ТЕРРОР: МОЖНО ЛИ СПАТЬ СПОКОЙНО В УКРАИНЕ?

Полковник Морозов Александр Михайлович, доктор медицинских наук, профессор. Автор 125 научных трудов, шести монографий, ряда учебных пособий и изобретений. Специалист психологической подготовки, психологического сопровождения антитеррора, анализа психологических технологий. Разработчик новых психологических методик, активных подходов к использованию и обучению экстремальных переговорщиков. Внес весомый вклад в медицину, спортивную и военную науки, педагогику. Его научные разработки востребованы там, где человек действует на грани своих возможностей.

Война, насилие, террор — понятия, клишированные средствами массовой информации, особенно после событий 11 сентября 2001 года, вызывают у искушенного читателя разве что легкий вздох разочарования. Террор стал повседневностью. Привлечь внимание современного обывателя могут лишь «крутые» сцены насилия или документалистика с детальным показом результатов террористических актов или ответных «точечных ударов по террористам». Благородный порыв примелькавшихся теле-, радио- и газетных завсегдатаев, которые часто оказываются «экспертами» по всем существующим в природе вопросам, в том числе и терроризма, вполне понятен. Однако при этом остаются без квалифицированного ответа многие важные вопросы, не решив которые, мы так и не сможем понять, что же, собственно, с нами происходит. В чем причины насилия? Что такое террор? Возможно ли четкое безоценочное определение терроризма? Об этих и других вопросах — в беседе писателя Юрия Олейника с военным специалистом Александром Морозовым.

— Александр Михайлович, складывается впечатление, что все мы барахтаемся в едином бесконечном потоке, который называем политической историей. Это бесконечно длящийся поток, состоящий из переворотов, революций, войн, интриг, заговоров, преступлений, убийств. Этот поток, используя терминологию австрийского этолога Конрада Лоренца, называется биологической агрессией. Гомо сапиенс — единственный вид, который направляет эту агрессию не только вовне, то есть на другие виды живого, но и внутрь, на себе подобных. Похоже, что насилие является одной из интимнейших потребностей человека?

— Существуют две точки зрения по данной проблеме: агрессия присуща человеку изначально (в виде, как вы говорите, интимной потребности) и агрессия как чисто социальное явление (т.е. люди по своей природе хорошие и добрые, но жизнь может заставить взять в руки оружие и убивать других людей). Думаю, что бесперспективно становиться на какие-то крайние точки зрения. Как психиатр могу сказать с достаточными основаниями: существует категория людей, которые безотносительно от окружающей среды и ее воздействия будут совершать агрессивные поступки. Такие люди были, есть и будут. Но нельзя сбрасывать со счета и то, что те или иные социальные отношения в обществе тоже могут порождать агрессию. В силу различных обстоятельств отдельный человек или группа людей могут быть поставлены в такие условия, когда для того, чтобы защитить свою жизнь, свое достоинство, жизнь своих детей и будущее, они могут брать в руки оружие. Один загнанный в угол человек даст, как говорят, астеническую реакцию, то есть уйдет в себя и, в конце концов, умрет от тоски, а другой — возьмет в руки оружие и будет бороться. Поэтому для общества очень важно, чтобы каждый человек имел возможность решать свои проблемы законным путем, отстаивать свои законные права законным путем.

— С вашей точки зрения, существуют ли сегодня в Украине условия, которые могут вызвать агрессивное поведение? Есть ли у нас детонаторы насилия?

— Изучая и анализируя по роду своей деятельности различные проявления агрессии в различных странах в течение ряда лет, могу сказать, что в Украине не существует условий для детонации насилия. Да, мы живем небогато, да, у нас сплошь и рядом произвол чиновников. Но рядовой гражданин всегда где-то может найти выход. Участковый его обидел, он может пойти к старшему, старший обидел, он может пойти выше, вплоть до Верховной Рады и т.д.

— С нулевым результатом…

— Возможно. Но этого человека услышат. Он, может быть, не решит ни одной своей проблемы, но он выговорится и таким образом избавится от своего агрессивного потенциала. Пример без имен: семья, доведенная до отчаяния произволом местных чиновников. Конечно, и они сами не проявляли достаточной гибкости. Ведь мы знаем, что жизнь — это компромисс. А когда каждый начинает отстаивать свою крайнюю точку зрения, происходят столкновения. И вот, столкнувшись с произволом, семья пошла на угрозу террористического акта. Но когда соответствующие подразделения в полной боевой готовности прибыли на место, то увидели, что все их приготовления — напрасны. Один из «высоких» руководителей подразделения просто подошел к «террористам», поговорил, и инцидент был исчерпан. Но самое важное в этом эпизоде то, что никакие репрессивные меры по отношению к этим людям не были применены. Еще недавно их бы судили, и у них бы началась совершенно другая жизнь. Но в данном случае ситуация была проанализирована и разрешена. Мне кажется, что у нас, в Украине, любой человек, даже доведенный до отчаяния, всегда может найти какую-то точку опоры и разрядку. Может, это благодаря нашему менталитету, нашему пониманию жизни.

— Вот в этом контексте. Как известно, наилучшим выразителем менталитета, мировоззрения является язык. В начале 90-х годов я занимался вопросом наличия сленга в украинском языке. Известно ведь, что французы имеют свой сленговый язык — арго, англичане имеют свой — кокни, у русских своя феня и мат. А в украинском языке сленга, как языкового явления вообще не существует. Если вспомнить нашумевшую книгу Л.Подеревьянского, то там используется русский сленг. Если взять шире, то есть перейти к изучению преступного (читай — агрессивного) элемента в фольклоре, то Украина снова окажется на последнем месте (а на первом, судя по современному песенному репертуару, наверное, Россия). Я объяснял этот феномен тем, что в период бурного промышленного развития, когда шло становление городских низов — главных носителей сленга, во второй половине ХІХ века, украинский язык был запрещен. Его развитие происходило главным образом в сельских регионах, по своей социальной природе напрочь лишенных преступного элемента. И если связывать эти понятия — сленг-преступный элемент-агрессивность, а такая связь, безусловно, существует, то получается, что в украинской культуре нет агрессивного потенциала. Агрессия и украинская культура — понятия несовместимые?

— Знаете, все, что я говорю, — не мое частное мнение. Я всегда стараюсь дать явлению научную оценку, которая может не совпадать с моей личной, эмоциональной, оценкой. Да, в нашей культуре и в нашем менталитете не заложен агрессивный потенциал. Нет у нас этого, и слава Богу, какие бы причины ни стояли за этим фактом. Но вот вам другой пример из зарубежной прессы: когда американцы сидят перед телевизорами и им показывают точечные удары по Сербии или Афганистану и ракета попадает в цель, они аплодируют. Да, они глубоко убеждены, что их летчики-герои, а те — негодяи. Но человек, аплодирующий массовому убийству, носит в себе агрессивный, в том числе террористический потенциал. Этот человек готов уничтожать. Если ему показать, что вот это — враг, то он его готов уничтожать.

В культуре может быть заложен агрессивный потенциал. Есть народы, считающие себя избранными. В этом заложен огромный потенциал, прежде всего неуважения к другим людям и готовность их унизить, а в случае сопротивления — уничтожить. То есть там, где появляется идея превосходства, появляется идея насилия и террора.

— Вот вы употребляете два термина — насилие и террор. Откровенно говоря, оба эти понятия так «обработаны» нашими и не только нашими средствами массовой информации, что я, например, затрудняюсь ответить на вопрос, исчерпывается ли террор насилием? И, вообще, как соотносятся между собой эти понятия? Известно ведь, что самые большие проблемы в обсуждении любых вопросов возникают из-за нечеткого использования терминов и определений.

— Безусловно. Существует даже такая фраза: «Согласуйте термины, и у вас исчезнет половина проблем». Со своей стороны могу сказать: не только в средствах массовой информации, но и в юридической, медицинской и психологической литературе в контексте терроризма анализируются, например, и военные операции, и хулиганские поступки, и агрессивные действия психически больных, расширенные суициды и вооруженные конфликты локального значения. Понятно, что такое смешивание различных по своему содержанию и направленности явлений затрудняет их научный анализ, разработку адекватных профилактических мер и мер пресечения. Но при выработке общеприемлемого определения терроризма существуют и другие специфические трудности. Например, для большей части жителей США происшедшее 11 сентября прошлого года однозначно является террористическим актом. С другой стороны, для большей части бедного населения Земли, в том числе арабского и мусульманского мира, атака на США является справедливым актом возмездия вдохновителю и творцу этой бедности за унижения, причиненные североамериканцами. Другой пример — события в Югославии в 1999 году. В результате бомбовых ударов в жертву демократии было принесено несколько тысяч жизней мирных жителей. Граждане США считали своих летчиков героями, которые несут югославам счастье. Югославы же, на головы которых посыпались бомбы, считали действия североамериканцев государственным терроризмом. И еще. Действия вооруженных групп палестинцев против евреев расцениваются в арабском мире как национально-освободительная война, а в Израиле — как теракции.

— И при этом каждый находит неоспоримые аргументы собственной правоты, взывая к истории и т.д. И каждый отвергает аргументы противоположной стороны.

— Совершенно верно. Косовских албанцев мало интересуют аргументы сербов, Индонезия не понимает тиморцев, Англия — ирландцев, Турция — курдов, а Индия — Пакистан. И наоборот. И вот в этом потоке непонимания мы будем вращаться постоянно, называя друг друга террористами, пока не выработаем безоценочное определение терроризма. Определения, которое не будет направлено против каких-либо этнических, религиозных, политических, финансовых и прочих групп или организаций.

— Но ведь те же территориальные, экономические, этнические и религиозные противоречия всегда были, есть и будут, к сожалению, источником вооруженного противостояния. Правильно говорят, что история учит лишь тому, что она ничему не учит. Так неужели все-таки возможно дать четкое общеприемлемое определение тому же терроризму, учитывая опыт всех поколений?

— Да, возможно. Многолетние международные усилия по выработке определения терроризма показывают, что почти все предлагавшиеся ранее варианты грешат однобокостью и отражают стремление авторов «перевести стрелки» на своих противников, обезопасить себя. Сегодня в России принято антитеррористическое законодательство. Конечно, это огромный шаг. Жизнь вынудила дать определение терроризму. Но мне кажется, что они оказались не готовыми к глубокому научному анализу происходящих в стране событий. Они не учли всех факторов. Принятое законодательство — половинчатое, нечеткое. Следует сказать, что в научной литературе существуют разнообразные определения терроризма. Но все они грешат одним. Я бы назвал это ведомственностью. Юрист определяет терроризм как юридическое явление, психолог — как психологическое, политик — как политическое.

— Я, например, помню такое: «Террор — расправа с политическими противниками путем насилия»...

— Да, есть такое расхожее определение: терроризм — это политически мотивированное вооруженное… и т. д. Но почему политически мотивированное? При чем тут политика? Для научного анализа терроризм следует выделить прежде всего как явление. Разве война всегда политически мотивирована? Она может быть экономически мотивирована и даже личностно. Некоторые определения носят религиозный характер с указанием конкретной религии. Другие — слишком пространный описательный характер, стараясь охватить все возможные проявления терроризма. Но мало кто обратил внимание на то, что определение уже заложено в самом термине «террор». В переводе с латинского языка это означает «устрашение». Поэтому в научном определении террора я бы выделил именно этот аспект. Террор — это целенаправленное устрашение. И тогда логично, что террористическая акция — это однократная спланированная акция устрашения. Отсюда: терроризм — целенаправленная деятельность, связанная с осуществлением системы спланированных акций устрашения, а террорист — это человек, занимающийся осуществлением акций устрашения. Террористическая деятельность может включать действия отдельных личностей, групп людей, отдельного государства или группы государств, которые преследуют осознанную и спланированную цель устрашения отдельных людей, групп людей, отдельной страны или группы стран. Кроме того, терроризм имеет 17 отличительных признаков, но это уже отдельный, специальный разговор.

— То есть амплитуда террора как явления может охватывать и, как сейчас модно говорить, гендерные отношения, отношения в семье и отношения в государстве.

— Совершенно верно. От бытового до государственного уровня. К спланированной акции устрашения можно отнести и школьный террор, когда, например, один сильный ученик угнетает морально, физически и тем самым устрашает другого, более слабого, и делает его жизнь невыносимой. Террором является также и устрашения в семье, на работе, устрашение, которое используют конкурирующие фирмы и учреждения, представители власти, частные лица и т. д. К террору следует относить все, что приводит к эффекту устрашения. Поэтому и правовой подход к оценке террора как бытового, так и государственного должен быть идентичным, естественно, с учетом размаха и последствий содеянного.

— Если я правильно понял, террор не исчерпывается насилием.

— Когда говорят о терроризме, то, как правило, подразумевают тот или иной вид физического воздействия: выстрел, взрыв, поджог, убийство, захват заложников или заражение окружающей среды ядовитыми или радиоактивными веществами, возбудителями болезней и т.д. Но следует обратить внимание на то, что существует терроризм психологический, не использующий средства физического воздействия на противника и рассчитанный на воздействие информацией, которая приводит к устрашающему эффекту.

— То есть вы делите террор на два вида — физический и психологический. Если можно, пожалуйста, подробнее о психологическом терроре. Как специалист-психиатр и как автор очень интересной книги «Психологическая война».

— Вот вам конкретный пример. Победы на фронтах Второй мировой войны подняли авторитет СССР на международной арене. В 50—70 годах ХХ века развитые капиталистические страны потерпели ряд поражений от СССР. Вы помните неудачи США в Корее, Вьетнаме, на Кубе, Ближнем Востоке, в ряде африканских и латиноамериканских стран. Произошел распад колониальной системы. В этой обстановке руководство мировых капиталистических государств осознало, что в прямом военном противостоянии им не одолеть СССР. Начались поиски выхода из сложившейся ситуации. И здесь произошло событие, которое, образно говоря, по масштабам превосходит создание атомной бомбы, лазерного оружия и полет в космос вместе взятых. Настало понимание того, что полем боя могут быть умы людей, их сознание и что средства массовой информации являются невиданным по мощности оружием. Наука показала, что сознанием можно манипулировать практически в неограниченном масштабе. А люди с измененным сознанием сдадутся без боя, отдадут все свои материальные блага и вдобавок сами себя уничтожат, произнося при этом здравицы в честь завоевателей. Поэтому, кроме соперничества в военной и экономической сферах, началось соперничество в области индивидуальной и массовой психологии. Некомпетентное престарелое правительство СССР руководствовалось марксистской мифологией и было сформированным по принципу партийной лояльности. Оно ничего не смогло противопоставить жесткому и прагматичному противнику в психологической войне. Разгром СССР произошел в первую очередь на интеллектуальном уровне. Сюда можно отнести не только изменение мировоззрения, но и тотальный непрофессионализм.

Результаты психологического устрашения так же материальны, как и при физическом устрашении. Согласно статистическим данным, потери народонаселения бывшего СССР в период с 1992 по 1999 годы, то есть за период демократизации и государственного самоопределения республик, стали сопоставимы с потерями СССР в Великой Отечественной войне.

— Вы сказали «манипулировать сознанием людей». Но каким образом? В книге «Психологическая война» вы писали о том, что просмотр телепрограмм имеет все признаки гипнотического сеанса. Человек располагается поудобней, полностью расслаблен, практически ни о чем не думает… Есть какие-то специальные приемы для внушения информации?

— Конечно. Они известны давно и хорошо отработаны. Используя специально разработанные аудио, визуальные, аудиовизуальные информационные ряды, для начала следует приучить население к средствам массовой информации как к чему-то обыденному, повседневному, без чего невозможно обходиться как без сигареты, водки, секса. Отличительной особенностью этих информационных программ является их легкость для восприятия, поверхностность, банальность. Они приучают человека бездумно воспринимать практически любую информацию. Примерами таких упрощающих человеческую психику и устраняющих критику программ служат многочисленные бесконечные телесериалы, круглосуточные радиопрограммы, на которых малообразованные диджеи предлагают примитивную и однообразную музыку, вереницы газетных статей о том, кто с кем сожительствует, кто и как быстро разбогател, как быстро похудеть, поглощая много пищи и ничего не делая, о пользе пива, джин-тоника, курения, водки и т. п. Важнейшим условием эффективности такого воздействия является его тотальность и непрерывность.

После нивелирующей подготовки населения начинают появляться программы, рассчитанные на манипулирование общественным сознанием. Главным воздействующим началом таких программ является ложь, подаваемая различными изощренными способами. Лживую информацию необходимо не только изготовить соответствующим образом, но и подавать в форме, удобной для восприятия, и подающий «утку» тоже должен иметь благообразный вид.

Погружение в информационное поле, состоящее из сплошных регулируемых потоков лжи, осуществляется за счет прямой грубой лжи (для быстрого решения краткосрочных задач), лжи, подаваемой при помощи специальных лингвистических приемов (для решения среднесрочных задач), и лжи, которая оснащается «научным обоснованием», историческими экскурсами, яркими, подаваемыми в искаженном виде, примерами, мнением дутых авторитетов, подставных специалистов (для достижения долгосрочных целей). Кстати, ложью можно назвать все, что вводит в заблуждение. Например, полуправду, недосказанность, двойственность информации и т. п. Профессиональная ложь многообразна.

Весь комплекс информации, рассчитанный на манипулирование общественным сознанием, подается с применением физиологических и психологических законов ее восприятия. Используются специально смонтированные видеоряды, особое построение текстов, особый темп и модуляция речи. Собственно, на лжи и манипулировании сознанием построена значительная часть средств массовой информации.

— То есть если я раньше не смотрел телевизор, то теперь подумаю, стоит ли лишний раз включать радио…

— Дело не в этом. Смотрите и слушайте на здоровье. Но при этом старайтесь, по крайней мере, хоть как-то анализировать увиденное и услышанное. И второе: мое определение терроризма ориентирует не только на анализ содержания подаваемой информации, но и на анализ способов подачи, особенностей восприятия и результатов воздействия информации.

— Думаю, что важнее всего то, что ваше определение терроризма, особенно психологического, может значительно затруднить манипулирование общественным сознанием и повысить ответственность средств массовой информации перед обществом.

Мы говорили о том, что в Украине нет агрессивного потенциала и нет условий для возникновения террора. Однако вполне возможно, что она может стать разменной картой в игре двух противоборствующих стран. То есть ее территорию могут использовать другие страны для своих «разборок».

— События 11 сентября показали, что нет стран, неуязвимых для террора. Нет такой страны, которая была бы полностью защищена от террора. В Украине ожидать какой-то террористической активности очень сложно. Мы должны признать, что высшее руководство страны и силовые структуры всегда старались организовать дело таким образом, чтобы не допустить использование террористической деятельности для решения политических, экономических, финансовых вопросов. Украина — достаточно демократическая страна, чтобы не иметь корней терроризма. Но мы не должны забывать, что это центр Европы. И кому-то может прийти в голову мысль сводить здесь счеты со своими политическими и иными врагами. Я хочу привести свежий пример о том, что третьи страны могут действовать на территории Украины. Совсем недавно мне попадается известная киевская газета, очень читаемая. И там — на страницу статья об одной из наших небольших сопредельных стран, стране-соседе, которая очень часто подвергается нападкам, особенно ее президент. Весь тон статьи такой, как будто Украина готовиться вступить в войну с этой страной. Высмеивание традиций, унизительные комментарии по поводу образа их жизни. Хотя население этой страны заслуживает всяческого уважения. Человек, любящий свою страну и думающий об ее политических интересах, не напишет этого. Ну, тут можно возразить, мол, это просто субъективное видение данного автора. Но на полстраницы дается фотография президента той страны. И вдруг я ощущаю — какое-то отталкивающее лицо, вызывающее неприятные эмоции. Как специалист, я решаю провести эксперимент. Я показываю портрет нескольким своим знакомым: вы знаете этого человека? Да, говорят, знаем. Какой неприятный тип! Я начинаю анализировать фото по квадратам и вижу, что лицо (вероятно, компьютерным способом) изменено: подбородок сокращен, зубы выдвинуты вперед и слегка увеличены клыки, один глаз скошен очень сильно…

— Но все это в пределах человеческого облика?

— Да, конечно. Все чуть изменено, и в результате получается отталкивающее впечатление. А это результатом субъективного видения автора быть не может. Кто-то совершенно сознательно работает в этом направлении у нас тут, в Украине. Хотя, я повторяю, для нас это дружественная страна, дружественный народ, с которым нас связывают кровные и исторические узы. Это конкретный пример того, что в Украине мы можем все предпринимать для того, чтобы ничего плохого у нас не произошло, но кто-то нам это плохое может привнести. Вот поэтому как бы хорошо у нас ни было, мы должны работать над этими проблемами и быть готовыми к их решению.

— И последний вопрос как к военному специалисту: если все-таки возникнет террористическая активность, готовы ли наши спецслужбы, силовые ведомства к подавлению такой деятельности?

— Недавно я слышал оценку одного из ветеранов антитеррористического движения: ни одно их подразделений по борьбе с терроризмом в других странах не находится на таком высоком уровне развития, как в Украине. И это не преувеличение. Даже если предположить, что возникнет угроза террористического акта высокого уровня, то наши подразделения готовы контролировать ситуацию очень эффективно. Их немного, этих подразделений. Но они имеют очень высокий уровень подготовки и готовы отразить любой террористический акт на воде, под водой, на земле, под землей, в воздухе и даже при условии возникновения террористической войны как в Чечне, ситуация останется под контролем. И, поверьте мне, это не преувеличение.