Пожизненное содержание — 20 гривен в месяц

Договоры о пожизненном содержании пожилых людей с последующим правом унаследования их жилья — неплохой вариант решения квартирного вопроса, но только в том случае, если опекунская сторона честно выполняет взятые на себя обязательства. В противном случае конфликт с последующим судебным разбирательством неизбежен. Самое обидное, что порой старики то ли по наивности, то ли боясь обидеть недоверием будущих опекунов, собственноручно подписывают совершенно абсурдные договора, превращающиеся для них в мины замедленного действия. Нечто подобное произошло и с 73-летней жительницей Перечина (Закарпатье) Елизаветой Прибитковской.

Разговаривать с Елизаветой Михайловной чрезвычайно трудно — вспоминая судебные заседания, она не может сдержать эмоций и через каждые несколько минут начинает рыдать.

— Показываю судьям квитанции и чеки, что все это время я сама платила за коммунальные услуги, телефон, покупала лекарства, — говорит женщина сквозь слезы. — Никто не смотрит, никому это не нужно. Неужели я никак не могу разорвать этот договор? Я ведь еще живой человек…

Лишь когда прошу немного рассказать о себе, женщина наконец успокаивается и с посветлевшим лицам начинает вспоминать мужа, родственников во Львовской области, свою работу деловода в лесокомбинате…

— Последние годы жизни Роман очень болел, — рассказывает Елизавета Михайловна. — Еще в 45 лет стал инвалидом второй группы — у него был атеросклероз и закупорка артерий, а потом еще добавилась болезнь Паркинсона. Мы бедствовали, денег на лекарства не хватало, вот муж и предложил отдать квартиру Чудиновым, чтобы они за нами присматривали. Мы знали эту семью более тридцати лет, я — крестная мать их сына Владимира, который живет в Ужгороде и впоследствии стал опекуном. Сначала думали передать квартиру через завещание, но его мать не согласилась: «Что такое завещание? Пустая бумажка, — сказала она. — Лучше заключить договор о пожизненном содержании». Мы подумали пару недель и согласились. В марте 1998 г. я отвела мужа, который уже еле передвигался, к нотариусу, та сообщила, что Володя обязуется нас содержать, и мы подписали документ. Я всю жизнь проработала с бумагами, а здесь даже не прочитала, под чем подписывалась, так доверяла им.

Экземпляр договора о пожизненном содержании Прибитковским на руки не выдали, и это неудивительно. Через несколько лет знакомая принесла Елизавете Михайловне копию документа, в котором черным по белому напечатано, что в обмен на квартиру Владимир Чудинов «…обязуется: а) предоставить Прибитковским право бесплатного пожизненного проживания в отчуждаемой квартире; б) полностью содержать их, предоставляя необходимое питание, одежду, обеспечить надлежащий уход и необходимую помощь; в) похоронить Прибитковских после смерти». И дальше: «Стоимость питания, одежды, присмотра и необходимой помощи определяется сторонами в размере двадцати гривен ежемесячно». На то время это было 11 долларов. Слова «двадцать гривен ежемесячно» немного смещены в сторону и вниз, вероятнее всего, их допечатали уже после подписания документа. Выяснить это обстоятельство не удалось, поскольку нотариус, которая до сих пор работает на своей должности в Перечине, на неоднократные вызовы в суд так и не явилась.

— Пока муж был жив, Чудиновы заходили, — продолжает Елизавета Михайловна. — Приносили фрукты, сладкое. Денег нам не давали вообще. Болезнь прогрессировала, вскоре мужу дали первую группу инвалидности, из-за закупорки артерий мозга у него начались проблемы со зрением. Чтобы купить дорогие лекарства, нам пришлось продавать вещи. Сначала пошел кирпичный гараж («Запорожец» продали еще раньше), потом — дачный участок, золотые украшения. Володя прекрасно знал, что мы остро нуждаемся в деньгах, ведь некоторые вещи я продала его родителям — новые упакованные столовые приборы, диван-кресло за 60 гривен… Лекарства привозили знакомые из Ужгорода, и однажды я попросила передать глазные капли Володину жену. Даже за это пришлось дать ей деньги…

В апреле 2000 г. муж умер. Похоронила его вдова за свой счет, опекуны не дали ни копейки. Лишь принесли некоторые продукты и помогли подготовить поминки. Памятник тоже оплатила сама. Просила Володину мать помочь принести на могилу чернозем, но она отказалась.

После смерти мужа Чудиновы вообще перестали приходить, хотя вдова предлагала им переселиться к ней. Как-то одна знакомая принесла копию договора, и Елизавета Михайловна прочитала о тех злополучных двадцати гривнях. Но ссориться с опекуном не хотела, не до того было. Лишь когда услышала от людей, как Владимир хвастался: «Роман умер, значит, половина квартиры уже моя», не выдержала и пошла к районному прокурору. Тот, прочитав договор, посоветовал: «Обращайтесь в суд. Вам даже не нужен адвокат, я сам за вас заступлюсь». Через несколько дней Чудиновы узнали об этом и очень просили не разрывать договор, опять обещали помогать. И женщина поверила. После этого Чудинов ежемесячно стал высылать вдове по почте 40 гривен — вот и вся помощь. Иногда она заходила к его родителям, но надолго задержаться там не могла. Кому приятно выслушивать «шутки»: «Ха, ты такая здоровая, что нас еще переживешь!»

Двухкомнатная квартира общей площадью 53,8 квадратных метра, в которой живет Елизавета Михайловна, находится в самом центре Перечина (полчаса езды от Ужгорода), на первом этаже пятиэтажки. В комнатах с потолка свисает штукатурка. Пол и сантехнику пора менять. Дом отключен от центрального теплоснабжения, поэтому соседи давно установили индивидуальное отопление. Е.Прибитковская надеялась, что то же сделает и опекун, однако он на это тратиться не стал.

В 2004 г. она перенесла тяжелую операцию. На лекарства пришлось потратить большие деньги, но ни опекун, ни его родители ничем не помогли, хотя врачи звонили им. В прошлом году новая болезнь — опоясывающий лишай. Это воспаление нерва, от которого не помогают даже сильнейшие обезболивающие. От невыносимой боли, которая выкручивала позвоночник и поясницу, она кричала так, что слышали соседи. И опять никакой помощи от опекунов, помогли посторонние люди.

Встретила как-то Володину маму в городе, пожаловалась на болезнь, так она отрезала: «Ты хочешь, чтобы я возле тебя постоянно сидела?»

Осенью Елизавета Михайловна принялась собирать справки, чтобы получить льготы на оплату коммунальных услуг. В мэрии попросили домовую книгу, а когда та сказала, что не имею, сообщили: «Как не имеете? У вас ведь Володя Чудинов прописан». После этого она пошла к его родителям и сказала: «Не хочу ничего с вами иметь, не нужен мне договор, я верну все, чем вы помогли». Через несколько дней пришел Володя и запросил за разрыв договора пять тысяч долларов. «За что? — спросила она. — Чем ты мне помог? Другие опекуны такие памятники поставили людям, оставившим им квартиры, а ты мне хоть копейку дал?» Он помолчал и ответил: «Пять тысяч долларов или суд».

В ноябре 2005 г. Е.Прибитковская официально отказалась от 40 гривен ежемесячной опекунской помощи и подала в суд иск о разрыве договора. Судья просил стороны решить вопрос миром, и В.Чудинов согласился на полторы тысячи долларов отступных. Но в последний момент передумал.

— С моей стороны на суде выступал парень, два с половиной года живший у меня на квартире и видевший, что опекуны ничем не помогали, — рассказывает Елизавета Михайловна. — А Володя привел знакомых своих родителей и даже двух моих соседей, которые утверждали, что собственными глазами видели, как опекун носил мне сумки с продуктами. Я потом спрашивала их: «Как вы могли говорить такое? Разве вы хоть раз видели здесь Володю?» Сосед ответил, что увидел его первый раз на суде и что «…там, наверное, что-то напутали». А соседка призналась, что пошла свидетельствовать, потому что к ней приходила Володина мама и очень плакала.

Перечинский райсуд разорвал договор пожизненного содержания, после чего В.Чудинов обратился в апелляционный суд, который рассмотрел дело в июне прошлого года.

— Заседание продолжалось пятнадцать минут, — рассказывает Елизавета Михайловна. — Один из судей говорит: «Вы подписали такой договор, опекун его выполнял, так чего еще хотите?» Постановили апелляцию В.Чудинова удовлетворить, договор пожизненного содержания оставить в силе. Я просто встала и, не сказавши слова ушла.

— Я постоянно живу здесь два последних года, до того лишь приезжала время от времени, — говорит соседка Василина Александровна. — За все это время видела маму Володи Чудинова лишь два раза. Первый раз она пришла, когда Лиза заболела, но, так и не дождавшись ее (соседка пошла в поликлинику на уколы), ушла. Второй — перед судом кричала здесь так, что слышали все соседи: «Ты задумала продать квартиру? А поделиться с Володей?» Володю я знаю лично, и тоже ни разу его здесь не видела. Ни продуктов, ни чего-то другого никто соседке не приносил. Хотя помочь надо было, и неоднократно. Когда у Лизы был опоясывающий лишай, она по ночам от боли не спала. Иногда позвонит ночью и просит: «Можно у вас немного побыть?» Мы сидели и разговаривали, ведь когда человек не один, боль легче переносить.

Отопления у соседки нет, и в прошлую зиму, когда было до 30 градусов мороза, она придет к нам, посидит, скрючившись, возле конвектора, согреется, а потом дома обкладывает себя бутылками с горячей водой. Всю зиму спала в спортивном костюме, дыша холодным воздухом.

Владимир работает главным специалистом в управлении имуществом ОГА и на свои отношения с Е.Прибитковской смотрит по-иному.

— Елизавету Михайловну я знаю с малых лет, ведь она моя крестная, — говорит Владимир Александрович. — В 1998 г. у них в семье сложилась очень тяжелая ситуация, поэтому крестная пришла к моей маме, которая всегда ей помогала, и предложила оставить квартиру, чтобы за ними присматривали. Мама предложила оформить все на меня. Сначала речь шла о дарственной, но нотариус предложила составить договор о пожизненном содержании. Я не очень и вникал, какая между ними разница. Пока муж Елизаветы Михайловны был жив, мы ходили и помогали каждый день, а после смерти похоронили его за свои деньги. Затем я приходил раз в неделю, зато Елизавета Михайловна сама каждый день приходила к моим родителям. Смотрела телевизор, брала продукты, мы вместе отмечали праздники, она была как член семьи.

Я и ремонт делал в ее квартире. Чуть что произойдет, мама звонит: «Володя, срочно приезжай, нужно замок у Лизы починить». И туалет забитый у нее чистил. Через несколько месяцев после смерти мужа Елизавета Михайловна впервые захотела разорвать договор, и я согласился. Но потом она передумала — пусть все остается по-старому. И до конца 2005 г. все просила прощения: «Это меня люди подговорили, а вы так помогаете». Мне тогда юрист посоветовал оформить помощь документально, и я ежемесячно стал посылать в Перечин по 40 гривен.

— Почему же тогда она решила разорвать договор?

— Три года у нее на квартире жил следователь районной прокуратуры. Думаю, это он подговорил ее продать квартиру (по некоторым данным, двухкомнатная квартира в центре Перечина, которую можно использовать под бизнес, стоит от 12 до 30 тысяч долларов. — Авт.), купить однокомнатную в другом месте и немного заработать на этом. По своей работе квартирант хорошо знал судей, поэтому решение Перечинского суда и получилось таким интересным. На стороне истицы выступил один лишь следователь, а на моей — около десяти человек, в том числе соседи крестной, которые подтвердили, что мы носили ей продукты и помогали. Судья не смог опровергнуть эти свидетельства, тем не менее вынес решение разорвать договор. Но апелляционный суд разобрался, кто прав.

— Вы считаете, что за 20 гривен в месяц, оговоренных в договоре, реально содержать пожилого человека?

— Дело не только в этих деньгах, но и в продуктах, а также другой помощи, за которую никто не брал квитанций или расписок, но которую видели посторонние люди. Мы помогали крестной и в больнице, просто свидетелей с собой не брали, потому что не думали, что дело дойдет до суда.

— В какую сумму вы оцениваете свою помощь Е.Прибитковской за все это время?

— Я предлагал — давайте две тысячи долларов и разойдемся. Она — нет, одну тысячу. Следователь и адвокат предложили мне полторы тысячи, и я согласился. Но потом меня начали дурить — 300 долларов сразу, а остальные после суда. Тогда я вообще отказался. Считаю, что полностью выполнял свои обязательства. Елизавета Михайловна с помощью следователя (он теперь работает в областной прокуратуре) подала кассацию в Верховный суд. Как он решит, так пусть и будет…

После апелляционного суда договор о пожизненном содержании снова вступил в силу, однако никакой пользы от него Е.Прибитковская не ощущает. Ежемесячная помощь (которую опекун с недавних пор поднял до 60 гривен) автоматически возвращается в Ужгород. Коммунальные услуги, питание, лекарства и все остальное пенсионерка оплачивает из своего кармана (оформить субсидию или какие-то другие льготы Елизавете Михайловне невозможно, поскольку юридически ее содержит опекун), а как будет зимовать в холодной квартире — не знает. Одинокая женщина уверена, что договор следует разорвать, поскольку мизерная помощь опекуна совершенно не соответствует его содержанию о надлежащей помощи и уходе. Косвенно это подтвердил и сам опекун, сказав, что оценивает свою помощь в две тысячи долларов. Если разделить эту сумму на семь с половиной лет, минувших с марта 1998-го по ноябрь 2005-го, получится по 22 доллара в месяц. Можно ли на такую сумму «предоставлять необходимое питание, одежду, обеспечивать надлежащий уход и необходимую помощь» пожилой женщине, нуждающийся в регулярном лечении, — вопрос риторический.