УКРАИНСКИЕ СТРАНИЦЫ В «ИСТОРИИ ФРАНЦИИ»

Появление в книжных магазинах роскошного издания «История Франции» Вадима Ададурова стало событием на украинском книжном рынке. Для этого было, как минимум, три причины: во-первых, исследования по неукраинской истории вообще очень редко появляются на нашем рынке, во-вторых, если они и появляются, то, как правило, речь идет о переводных изданиях, в-третьих, единичные книги, написанные украинскими учеными, преимущественно выдержаны в рамках старой методологии. В случае с «Историей Франции» Вадима Ададурова все три стереотипа украинского книжного рынка сломаны. Речь идет об абсолютно оригинальном издании, синтезировавшем около двухсот книг и статей французских историков и вместе с тем представляющем украинскую перспективу истории Франции. Книга появилась в результате сотрудничества двух львовских университетов — Национального имени Ивана Франко и Украинского католического. Ирония ситуации в том, что свою историю Франции Вадим Ададуров написал, ни разу так и не посетив Францию. Уже позже по инициативе Украинского католического университета он получил годовую научную стипендию для стажировки в одном из парижских университетов. Вернувшись из Франции во Львов, Вадим Ададуров согласился дать интервью о самой книге и о своем опыте пребывания во Франции. В этом году книга В.Ададурова получила наивысшую оценку на Форуме книгоиздателей во Львове в номинации «Учебники и пособия для высшей школы».

— Как-то господин Жуковский, председатель НТШ во Франции, перечитав мою книгу, упрекнул: «Очень интересно, но почему только дважды упомянуто об Украине?». Мой аргумент был таков: если описывать историю Франции, то следует вспоминать государства пропорционально к их реальному влиянию на жизнь и перемены во Франции. Поэтому в книге чаще всего упоминаются Испания, Англия, Германия, Швейцария. Сегодня во Франции вполне искренне спрашивают, где находится Украина. Когда шутя отвечаю, что недалеко от Швеции, они удивляются и комментируют: «О, у вас много снега». Уровень знаний французов об Украине всегда был мизерным. Говорить можно разве что о цивилизационном взаимовлиянии Франции и Украины. Первый момент, масштабы которого до сих пор еще до конца не выяснены, — это Анна Ярославна. После бракосочетания Анны и Генриха наследника назвали греческим именем Филипп, поскольку род Рюриковичей имел связи с Византией. Это была топонимическая революция, указывающая на то, что король все-таки слушал свою жену. С другой стороны — король Франции был тогда фактически одним из многих равнозначных по родовитости сеньоров. Породниться с византийскими императорами было для него большой честью, и принятие этого имени стало рекламой для правящего королевского рода. Имя «прижилось» столь успешно, что во Франции было шесть Филиппов. Позже оно массово распространилось на Западе, в том числе и в Испании. Это культурное влияние. Бытует мнение, что после смерти своего мужа Анна Ярославна была регентшей при малолетнем сыне. В средневековье ничего не происходит внезапно, это очень статичное общество. Люди живут, механически копируя жизнь предшественников, а минимальные изменения трактуются как грех, то, что от дьявола. Если применить эту концепцию к Анне Ярославне, то, поскольку она вторично вступила в брак — с графом Раулем де Крепи — и родила от него детей, вассалы не могли признавать ее повелительницей. Ведь своим поступком она опозорила честь королевы. Любовные отношения в средневековье всегда были причиной конфликтов — разводы, публичные осуждения, отлучение от Церкви. Стоит прибавить, что, по средневековым представлениям, женщина — существо, которое нужно унижать, указывая ей место в обществе. Поэтому нет оснований утверждать, что в тогдашнем обществе она играла реальную политическую роль. Культурные влияния были, а политические — нет. Даже через 200 лет, когда Бланка Кастильская выполняла функции регентши при своем сыне Людовике ІХ, бароны столь неистово воспротивились этому, что в течение трех лет не могли управиться с вассалами. Те восстали против того, что женщина правит в государстве. И это в ХІІІ веке, когда распространялся культ Богородицы в Северной Франции. При жизни Анны Ярославны (ХІ в.) Богородица играла незначительную роль в церковном культе, далеко не такую, какую играет в нынешнем католицизме. Новации — культ Богородицы, современный брак — вводятся только в ХІІ—ХІІІ вв. Именно это стало объектом моего исследования: рождение современной семьи, индивидуализм, уважение к женщине. Это вещи, которые можно отследить в истории.

Второе упоминание об Украине касается восстания Пилипа Орлика. Хотя, собственно, к Франции оно не имело никакого отношения, скорее, упоминалось в контексте войн с Габсбургами. Почему Украина интересует Францию в начале XVIII столетия? Франция воюет с Габсбургами, против которых воюет Турция, а ей, в свою очередь, противостоит Россия. Чтобы усилить Турцию, нужно было ослабить Россию. И это можно было сделать при помощи украинцев.

— Вы продолжаете исследовать отношения Украины и Франции?

— Мои нынешние исследования касаются политики Наполеона относительно Восточной Европы. Я имею дело с документами, которые большинство исследователей даже в руках не держали (книга Ильи Борщака «Наполеон и Украина», как это ни обидно, богата на выдумки, — такое впечатление, что с архивами он серьезно не работал). Представление французов об Украине в начале XIX в. можно почерпнуть из одной докладной записки сотрудников Министерства иностранных дел Наполеону. Там они называют украинцев нацией. Очень интересно сопоставлять разные документы с описанием Украины. В некоторых украинцами называют исключительно казаков (крестьяне — не украинцы), а уже при описании казаков фигурируют такие наименования, как нация, организованное войско или орда. Наиболее характерны определения украинцев как малороссов — это якобы «россияне, разговаривающие на польском языке».

— Изменилось ли, по вашему мнению, отношение к Украине современных французов?

— Для современных французов ничего не изменилось. По крайней мере на уровне руководства их министерства иностранных дел взгляд на Украину остался прежним: французы в ожидании, когда Россия наконец восстановит свою мощь. Массово изучают русский язык, восхищаются российским большевизмом, троцкизмом. Молодые французы-троцкисты ходят на собрания, убежденно защищают свои взгляды, блокируют американское посольство в Париже во время событий в Ираке, бьют витрины МакДональдсов, неистовствуют в метро, а полиция на это не обращает внимания. Для меня это цивилизация другого мира. Как говорят поляки, они не жили при коммунизме, поэтому никогда это не поймут. Украина для Франции — terra incognita. И тем более я удивился, когда в львовской маршрутке услышал французский язык: выпускник Сорбонны приехал отдохнуть в Карпаты. Он тоже удивился, что во Львове можно встретить кого-то, кто хорошо знает Париж и может поговорить о последних новостях. Для французов Украина — глубокая и далекая провинция, даже несколько более экзотичная, чем Африка и Азия.

— Что нового прибавляет ваше издание к общей картине украинской историографии?

— Когда я защищал в 1997 году кандидатскую диссертацию, один выступающий сказал, что исследование темы заполняет очень большой пробел в украинской историографии. А один из присутствующих профессоров бросил реплику: «Украинская историография — сплошной пробел». Он был прав. Как по мне, украинская историография похожа на больную птицу: одно крыло под названием «история Украины» — очень развито, второе — «история зарубежных стран» — немощное. Впрочем, как бы лягушка ни хвалила свое болото, она его не прорекламирует. Мы не сможем рекламировать свое государство изданиями по истории Украины, не продающимися на иностранных языках, поскольку никто их не будет читать. Французов можно шокировать исследованиями истории Франции, написанными в Украине. Это реальный способ.

Украинские историки могут использовать определенные аспекты. Скажем, исследовать демографические процессы на основе документов, связанных с ментальными оценками состояния общества в XVII в., которые хранятся во львовских архивах. В 1975-м французский историк Эмманюэль Ле Руа Лядюри написал книгу «Монтаю, горное село» (о еретиках), использовав единственный источник — реестр памьерской инквизиции: допросы еретиков, записанные инквизиторами. Откровенные рассказы об их жизни: кто с кем предавался любви, кого предавал, от кого имел детей — полностью описана вся жизнь села в фолиантах. Во Львове есть подобный источник о судебном процессе над еретиками в XVII веке. Применив ту же методологию, можно реконструировать ментальность населения Львова XVII ст. То есть описать стиль жизни: как люди жили, что думали, как одевались, чем питались. История не столь отбелена, как подается в учебниках. Она грязная. Если хотим писать историю человека, должны увидеть его, по крайней мере в воображении: ощутить запах его тела, понять, приятно или неприятно общаться с личностью, которая очень отличается от нас своими параметрами психики, поведения, взглядами на жизнь. Гипотетически этот человек для нас — как НЛО.