Деоккупированные территории: медицинские мобильные бригады

После зачистки деоккупированных территорий их населению, кроме прочего, будет крайне необходима медпомощь. На выручку могли бы прийти мобильные медицинские бригады, которые в Украине уже работают. Однако их деятельность пока что недостаточно урегулирована. Преимущественно медики работают либо на волонтерских началах, либо в рамках тех или иных проектов.

Недавно один из таких проектов подвел промежуточные итоги своей работы в населенных пунктах Киевщины, пострадавших вследствие оккупации, — Буче, Ирпене, Бородянке, Гостомеле, Макарове и отдаленных селах региона. Проект, реализованный совместно ОО «Академия Семейной Медицины Украины» (ОО АСМУ), Бюро ВОЗ в Украине и Минздравом, был сосредоточен на лечении хронических неинфекционных заболеваний, включительно с сердечнососудистыми, гипертонией, респираторными заболеваниями и диабетом, которые остаются основной причиной преждевременной смерти в Украине.

С конца мая по август шесть команд врачей семейной практики совершили более 90 выездов в громады и оказали медпомощь более 3000 пациентов, что вдвое превысило запланированное количество консультаций.

О том, с какими вызовами пришлось столкнуться врачам, и как упорядочить деятельность мобильных медицинских бригад, ZN.UA обсуждало с членом правления ОО АСМУ, семейным врачом Ириной Волошиной.

— Ирина, какие проблемы вы увидели на деоккупированной территории Киевщины?

— В начале проекта (в конце июня) и в конце промежуточного этапа (в августе) координаторы собирали, так сказать, полевую информацию. Практически во всех громадах сначала был осложнен доступ не только к врачам, но и к удовлетворению базовых потребностей — в воде, средствах гигиены, медикаментах. В конце августа незакрытых базовых потребностей осталось процентов 30. В ряде населенных пунктов — селах Мощун, Мостыще — проблемным оставался доступ к питьевой воде, регулярной и полноценной пище. Это повышает уровень тревожности населения, а также создает дополнительные риски.

Основная проблема до сих пор — доступ к аптечной сети, программе «Доступное лекарство» и врачам. Особенно в небольших городках и отдаленных селах, где и до войны были только фельдшерско-аптечные пункты, и многие медики выезжали. Консультирование происходило в очень сложных условиях — при отсутствии воды, часто в помещениях в аварийном состоянии.

— Что поразило больше всего?

— Количество пациентов: их у нас было вдвое больше, чем мы ожидали. Это свидетельствует о том, что потребность в медпомощи колоссальная.

Фото предоставлено автором

Сейчас по мобильным командам работают также некоторые международные проекты. Иногда они пересекаются по локациям, но на этом поле нет конкуренции, может быть только партнерство. Все усилия должны быть направлены на помощь населению, страдающему в военное время. И если до войны, когда на какую-то отдаленную локацию приезжали другие консультанты, от местных врачей, скажем так, чувствовалась ревность, то теперь такого не было. Все понимали необходимость. Кроме того, прежде чем ехать, мы спрашивали, нужна ли наша помощь.

Поразили стойкость врачей и населения. Иногда пациенты приходили, просто чтобы рассказать о своей жизни: у одного человека разбомбили дом, у другого — проблема отдать ребенка в детсад, третьему трудно добраться до больницы. Мы очень радовались, когда узнавали, что в некоторые громады потом приезжали узкие специалисты, в частности и из Охматдета, хотя это уже был не наш проект.

Было больно от того, что за 50–60 километров от Киева люди готовят пищу на костре. О каком-то и Интернете, тем более о нормальном покрытии, нет даже речи. Врачи не могут внести данные в ЭСОЗ. Они делают это, когда возвращаются домой.

— Вы собирали цифры, сколько медиков выехало и сколько из них вернулись?

— В рамках нашего проекта не собирали. По неофициальной статистике, от 15 до 30 процентов (По словам заместителя министра здравоохранения — около 1%. — А.К.). Но даже в течение двух с половиной месяцев проекта часть их вернулась. Однако нехватка медиков чувствуется.

— Насколько я понимаю, нехватка медиков — одно из важнейших обоснований необходимости проекта?

— Не только. И даже не главное. Основная причина — это то, что война заострила хронические проблемы, в частности и потому, что люди прекратили или прервали лечение. Например, это послужило причиной сердечнососудистых осложнений. Причиной обращений 72 процентов наших пациентов были хронические сердечно-сосудистые заболевания, у 68 процентов была артериальная гипертензия (повышенное давление), которая нуждалась в медикаментозной коррекции.

Такая же ситуация и по диабету. В нашем проекте мы занимались преимущественно людьми с диабетом второго типа. В этой ситуации человек день-два может прожить без лекарства. Однако продолжительное прерывание, к тому же стресс обостряют проблему. Это касается и других заболеваний, обострившихся во время войны. На фоне продолжающегося стресса я ожидаю, к сожалению, всплеска инфарктов, инсультов. И об этом нужно думать уже сейчас. Направление к специалистам или на госпитализацию получили 18 процентов пациентов.

Фото предоставлено автором

Пока продолжается оккупация, а потом — разминирование территорий, люди оставались почти без медпомощи и аптек, которые только начали восстанавливаться. Это еще один вызов.

До многих сел доступ был осложнен из-за разрушенных дорог и инфраструктуры и отсутствия общественного транспорта. Но во многих населенных пунктах инфраструктура и до того не была идеальной. 

— Каковы результаты проекта, и что дальше?

— Мы уже помогли многим людям. Однозначно, этот проект был и есть обоснованным. Поэтому мы собрали информацию относительно потребностей по другим регионам. Много населения переместилось в другие регионы, и там первичное звено тоже не выдерживает нагрузки. За консультирование людей, которые являются внутренне перемещенными, врачи не получают никакой доплаты. То есть для них это такое добровольное обязательство. Волонтерская деятельность — это одно. Но если у тебя было две тысячи деклараций, а потом добавилась еще тысяча, и за нее ты не получаешь никакой доплаты, это неправильно.

Мы понимаем, что война будет продолжаться еще не один день, и нужно думать, как модифицировать систему, оптимизировать первичное звено. Ведь врачи тоже люди, и нельзя пренебрегать их потребностями. Предоставление помощи должно быть эффективным, безопасным и согласованным. Поэтому мы сейчас планируем, во-первых, расширение на другие регионы. А во-вторых, планируем участвовать в диалогах, которые, возможно, будут касаться формирования нового пакета НСЗУ по мобильным командам. Это важно доказать тем, кто выделяет финансирование на государственном уровне.

Ну и, конечно, основная наша цель — максимально помогать населению. Оно в этом нуждается. Планируем продолжить проект в Киевской, Черниговской, Харьковской, Волынской, Сумской, Черкасской и Хмельницкой областях.

Фото предоставлено автором

— Сейчас никакого механизма оплаты работы мобильных бригад нет?

— Пока что все мобильные бригады либо добровольные, либо проектные.

В чем нюанс волонтерских выездов? Волонтер думает: «Поеду я сейчас на Харьковщину. Там есть потребность». Таких случаев много. И мы, конечно, им за это весьма признательны, но в такой деятельности нет системности. Человек приехал, проконсультировал день-два, и потом неизвестно, приедет ли он снова. То есть здесь вопрос постоянства. Первичная медпомощь — это, прежде всего, постоянство. Это дает пациенту уверенность, что ему есть к кому обратиться, что его не бросят на произвол судьбы. Должен быть четко сформированный график выездов мобильных бригад, понятный состав команды, алгоритм, где это будет происходить.

Не секрет, что когда в самый острый период приезжали волонтеры, то зачастую они абсолютно бесконтрольно раздавали какие-то гуманитарные медикаменты — антибиотики или гормоны. Только на основании того, что человек говорил: «Мне нужно». Что вызвало у медицинского сообщества сильное беспокойство. Все-таки выдавать гуманитарные лекарства следует более продуманно, и это должны делать медики.

Мы сейчас не говорим о периоде полной оккупации и состояния полнейшей безысходности. Но нужно немного смотреть в будущее — продумывать, как подготовить громады к возможному повторению такой ситуации. Это вопрос кризисной коммуникации. Надо понимать, кто будет ответственным в громаде за выдачу экстренного лекарства.

Например, к вопросам экстренной контрацепции, к консультациям изнасилованных детей и женщин страна вообще не была готова. В составе рабочей группы экспертов я писала предложения относительно того, как правильно обновить нынешний приказ по насилию.

Если бы в громаде, которая оказалась в оккупации, были таблетки экстренной контрацепции, которые в течение пяти дней можно было бы дать человеку, пострадавшему от насилия, то у него бы не было ни нежелательной беременности, ни инфекции.

К сожалению, у нас к этому никто не был готов, хотя можно и надо было подготовиться. Есть четкие протоколы, алгоритмы. Даже уже есть подготовленные пакетики. Нам их пересылали и из Британии, и из Дании. В острейший период я передавала такие пакетики на оккупированные территории.

Лишь одна таблетка. К сожалению, этот препарат на уровне Минздрава в Украине даже не зарегистрирован. У нас зарегистрирован левоноргестрел, но он имеет больше побочных эффектов, подходит меньшему контингенту и действует в течение трех дней.

— Уже прошло более полугода. Все эти вопросы до сих пор не урегулированы?

— Во время военного положения у нас разрешается использовать гуманитарные лекарства. А когда его отменят? Все забудут? Кто-то должен ворошить этот вопрос и держать его под контролем.

Все на самом деле происходит очень медленно. Пока что прошли первые тренинги по подготовке некоторых групп медиков на Киевщине. Опять же, мы говорим не обо всех медиках, а только об избранных — как коммуницировать и куда начать двигаться, если к ним обращаются женщины, пострадавшие от насилия.

Наш проект больше касался обострения хронических болезней. Сейчас мы фактически работаем уже с последствиями того, что произошло. Возможно, это не моя компетенция, но я уверена, что необходимо продумывать коммуникации на будущее. Говоря об уверенной жизни в громаде, следует говорить и о подготовке. 

Фото предоставлено автором

— Кто входил в состав ваших мобильных бригад? Возможно, кого-то не хватало?

— В целом в разных проектах разный состав мобильных команд. В одном, например, есть мобильные команды по вакцинации. В другом — кризисные психологи, социальные работники. В нашем проекте в каждой команде были водитель и два семейных врача. К нам обращались и беременные, и дети. Но преимущественно это были люди преклонного возраста с хроническими заболеваниями. Хотелось бы включить в команду, по крайней мере, одну медсестру, которая бы выезжала от определенного медучреждения с боксом вакцин, чтобы сразу и вакцинировать (поскольку это группа риска) и взять какие-то анализы. В этом однозначно была необходимость. Но мы ограничены в своих возможностях и не можем все сделать сразу. На будущее, если это выйдет на государственный уровень, такое нужно планировать.

— Как, на ваш взгляд, это могло бы быть организовано на государственном уровне? Сколько должны быть таких бригад? Как они должны функционировать?

— Видение такое. Есть, например, в районе больница, к которой приписаны села. К сожалению, часто бывают ситуации, что люди должны ездить к врачу. И зачастую у них нет либо транспорта, либо средств на него. Система «Доступное лекарство» работает не в каждой аптеке, и у населения есть постоянная необходимость в гуманитарном лекарстве. Поэтому логично, чтобы хоть раз в неделю приезжала мобильная бригада и предоставляла комплекс услуг — консультацию, вакцинацию, направление к узким специалистам по необходимости. И, в том числе, чтобы привозила лекарства по программе «Доступное лекарство», если это заранее оговорено. Ведь, например, как свидетельствует опыт проекта на Киевщине, у 65 процентов населенных пунктов расстояние до аптеки — 10 км и больше, система общественного транспорта не налажена. Ассортимент лекарств в аптеках крайне ограничен.

Возможно, кто-то скажет, что медики и так должны все это делать. Могу сказать, что средств, которые выделяются в рамках обслуживания одной декларации, на выезде точно не заплатят. А чтобы выехать, необходимы ресурсы — не только автомобиль, но и горючее, водитель, которому нужно платить зарплату. Ведь врачу сложно сесть за руль рано утром, вернуться поздно вечером, а затем еще и карточки заполнять. Так что это вопрос коммуникации между громадой и конкретным медицинским учреждением. Перекладывать эту ответственность на плечи сугубо медучреждения я бы не стала. Должно быть общее решение.

Фото предоставлено автором

— Насколько я знаю, вы из Запорожской области? Где вы сейчас и что с вашей практикой?

— Это отдельная тема. Мой дом и моя практика — в городе Бердянск, который сейчас под полной оккупацией россиян. Однако моя клиника функционирует. Сотрудники ходят на работу, в крайне трудных и ограниченных условиях бесплатно предоставляют помощь. Я с ними на связи. Насколько это возможно, конечно.

Доступа к моему собственному дому у меня нет. То есть сейчас я фактически осталась без жилья. Таких, как я, в проекте еще двое — врач из Херсонщины, из города Олешки, и врач из Приморска.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Новая волна ковида и готовность Украины к химическим и ядерным атакам

— Что бы вы посоветовали врачам, которые в такой ситуации, как вы, или остаются на оккупированной территории?

— Тем, кто выехал на безопасную территорию, где бы вы ни были — в Украине или за рубежом, советую не терять ваших профессиональных навыков, стажироваться, участвовать в волонтерских, гуманитарных проектах, где вы просто необходимы. Мне очень досадно, когда я вижу медиков, которым пришлось выехать и которые сейчас не работают. На самом деле громадам ваша помощь теперь крайне нужна.

Тем, кто в оккупации... Чрезвычайно трудно подбирать слова. Я с этими коллегами постоянно на связи. Восхищаюсь стойкостью их нервной системы. Честно, не знаю, как они все это выдерживают. Давление просто невероятное. Пожелание одно: все-таки не рисковать собственной жизнью и, возможно, практиковать в более безопасном месте, чем сейчас.

Больше статей Аллы Котляр читайте по ссылке.