Поддержать
Украина стала едва ли не первой страной, на себе ощутившей приближение американских президентских выборов. Наша поддержка и помощь стали заложниками многочисленных расхождений, подсвеченных очередной избирательной кампанией — между республиканцами и администрацией президента Байдена, в рамках самой Республиканской партии, сейчас переживающей особенно острый кризис идентичности.
Конечно, Украину не впервые пытаются использовать как мяч в американском политическом футболе, но впервые это происходит в момент, когда она ведет войну за выживание. Войну, которую даже Джейк Салливан признает как самое очевидное противостояние черного и белого, добра и зла.
Чтобы понять, сколько на самом деле Украины в обсуждениях поддержки Украины, стоит по крайней мере попробовать проанализировать реальные намерения как администрации, так и Республиканской партии в отношении завершения российско-украинской войны, а также спроектировать место нашей страны в президентской кампании Джо Байдена.
Реальные намерения и реальные действия
Наверное, едва ли не единственный позитив, который возник на фоне блокирования республиканцами поддержки Украины, заключается в том, что они вернули в повестку дня вопрос стратегии победы для Украины.
Слово «победа» в политическом Вашингтоне с начала войны и так произносили достаточно тяжело. Лично была свидетелем смешных ситуаций, когда дипломаты и политики делали паузу, думая, как его заменить даже в неформальных разговорах, где это слово выглядело просто must have (один дипломат после фразы «мы должны позаботиться о том, чтобы Украина...» вместо того, чтобы сказать «победила», долго думал и наконец выдавил из себя «оказалась на победной стороне»). А в момент, когда шансы на военный успех Украины застопорились вместе с нынешним контрнаступлением, это слово вообще начало становиться политическим и дипломатическим моветоном. Более того, даже украинские депутаты из провластной партии начали говорить о «плане войны», а не «плане победы». Зато республиканцы требуют у администрации Байдена именно план победы Украины в войне. Они (и об этом приходилось слышать непосредственно от республиканских конгрессменов во время визита нашей экспертной делегации в Вашингтон) хотят четко понять, как именно Белый дом собирается инвестировать затребованные у Конгресса средства в победу Украины — в частности, сколько территорий и за какое время удастся освободить.
Вопрос справедливый и близкий украинцам. Кому, как не нам, было понятно, что стратегия «так долго, как нужно» (as long as it takes), предложенная администрацией и безоговорочно подхваченная ее союзниками в мире, обречена на фиаско. Потому что для нас стратегия «так долго, как нужно» фактически является приглашением к войне на истощение, где у России очевидные преимущества.
Но имеем ли мы в принципе право критиковать стратегию того, кто в самые страшные времена помог нам устоять как государству? Несмотря на то, что мы стоим на ногах все еще качаясь, неуверенно, истекаем кровью и вместо старых ран у нас появляются новые.
Но ничто не мешает задавать вопрос об эффективности стратегии «так долго, как нужно» самим американцам — в частности представителям Республиканской партии. Хоть и по другим соображениям. Если у нас это вызывает прямую ассоциацию с приглашением к войне на истощение, то в американском обществе «так долго, как нужно» — это сразу дежавю с «бесконечными войнами» (forever wars), которые десятилетиями вела Америка, теряя жизни американских военных и закапывая в разные страны сотни миллиардов долларов. Да, Украина никогда не просила привлечь американских военных, только военную и финансовую поддержку. Байден тоже не устает повторять, что американские военные не будут воевать в Украине. И даже в том коротком общении на эту тему, которое у меня когда-то было с ним как вице-президентом, он четко дал понять: пока он жив и при власти, сделает все возможное, чтобы ни один американский солдат не ступил на украинскую землю.
Однако отсутствие американских военных в Украине не облегчает американскому избирателю ощущения, что война России в Украине превращается в еще одну такую ненавистную для американцев «бесконечную войну». Причем по иронии судьбы происходит это именно при президентстве Байдена, который свою президентскую кампанию строил не в последнюю очередь на том, чтобы как раз вывести Америку из бесконечных войн (отсюда хаотичное сворачивание сил в Афганистане), а не начинать новые.
Другим относительным позитивом для Украины в истории с помощью является то, что многие, возможно, даже большинство республиканцев, выступающих против помощи Украине, на самом деле не против Украины, а против администрации Байдена. Насколько в принципе можно быть в оппозиции к администрации и вместе с тем поддерживать Украину? Этот вопрос все чаще задают себе в офисах республиканских конгрессменов. «Мы убеждены, что это до сих пор возможно», — заверил меня советник одного из влиятельных республиканских сенаторов. На практике то, что это возможно, действительно подтверждают такие республиканские политики, как сенатор Джим Риш или конгрессмен Майк Тёрнер. Однако их менее опытные или более жадные к медийному и электоральному вниманию коллеги так явно не считают, оперируя другим подходом: чем чувствительнее ударишь по Украине, тем более жестким будешь выглядеть по отношению к администрации Байдена. А это серьезная заявка на успех среди республиканского электората, считающего Демократическую партию США большей угрозой для Америки, чем, скажем, хозяина Кремля. Президент Чехии Петр Павел на Форуме-2000 под глубоким впечатлением пересказал свой разговор с республиканским политиком, который ему именно так и сказал: «Я, скорее, найду общий язык с Путиным, чем с демократами».
На этом, собственно, позитив в истории с возвращением вопроса стратегии победы в повестку дня заканчивается. Начинаются реальные намерения тех, кто об этом плане говорит и даже подписывается под соответствующими письмами в администрацию. А реальные намерения части республиканцев (именно части, не всех) — использовать отсутствие плана победы у Байдена как повод заблокировать помощь. Стратегия победы Белого дома им на самом деле не особо и интересна. Им интересно загнать Байдена в ловушку. Ведь понятно, что никакого плана победы президент США не сможет предоставить, потому что не может гарантировать его выполнения. А следовательно, делает себя легкой мишенью в самый уязвимый момент, во время президентской кампании на переизбрание, которая и так будет весьма проблематичной, с учетом его основного соперника (спойлер — это не Трамп, это возраст Байдена).
Однако ключевой преградой для Байдена в обнародовании стратегии победы является то, что, несмотря на очень правильную риторику, признаков того, что у президента США начали считать победу Украины реалистичной задачей, в которую нужно инвестировать все ресурсы, нет.
По крайней мере в тех горизонтах планирования, в которых измеряется политическое время в США, — до президентских выборов в ноябре следующего года. Кроме того, популярный среди американских десижнмейкеров эпитет «нереалистичный» часто употребляют для замены понятия «слишком рискованный».
Какое место забронировано Украине в кампании Байдена?
Сегодня уже очень уверенно можно сказать, что тактика Байдена — быть одновременно осторожным и успешным в Украине — оказалась неуспешной. Но нет и никаких признаков того, что генеральную линию, взятую Белым домом на достижение так называемого переговорного урегулирования, пересмотрят. Нет даже признаков того, что сценарий этого урегулирования видится по-разному. Точнее, смесь условно корейского и условно израильского сценариев. Этакий корейско-израильский гибрид для Украины. Корейский — в плане завершения войны — умение вовремя распознать тупик на поле боя (здесь Зеленский многим в американской столице все больше напоминает южнокорейского Ли Сынмана) и попробовать заморозить конфликт без признания поражения ни одной из сторон. Несмотря на то, что у нас нет своей 38-й параллели, да и статуса-кво — где началась война, там и заканчивается — мы не достигли, учитывая новые оккупированные территории. Израильский же сценарий — в плане создания устойчивой безопасности — это помощь в обеспечении безопасности без реальных обязательств союзников вместо того же корейского двустороннего договора, предусматривающего реальные гарантии безопасности, американское военное присутствие или даже размещение американского тактического ядерного арсенала, какое-то время имевшее место в Южной Корее.
Проблема в том, что те, кто так боялся «катастрофического успеха» Украины во время контрнаступления и еще до его начала тестировал почву для потенциальных переговоров, настолько калиброванно подошли к подготовке этого контрнаступления, что вместе с военным успехом Украины на самом деле отдалили, а не приблизили перспективу переговоров. В дипломатический успех может конвертироваться только успех военный. Нет военного успеха — не может быть и дипломатического.
Хотя, как по мне, даже если бы Украина была суперуспешной на поле боя, дошла до административной линии с Крымом и инициировала переговоры с значительно более сильных позиций, возникает резонный вопрос: если Путин действительно заинтересован в победе Трампа на следующих выборах, какой ему смысл «дарить» Байдену хотя бы минимально пристойное «переговорное урегулирование»? Чтобы увеличить шансы на его переизбрание при условии, что в поединке Байден—Трамп все могут решать какие-то минимальные проценты?
Тем более что Байдену для позиционирования себя как «того, кто остановил войну» (не путать с «тем, кто победил в войне») много на самом деле не надо. Любое относительное затишье образца первой фазы российско-украинской войны, любые основания громко заявить «я остановил кровопролитие в Украине» будут достаточными, чтобы позиционировать себя во время кампании как великого миротворца. Один вопрос: согласится ли Украина молча помочь Байдену «продать» очередное переговорное творение как хотя бы частичную победу Украины?
Наверное, именно поэтому контуры кампании Байдена в части Украины, уже обрисовывающиеся в дискурсе и рекламных материалах демократов, весьма бледны и лишены особых амбиций. Речь идет в первую очередь о ставке на лидерство США в «объединении» более 50 стран мира в коалицию по сдерживанию РФ. А также о ставке на личную отвагу президента США. Отвагу, которая особенно проявилась в том, что он... будто бы был первым президентом, который со времен Линкольна посетил зону боевых действий, не контролируемую американскими войсками. Не знаю, насколько такие аргументы окажутся убедительными даже для электората Демократической партии, не говоря уже о независимых избирателях. Но рискну предположить, что это вряд ли совпадает с нашим, украинским, видением того, каким должны быть американское лидерство и американская отвага. Даже несмотря на то, что президент Байден в этом году впервые (обогнав президента Дуду) стал зарубежным лидером, которому больше всего доверяют украинцы, согласно только что обнародованному опросу по заказу Центра «Новая Европа».
Мы же оставим на усмотрение истории вопрос о том, может ли быть в принципе лидером в войне такого масштаба страна, которая боится Путина. И в десятичасовой ли поездке поездом в Киев должна измеряться отвага лидера «свободного мира»?
Удастся ли республиканцам параллельно загнать Байдена еще и в другую ловушку, не проголосовав за поддержку Украины? Вряд ли. Рискну предположить, что администрация весьма мастерски сможет это использовать в своих интересах — списать именно на республиканский Конгресс неуспехи Украины на поле боя и назначить именно республиканский Конгресс ответственным за то, что Украина вынуждена идти на переговоры с Путиным на невыгодных условиях. Да, звучит абсурдно и несправедливо, потому что именно Конгресс в большинстве ключевых вопросов был на шаг впереди администрации, подталкивал ее принимать сложные политические решения.
Контролировать то, что можем контролировать
Во время погружения в американские политические баталии может сложиться впечатление, что горячие дискуссии в США о поддержке Украины — это, в конце концов, не совсем об Украине. Отчасти это так, но лишь отчасти. Украина в них все же присутствует. А то, что происходит в Украине, непосредственно влияет на содержание и тональность этих дискуссий. Это и вопрос наличия плана победы у самой Украины (кстати, в администрации Байдена на упреки республиканцев об этом плане уверяют, что его должен предоставить именно Зеленский). И вопрос единства в самой Украине на уровне политического и военного руководства — о конфликте между Зеленским и Залужным нас спрашивали едва ли не на каждой встрече в Вашингтоне во время последней поездки несколько недель назад, а таких встреч было более сорока. Ничего удивительного: среди четырех типов единства, нужного для нашей победы (украинского, европейского, трансатлантического, американского), единство в самой Украине является ключевым. Не будет его, посыплется остальное. Делегация одной украинской партии в США — это хорошо, но это еще одно проявление нехватки такого единства даже на отдельно взятом парламентском треке. Не говоря уже о том, что намного более убедительными сейчас были бы не делегации политиков (безотносительно к партиям), а делегации в отдельные проблемные штаты наших ветеранов, религиозных деятелей и фермеров.
Отважусь предположить, что пока американские выборы будут проходить на уровне поединка Трампа с Байденом — политиков, отягощенных украинским досье эмоционально и институционно — Украина будет оставаться особенно токсичным вопросом.
Что нам в такой ситуации делать? Лучше всего (и это едва ли не основной вывод, который я привезла из США) по крайней мере попробовать контролировать вещи, которые мы можем контролировать здесь, внутри. Это и упомянутое выше единство, это и укоренение, а не одноразовое выполнение антикоррупционных реформ, результаты которых потом можно доносить конгрессменам и их избирателям, и мы в экспертной среде знаем, как это можно делать. Потому что американцы четко дали понять: коррумпированная страна имеет право на поддержку ровно до того момента, до которого есть угроза ее существованию как государства. Как только эта угроза отступает, включается логика жесткой обусловленности.
Хорошие новости для Украины и плохие для Путина заключаются в том, что даже среди республиканских праймериз-избирателей (а это более правый электорат) большинство выступает за поддержку Украины. Что, несмотря на недостаточную веру в победу Украины, преобладающая часть американцев желала бы именно победы Украины. Что на самом деле против Украины и ее поддержки выступает незначительный процент республиканских политиков. Большинство скептиков просто не верит в то, что Штаты сегодня в такой финансовой и военной форме, чтобы могли, как они любят говорить, идти и жевать резинку одновременно: справиться с внутренним экономическим, миграционным и другим вызовами, да еще и эффективно помогать другим странам. Или же одновременно давать отпор России и готовиться к потенциальному конфликту с Китаем.
Да, Россию не воспринимают как угрозу национальным интересам США, но Путина и дальше воспринимают как того, кто вызывает едва ли не наибольшее отвращение среди зарубежных лидеров и кого есть большое желание поставить на место, проучить. Американцы не всегда положительно воспринимают нашу войну как войну демократии против авторитаризма — слишком общо, слишком заполитизировано Байденом и демократами, но вопрос «свободы», за которую собственно борется Украина, вызывает симпатию и понимание (недаром Никки Хейли в своей риторике настойчиво называет Украину freedom loving nation — свободолюбивой нацией, а не просто демократией).
Завершу тем, чем завершают сами американцы — наши друзья в администрации, Конгрессе, аналитических центрах: keep pushing us. Продолжайте давить на нас. И мы это будем делать, будем пушить. Потому что, в конце концов, нельзя помочь Украине выстоять, не помогая ей выиграть войну.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google