Жизнь за решеткой

Огромные двойные ворота исправительной колонии отворялись медленно, с характерным металлическим скрежетом. Между ними клочок земли — еще не тюрьма, но уже не свобода. Рядом в вольере, осатанело бросаясь на сетку, заходилась лаем черноголовая клыкастая овчарка. Вышки с военизированной охраной. Невыносимая тоска начала невольно закрадываться в душу.

Торезская колония №28 приняла своих первых подопечных в 57-м и, случалось, насчитывала их до трех тысяч. Тогда у нее был статус строгого режима. Донбасс в то время обрастал подобными учреждениями принудительного содержания. В краю беглых каторжников (как иногда называют донецкие степи) всегда было кого сажать. Помимо исторической, существовала еще одна причина развития на Донетчине тюремного строительства, о которой советская власть никогда не забывала. Более того — как могла базировала на ней свою экономику. Промышленность требовала рабочих рук. Колонии же, во все времена и при всех народах, стабильно обеспечивали дешевую рабсилу.

Неудивительно, что в советскую эпоху, до конца 80-х включительно, департамент по вопросам исполнения наказаний традиционно занимал среди промышленных министерств почетные места по экономическим показателям. Донецкие колонии вносили в это дело свою весомую лепту. Без них послевоенное шахтостроительство, несомненно, не набрало бы столь стремительных темпов.

Почти в каждой колонии был свой завод. Помимо оборудования для шахт, металло- и деревообработки, строительных материалов, на их производственных мощностях, которыми можно было по праву гордиться, выпускались десятки наименований промышленных изделий. Например, из специализированной детской колонии поставлялись платы на Запорожский радиозавод. Кировская на 50% обеспечивала рессорами Горьковский автомобильный. А как не вспомнить в этом контексте уникальные, на грани искусства, зэковские изделия ручной работы? До сих пор «фишкой» высоких милицейских чинов считается делать друзьям подарки «с зоны», среди которых в особом фаворе — холодное оружие.

Однако грешно было бы утверждать, что страна не ценила труд заключенных. Они получали зарплату, половину которой, разумеется, отдавали государству. Часть второй половины шла на содержание в колонии. На оставшиеся деньги можно было довольно пристойно отовариться в магазине. (Чего никогда не видели там осужденные, так это спиртного, одеколона и шоколада, который почему-то тоже был запрещен, причем отдельным дополнением к правилам режима). То, что оставалось, автоматически шло на лицевой счет. Было время, когда, выходя на свободу, торезские «тяжеловесы» (те, кто «мотал» большой срок), кроме бесплатного билета домой и законных 25 рублей на дорогу, получали на руки сберкнижку с тремя-четырьмя тысячами. На свободе такие солидные деньги было не заработать.

Торезская колония в своих производственных подразделениях изготовляла все, даже такие сложные механизмы, как компрессоры и насосы. Производительность труда, по понятным причинам, была высокой, объемы реализации — тоже. К тому же собственными силами и средствами колония возвела в Торезе шесть многоэтажек. (К слову, на протяжении последних десяти лет не прекращаются разговоры о срочной необходимости строительства в Донецке нового СИЗО, поскольку старое не соответствует никаким нормам.) То были «золотые времена». Сегодня колония также находится на самообеспечении, как и все 20 подразделений областной системы учреждений по исполнению наказаний. Выпускает шахтное оборудование, рештак, провод, камень брусчатый для дорожного покрытия, металлический лист, разнообразные швейные изделия.

— Но мы можем давать продукции, дешевой, качественной и нужной, значительно больше, чем на 460 тысяч гривен в месяц, как сейчас, — утверждает начальник колонии, полковник внутренней службы Владимир Прозоров, который начинал здесь работать главным механиком, затем трудился на должности главного инженера, директора, а потому прекрасно знает это производство со всей его спецификой. — Беда в том, что нет рынка сбыта, хотя потребность и спрос на наши изделия очень высоки. Однако, как это ни странно, донецкие шахты, например, которые постоянно жалуются на затруднительное экономическое положение, не хотят брать у нас металлическую затяжку по нашей низкой отпускной цене — 7 гривен за погонный метр, — а предпочитают покупать ее у какой-то торговой фирмы-перекупщика за 30—40 гривен.

Значительные производственные мощности исправительных колоний области используются всего на треть. От этого страдает, возможно, даже не столько производственный, сколько человеческой фактор нашей деятельности. Мы не можем обеспечить работой тех, кто у нас отбывает срок. А ведь это молодые, здоровые мужчины двадцати-тридцати лет.

Официально Торезская исправительная колония числится предприятием государственной формы собственности, существующим на хозрасчетной основе. Это сейчас, наверное, единственное в Торезе и его окрестностях действующее государственное предприятие. Самому же государству, мягко говоря, безразлично, что происходит с его столь специфической производственной единицей, где простой, если рассуждать трезво, вообще немыслим.

Когда-то существовал госзаказ, и все было четко — от поставок до расчета. (На сегодняшний день, кстати, шахты задолжали донецким исправительным колониям 15 млн. грн., о которых последние уже даже не мечтают.) Руководство колоний, обеспечивая производственный процесс, который вместе с тем был и исправительно-воспитательным процессом, не думало о сбыте или сырье. Сейчас найти заказчика или покупателя очень трудно. Желающих сотрудничать с исправительной колонией почти нет. И даже не в силу каких-то моральных причин. Все гораздо прозаичнее — «откат» здесь невозможен даже теоретически.

Около года назад, понимая всю остроту проблемы, Донецкая областная госадминистрация под своей эгидой посадила за стол переговоров начальников колоний края и местных бизнесменов. Было принято решение на уровне исполнительной власти: предприятия края обязаны направлять заказ этим учреждениям. Откликнулись единицы — известная фирма «Норд», «Азовсталь», завод имени Ильича.

От вынужденного безделья и связанных с ним последствий торезских подопечных спасает библиотека. Довольно приличная — на три тысячи книг. Как уверяет библиотекарь — молодой человек из осужденных, многих читателей тянет на классику. Традиционно популярны детективы.

Рядом с библиотекой — храм. В приспособленной просторной и светлой комнате поочередно проводят службу представители почти всех вероисповеданий и конфессий. У каждого своя паства. Из 1834 осужденных православные богослужения посещают человек сорок-пятьдесят. Церковь Торезской колонии названа в честь святой Анастасии — утешительницы всех осужденных. Правит в ней уже несколько лет подряд отец Олег, один из первых священников, согласившихся прийти со словом Божьим к убийцам, насильникам, грабителям. Ведь в этой мужской колонии — сейчас она относится к среднему уровню безопасности — содержатся впервые осужденные на лишение свободы за тяжкие и особо тяжкие преступления. Треть из них совершили убийства. В Донецкой области, в 82-й исправительной колонии, действует храм, расположенный на территории тюрьмы. Его назвали в честь разбойника Раха, распятого рядом с Христом.

Два года назад здесь открыли школу. Слишком много в последнее время прибывает в колонию молодежи, не по собственной воле, конечно. Возрождается также система профессионально-технического обучения по рабочим специальностям — токаря, сварщика, бетонщика. Это хорошо во всех аспектах, поскольку на свободе уже почти не осталось ПТУ с такой учебной ориентацией. Все, словно сговорившись, готовят программистов и барменов. Хоть колония даст обществу необходимых специалистов.

Жизнь в колонии, разумеется, не сахар. Но в помещениях тепло. Если в Торезе уже забыли о нормальном водоснабжении, то здесь вода поступает круглые сутки из собственных буровых скважин. Питание вполне приличное. Что касается больного вопроса о сигаретах — хоть закурись. Главное — выполнять инструкцию, предписывающую каждому осужденному хранить при себе (в тумбочке, в карманах) не больше 30 пачек сигарет.

Недавно Торезскую исправительную колонию №28 посетил губернатор Донетчины Вадим Чупрун, выполняя приказ Президента областным руководителям — посмотреть, как и чем живут тюрьмы.

— Я ожидал увидеть более страшную картину, — откровенно признался губернатор. — С бытом вроде бы более или менее. Ужасно, что нет работы, нет заказов. Простаивают мощные производственные комплексы, а люди могли бы честным трудом сократить себе срок. Это вопрос номер один, который немедленно нужно решать, и я беру его на личный контроль. Гнетущее впечатление произвели рассказы осужденных о том, кто за что сидит. Да, многие из них совершили тяжкие преступления и отбывают заслуженное наказание. Но есть, к примеру, двадцатилетний парень, которого осудили на пять лет за кражу бензопилы. Другой получил такой же срок за сворованные полтонны лома.

…В Торезской колонии сидит настоящий орел. Уже не молодой. Сидит, поскольку не может летать. Его кормят, о нем заботятся. Пожалуй, ему хорошо. По крайней мере, лучше нигде не будет. Подавляющее большинство тех, кто здесь также сидит, знают, что лучше находиться по ту сторону металлических ворот. Какой бы мясной ни была в колонии котлета.