбрана цитата из наиболее гремучего поэта доперестроечной поры - Андрея Вознесенского. Времена вроде бы меняются, а трудноопределимое чувство «ностальгии по настоящему» - остается. Все перестроечные размышления на тему «что с нами происходит» и «так жить нельзя» - они ведь тоже оттуда, от изначального желания выяснить, наконец, что происходит на самом деле. Иначе рискуешь увериться, что живешь в эпоху развитого социализма или в период коррекции курса реформ, а страна, в которой ты проводишь отпущенное Богом время, не то впереди планеты всей, не то идет своим путем к социально ориентированному рынку. Какая, собственно, разница? Одно другого стоит, поскольку никакого отношения к реальности не имеет. Декларирование «своего пути» - не более чем вопрос удобства. Если свой, да еще особый, путь, то можно идти хоть на все четыре стороны одновременно - никаких критериев правильности избранного пути не существует. Даже то незначительное обстоятельство, что не мы идем, а нас ведут, можно оставить без внимания широкой ведомой публики. В конце-то концов «нас и тут неплохо кормят», - как говаривал пушистый и упитанный герой мультика.
Ну, и при чем тут валютные коридоры, новые инструменты финансового рынка, высокие государственные интересы и удачные коммерческие маневры, о которых, собственно, и пойдет речь в этой статье? Да так, к слову пришлось.
«Коридоры кончаются стенкой», -
утверждал любимец публики Высоцкий. Валютные коридоры, как способ регулирования отношений между национальной валютой и твердой валютой, тоже кончаются. Но сначала - что собой представляет валютный коридор. Изобретение новейших российских времен, валютный коридор устанавливается как верхняя и нижняя предельно допустимая граница изменения курса национальной валюты - рубля - к иностранной валюте - доллару. После августовских событий на валютном рынке (см. «Аварийный сброс», «ЗН» №33) идея украинского «коридора» всплыла в заявлениях руководства НБУ и некоторой части правительственных чиновников, как компромиссный вариант между жестко «привязанным» курсом и курсом свободным, плавающим. Теоретически нижняя граница курса является той ценой на национальную валюту, после которой экспортеры обычно говорят - «с нас хватит», перестают легально заниматься экспортом и предпочитают продавать свою продукцию на внутреннем рынке. Твердая валюта, вырученная за экспорт, остается за рубежом, и власти получают возможность принять грозные, но неэффективные меры по ее возвращению.
Итак, «нижняя стенка» валютного коридора определяется интересами экспортеров - в разумных пределах. Что же касается «верхней» стенки, то тут никаких иллюзий не возникает: мало кто ожидает, что карбованец «пойдет в рост». Так что тут планка устанавливается в основном из соображений красоты и симметрии. Например: доллар не может стоить меньше 167 тысяч карбованцев и больше, скажем, 180 тысяч.
Строго говоря, Украина, до августовских колебаний, практически держала карбованец в похожем коридоре, только назывался он политикой стабилизации. Но, в отличие от ЦБР, Нацбанк никому официально не гарантировал, что курс не сорвется. Если же рамки валютного коридора будут установлены, то их придется «держать», даже ценой валютного резерва. Таким образом, установление коридора, с одной стороны, гарантирует от очередного обвала карбованца накануне предполагаемой денежной реформы, а с другой - сужает возможности маневра для НБУ накануне все той же реформы. В отличие от российского, украинский валютный коридор, если он состоится, - дитя скорее политики, чем экономической целесообразности, - политики вялого компромисса между согласованными с МВФ показателями девальвации карбованца и требованиями отечественных лоббистов-экономистов. Надолго ли будет установлен коридор и чем он закончится - обвалом, гривной или фиксированной «стенкой», зависит, опять же, от политики - монетарной, аграрной, официальной, российской, закулисной и т.д.
Вообще же «идеи «валютных коридоров», «потолков», «кредитных окон», имеют право на жизнь, - констатирует председатель правления банка ИНКО Петр Мирошников, - поскольку они рассчитаны на экономику в стадии реформирования. То есть, это все - инструменты для экономики, которая переходит из одного состояния в другое». И тут вашего автора настигает приступ «ностальгии по настоящему», как и всякого, кто задается вопросом: из какого «одного» в какое именно «другое» состояние мы переходим?
От существующего к возникающему
Если уважаемый читатель когда-нибудь пытался собственноручно избавиться от больного зуба, он интуитивно представляет себе, что может произойти, если государство само себя одновременно и строит, и реформирует, и корректирует. Практически выглядит это приблизительно так: «Государственная программа реструктуризации предприятий предполагает определение конкретных производств, которым будет оказываться помощь в приватизации и финансовая поддержка - из бюджета или посредством поощрительной политики НБУ по отношению к коммерческим банкам, работающим с такими структурами». Это - слова советника Президента Валерия Литвицкого. То, что по форме замысловато, зачастую имеет совершенно простой смысл: отношения банков, как структур коммерческих, и предприятий, числящихся в госсекторе, близки к выяснению.
Поскольку вместо приватизации украинская промышленность подвергается перманентной «реструктуризации» - непонятно, по какому принципу, то она,- промышленность,- и остается в государственно-коматозном состоянии. С другой стороны, отпущенная на рыночные хлеба финансовая сфера доросла до состояния, когда объемы операций, которые она потенциально может проводить, намного превысили все возможности негосударственного сектора. Петр Мирошников так формулирует проблему: «Другие негосударственные виды бизнеса в Украине безнадежно отстали от банковского бизнеса. Из этого положения есть только два выхода. Это или обвальная приватизация, или передача коммерческим банкам государственных проектов, проектов правительства, по обслуживанию госсобственности. Взамен на какие-то уступки со стороны коммерческих банков. Существует чудовищная диспропорция. Поэтому создание хозяйственных структур с приставкой «гос» сегодня оправдано, ведь если государство по-прежнему имеет огромную собственность в своем управлении, оно должно иметь и инфраструктуру, которая будет эту собственность обслуживать. Но поскольку доверия особого, как я понимаю, у государства к коммерческим структурам нет, оно идет по пути создания собственной инфраструктуры. Я не исключаю, что могут состояться покупки крупных коммерческих структур, скажем, пакетов акций, государством, правительством, для того, чтобы управлять госсобственностью. А по мере того как приватизация будет идти, будет происходить передача полномочий».
Создание Государственной инвестиционной компании, проект закона о государственном кредитном учреждении, планирующаяся организация бюджетного банка при казначействе свидетельствует о достаточно серьезных планах правительства по поводу управления госсобственностью.
Такой подход к ситуации представляется вполне здравым и реалистичным: если гора ну никак не идет к Магомету... Неясным остается только, что получится в итоге их встречи. И не окажется ли, лет этак через пяток, что все мы жили не в период коррекции курса реформ, а в период реставрации такого госкапитализма, по сравнению с которым тоталитарный социализм - замечательно гуманный строй? Впрочем, как бы этот период не назывался, он будет недолгим. Хочется верить.